Под мраморным небом - Джон Шорс

налились свинцом.

И вот, когда я уже распрощалась с жизнью, рядом со мной упала веревка. Я схватила ее одной рукой, и Аурангзеб подтащил нас к лодке. Мы ударились об ее борт. Низам вытащил из воды мальчика, потом меня. Я рухнула на Низама и заплакала от облегчения и горя, ибо я знала, что Аурангзеб проигнорировал мои мольбы и пришел на помощь только тогда, когда нас заметили рыбаки.

Я хотела заговорить, но в глазах потемнело, и я потеряла сознание. Почти не почувствовала, как мы пристали к берегу. Потом меня куда-то понесли, перед глазами замелькали тени. Я видела образы – возможно, во сне. Наконец меня укутали в одеяло. Потом мама обняла меня, стала что-то говорить, но я не понимала ее слов. Мне казалось, я куда-то погружаюсь, потом медленно выкарабкиваюсь. Когда вокруг наконец-то просветлело, я открыла глаза. Я лежала на ложе из одеял и подушек, устроенном на ковре. Мои родители и братья сгрудились возле меня.

– Мама? – пробормотала я.

Услышав мой голос, она стала целовать мое лицо, губы:

– Ох, Джаханара, как же ты нас напугала!

Ко мне наклонился отец:

– Ты поранилась, дитя мое?

– Нет... нет, папа.

Я увидела слезы в его глазах и тоже заплакала. Мои родители крепко держали меня, будто я все еще тонула. Мама сжимала мои руки. Отец, по натуре более чувствительный, чем любой другой мужчина из тех, кого я знала, сказал:

– Лучше потерять империю, чем тебя! Как бы небо стало жить без своих звезд?

– Ему было бы одиноко, – сказала я, так как, несмотря на присутствие близких, чувствовала себя одинокой.

– Сегодня ты проявила мужество, – сказал отец, погладив меня по щеке.

– Да, – подтвердила мама, и я поняла, что она гордится мной еще больше, чем отец, потому что от женщин обычно не ждут мужественных поступков. – Ты спасла ребенка.

– Правда?

– Правда. Да благословит тебя Аллах, – ответила мама и добавила: – А твой брат спас тебя.

– Но он...

– Позже поблагодаришь, – перебил Аурангзеб меня, выступив вперед. На его щеке краснел порез.

Я помассировала виски, словно пытаясь стереть из памяти события этого дня.

– Я... я очень устала. – На Аурангзеба я смотреть не могла.

Отец ушел, и комната постепенно опустела. Когда Дара направился к выходу, я жестом попросила его задержаться. Он закрыл дверь и подошел ко мне.

– Почему ты плачешь? – спросил он.

– Потому что он... потому что Аурангзеб видел меня, – прошептала я и со слезами в голосе добавила: – Он хотел, чтобы я погибла.

Дара замер, почесал лоб под тюрбаном:

– Хотел, чтоб ты погибла?

– Да!

– Глупости, Джаханара.

– Нет, не глупости! Не глупости! Он бросил меня умирать.

– Он спас тебя, взял у рыбаков лодку, чтобы вытащить тебя из реки. Он сказал...

– Он лжет!

Дара отступил от меня:

– Я собственными глазами видел, как он тебя спас. Он даже сам поранился, когда вытаскивал тебя из воды.

– Это я его поранила!

– Тебе нужно отдохнуть. – Дара повернулся к двери. – У тебя в голове полная неразбериха. Как только ты отдохнешь, кошмары рассеются сами собой.

Но я знала, что отдых не умерит мои страхи.

И мне было так одиноко! Казалось, комната сжимается, душит меня.

Топит меня.

ГЛАВА 3

Детство прошло

Говорят, время лечит любые раны. Хоть я и не была с этим согласна, должна признать, что по прошествии месяцев меня все меньше и меньше мучили кошмары, связанные с Аурангзебом. И вот настал день, когда я смогла взглянуть на него без содрогания, не спрашивая себя, почему он хотел, чтобы я утонула. Я ненавидела его за то, что он украл у меня детство, за то, что по его милости за одну ночь я превратилась из девочки в молодую женщину, но эта перемена была неизбежна. В конце концов, я была принцесса, которой с детства внушали, что в жизни все непросто. Сыновья и дочери императоров должны взрослеть рано, и, говоря по чести, до сей поры я увиливала от ответственности. Но после вероломства Аурангзеба я распрощалась со своими детскими привычками, ибо знала, что им нет места в мире взрослых.

В последующие месяцы коренным образом изменился весь мой образ жизни. Вместо того чтобы искать развлечений, я усердно занималась. Если прежде я уклонялась от своих обязанностей, то теперь исправно выполняла свой долг. Каждый день я проводила долгие часы в гареме, изучая все предметы – от архитектуры до танцевального искусства и политики. Пока большинство девочек делали друг другу прически и учились готовить экзотические блюда, я осваивала искусство каллиграфии и географию. Мама приносила мне стопки книг, и я штудировала их, не оставляя без внимания ни одну тему, ни один предмет, даже если они казались мне незначительными или ненужными. Следуя ее совету, я стала проявлять бóльшую общительность при дворе Агры. Твой успех, объяснила мама, от твоих друзей зависит почти в той же мере, что и от тебя самой. Эту истину она втолковывала мне с тех самых пор, как я научилась рассуждать, но на вооружение я взяла ее только теперь.

Весь следующий год я заводила новых знакомых – либо во время игр в поло, либо на охоте. От имени отца я непринужденно беседовала с представителями низшей знати и торговцами. Господа зачастую поражались моей смелости, но порой я чувствовала, как они глазами жадно ощупывают мое тело. Поначалу такие взгляды меня смущали, но со временем я поняла, что похоть – одна из самых вопиющих мужских слабостей. Мама, по моему настоянию, тайком просвещала меня – рассказывала об особенностях мужского организма, объясняла, какие у мужчин потребности и, самое главное, какие их обуревают желания.

Мама ставила меня в жутко неловкое положение, требуя, чтобы я практиковала искусство обольщения в паре с Низамом. Например, она наряжала его как господина и просила, чтобы я подала ему вина. После я должна была завязать с ним светский разговор и выпытать нужные мне сведения. Низам старательно играл свою роль, но мои ошибки и нескладная речь часто вызывали у него улыбку. Однако с каждым занятием он улыбался все реже, потому что я успешно совершенствовалась в своем мастерстве. Я коварством вызывала его на откровенность – задавала такие вопросы, на которые ответит всякий тщеславный мужчина, сколь бы тверд он ни был в своих намерениях.

Обретя уверенность в себе, я была готова к