Мозаика (в сокращении) - Сохейр Хашогги

— Столько я заплатить не в состоянии.

— Увы… Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

На этом разговор был закончен. Расплакаться она себе позволила только в лифте.

Глава 8

Прошло еще два дня — безо всякой надежды. В тот субботний вечер Дина была одна. Она переключала телевизор с канала на канал, но везде показывали какую-то ерунду. Зазвонил телефон.

— Миссис Ахмад? — спросил хриплый мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Джон Констентайн. Я иногда работаю с Грегори Эйнхорном. Он дал мне ваш телефон. И сказал, что не смог взяться за ваше дело.

— Он рассказал вам обо мне? — спросила Дина настороженно.

— Только то, что я вам сказал. И предложил мне пообщаться с вами. Если вас это интересует, я могу попытаться вам помочь. Вы можете связаться с ним и проверить.

— Вы работаете на Грегори Эйнхорна?

— Точнее, с ним. Иногда.

Хриплый голос почему-то внушил ей доверие. Дина решилась:

— Да, меня это интересует. Я готова обсудить с вами свое дело.

— Отлично. Когда вам удобно?

— В любое время.

— Если хотите, можем встретиться сегодня же. Через час.

Была не была, подумала Дина.

— Да, давайте через час. — Она назвала кафе в трех кварталах от своего дома.

— До встречи, — сказал Констентайн.

Впервые за много дней Дина почувствовала, что нашла опору. Через сорок пять минут она вошла в кафе, села за столик, заказала кофе. Потом еще чашку. Взглянула на часы. Прошел час пятнадцать минут.

Наконец в кафе появился высокий смуглый мужчина со средиземноморскими чертами лица. Он тут же направился к ней:

— Миссис Ахмад?

— Да.

— Вы будете что-нибудь есть? — спросил он.

— Нет.

— А я умираю с голоду.

Констентайн заказал себе гамбургер и тут же перешел к делу:

— Эйнхорн не посвящал меня в подробности, но я знаю, что от дел он отказывается по двум причинам: либо считает дело слишком опасным, либо ценит свою работу слишком высоко. Иногда — и то и другое. Полагаю, это как раз ваш случай.

— А что вы можете рассказать о себе? — поинтересовалась Дина. Речь шла о ее детях, и ей не нужен был какой-то захудалый любитель.

Он улыбнулся, продемонстрировав ровные белоснежные зубы и чувство юмора.

— У нас с Эйнхорном разные методы. Наверное, мы преследуем разные цели. Я работаю без шума. И не превращаю каждый случай в военную кампанию. Если я берусь за работу, то и риск беру на себя. Вы мне расскажете, в чем ваша проблема?

Она рассказала. А когда закончила, он сказал:

— Я беру пятьсот долларов в день плюс расходы. В данном случае расходы будут в основном на авиабилеты. Если вы меня наймете.

— А что я получу взамен?

— Своих детей.

У Дины перехватило дыхание. Он говорит правду или это пустая бравада? Нужно позвонить Саре и Эммелин. Или маме. Или Дэвиду Калласу. Или всем им. Впрочем, других вариантов у нее все равно нет.

— Когда вы можете начать?

Первая рабочая встреча Дины и Джона Констентайна состоялась у нее дома, через два дня после разговора в кафе. Он был одет в черную спортивную куртку, черную толстовку и серые брюки. Дина предложила кофе, и он прошел за ней на кухню.

— Здесь здорово! — сказал он, усевшись за огромный стол. — Чувствуешь себя как за городом.

Пока она варила кофе, Констентайн достал блокнот и включил диктофон.

— Новости от Карима есть? — спросил он.

— После нашего с вами разговора — никаких.

— Вы ему звоните?

— Звонила несколько раз, хотела поговорить с Сюзанной и Али. Но всякий раз, когда я звоню, выясняется, что они не могут подойти к телефону. Похоже, мне разрешено беседовать с ними, только если рядом Карим.

— А кто отвечает на звонки?

— Обычно Сорайя, жена его младшего брата.

Дина налила кофе.

Констентайн записал что-то в блокнот.

— Так, понятно, — сказал он, — теперь расскажите, что происходило в тот день, когда Карим увез детей.

Она рассказала все, что помнила. Не утаила ничего. Он слушал внимательно, не перебивал. А потом попросил показать комнату детей. Она отвела его наверх. Он взглянул на игрушки, открыл шкаф, где оставалась какая-то одежда, но ничего не записал. Затем они вернулись на кухню.

— Близнецы… — сказал он. — Кто из них лидер?

— Лидер? — Дина никогда об этом не задумывалась.

— Всегда, если детей двое, один становится главным. С близнецами наверняка то же самое. Вот я и хочу знать, кто из них кого слушается.

— Сюзанна чуть взрослее. Все девочки раньше взрослеют.

— Значит, в необычной ситуации брат последует ее примеру?

— Думаю, если для них это будет важно, они станут действовать сообща.

Он кивнул и вставил в диктофон новую кассету.

— А теперь расскажите мне все, что можете, про дом, в котором они сейчас живут. Вы, как я понимаю, там бывали. Расскажите, что за люди там живут. Какие у них привычки. Вспомните все, что сумеете.

Теперь он часто перебивал ее вопросами и, несмотря на включенный диктофон, делал пометки в блокноте. Особенно его интересовали Самир и Сорайя. Как Дина к ним относится? А как они относятся к ней? Она могла сказать одно: Самир ее явно недолюбливает, а Сорайя относится с сочувствием. Иногда ей казалось, что у них с Сорайей много общего. Может быть, потому, что они вышли замуж за родных братьев. Или потому, что они обе женщины в мире мужчин.

Вопросов было много. В каком районе живет семья Карима? Есть ли в доме другие дети? Прислуга? Кто делает покупки? Где? Когда? Ахмады очень религиозны? Какие у семьи связи в правительственных кругах Иордании?

Она рассказывала все, что знала. Семья религиозная, но без фанатизма. Они знакомы со многими влиятельными людьми, в том числе и с королевской семьей.

— Уж не знаю, рассказывал ли он вам об этом, но именно это и не устроило вашего приятеля Эйнхорна, — сказала Дина.

Констентайн кивнул. Его, судя по всему, связи Карима заботили мало. Дине он нравился все больше и больше. Он показался ей более внимательным, чем Эйнхорн. И более человечным.

Наконец он захлопнул блокнот, выключил диктофон.

— Мне надо немного над этим поработать, — сказал он. — Разведать обстановку, побеседовать кое с кем. На это уйдет несколько дней. А потом мне нужно будет слетать туда, чтобы все увидеть собственными глазами. Я это вам говорю, потому что лечу за ваш счет.

— Я это поняла.

— Дайте мне неделю, от силы две. Пока я здесь, буду звонить вам ежедневно, а оттуда — как получится. А затем мы с вами обсудим план действий.

— Вы можете хотя бы в общих чертах обрисовать этот план?

Он пожал плечами:

— Пока что нет. Все случаи разные. Заранее ничего сказать нельзя. — Он на мгновение задумался. — Самая большая удача, когда задание отменяется, — сказал он. — Когда родителям удается договориться.

— Боюсь, в данном случае на это рассчитывать не приходится.

Он снова пожал плечами:

— Всякое бывает.

Дина вдруг поняла, что возлагает все надежды на человека, о котором почти ничего не знает.

— А как вы стали заниматься такими вещами? — спросила она.

Он улыбнулся уголками губ:

— Случайно. У друга моего друга возникли проблемы. Меня спросили, не могу ли я помочь. Я вник в суть дела. Все получилось. Вскоре меня попросили о такой же услуге. Я понял, что эта работа мне нравится и она у меня получается.

— Вы служили в полиции?

— Было и такое. Вы хотите выяснить, кто я и что я? — Он снова улыбнулся. — В юности я совершил ошибку — пошел в морскую пехоту. Прежде всего чтобы насолить отцу — он-то надеялся, что я буду учиться в Колумбийском университете. Решение было совершенно идиотское, и в конце концов я оказался в так называемой морской разведке. Пару раз получал повышение, мог стать кадровым военным, только вот вся эта система была не по мне. Несколько лет я прослужил в полиции Нью-Йорка. До сих пор время от времени выполняю для них кое-какие поручения — в качестве вольнонаемного, так сказать. Когда началась война в заливе, ко мне снова обратились. Что нам с вами очень пригодится.

— Вы знаете Иорданию? — спросила она.

— Там я не был. Но работал с парочкой иорданцев. Одному из них оказал большую услугу. Так что там есть на кого опереться.

— Это меня радует, — сказала Дина. Очень радует, добавила она про себя.

Констентайн не выказывал желания продолжать рассказ, поэтому она задала вопрос сама:

— Вам нравится то, чем вы теперь занимаетесь?

Он задумчиво кивнул:

— Нравится. Понимаете, я берусь за дела вроде вашего. И чувствую, что помогаю восстановить справедливость. Делаю добро. Ради детей.

— Расскажите о каком-нибудь вашем деле, — попросила Дина.

Он удивленно вскинул брови.

— Не надо подробностей, не надо имен. Просто расскажите, как это было. — Она вспомнила рассказ Эйнхорна про вертолет в парке.