Библейский зоопарк - Линор Горалик

Вечер четверга происходит со всеми и везде. С голубями на площади Рабина, успевающими за этот вечер так обожраться пиццей и печеньками, что утром пятницы один вид торговца фалафелем заставляет их прятать голову под крыло. С ешиботииками, пытающимися гонять мяч в изгибе кривой узкой улочки Старого города при тщательно сдерживаемом раздражении гуляющей толпы, пока из окна ешивы серьезный пожилой человек в шляпе и талесе не говорит им на строгом русском языке: «Мальчики, побойтесь Бога». С лежачими больными тоже происходит вечер четверга. Последних медсестры отделения восстановительной терапии при одной из израильских больниц застукали в четверг вечером за совершенно бессовестным развлечением. Родственники сообщали им с воли номера телефонов, написанных на заднем стекле автобусов или корпоративных автомобилей рядом со словами: «Хорошо ли я вожу?». Эти надписи делаются, понятно, для того, чтобы в случае нарушения водителем правил дорожного движения добрые граждане звонили, куда положено, и оставляли на автоответчике свои гражданские жалобы. Но вечер четверга — это вечер четверга, и даже лежачим больным восстановительного отделения положена радость. Поэтому они звонят по вышеописанным номерам и оставляют пространные сообщения: «…Какой прекрасный водитель у автобуса АМ2342! Я еще никогда не сталкивался на дороге с таким ответственным человеком!..» Дальше идут похвалы водителю автобуса АМ2342 как другу, гражданину, хозяину собаки, мужу — и так до интимных подробностей. Но вечер четверга есть вечер четверга и для дежурных медсестер тоже. Медсестры звонят пациентам: «Здравствуйте! Мы — центр гражданского контроля за дорожным движением. Вы оказались нашим миллионным контролером — и выиграли осла. Да, осла. Ну что вы нервничаете? Нормального осла. Нет, вы не можете от него отказаться». Вечером четверга ни от чего нельзя отказаться, потому что еврейское время — это очень непростое время, в такое непростое время праздновать надо все, что можно, сразу, как только можно; непременно каждую неделю, но лучше бы, конечно, каждый день. По крайней мере, суббота у нас начинается в четверг.

…К утру на пляже Гордон погасят и уберут с песка маленькие электрические пальмы, и наступит хлопотное, шумное утро пятницы, когда надо успеть сделать все, что надо, до наступления субботы. Профессор математики Б., сорок пять лет состоящий в счастливом браке, перестанет разговаривать со своей женой, потому что вот уже тридцать два года они с женой по взаимной договоренности не разговаривают от утра пятницы до исхода субботы, чтобы «набраться хоть каких-то сил для жизни с этой чокнутой женщиной, с этой сумасбродкой, которой я приношу тапки — а она их не надевает и мерзнет, я опять приношу, а она не надевает и мерзнет; с этим ненормальным, с этим психом, который носит за мной тапки по всему дому, а мне жарко, а он все время носит мне тапки и носит, носит и носит». Утром пятницы от вечера четверга ничего не остается, кроме хладной ноги динозавра, случайно упавшей мимо мусорного ведра; Адина, молодая мать и преуспевающий банкир, подхватывает эту ногу и бросает ее в мусорное ведро, потому что наступает суббота, чистая медленная суббота, еженедельный праздник.

Новогодние олени

Никакой работы в этот день не делайте,

в этот день трубите в шофар…

(Числа 29:1)

В большом иерусалимском супермаркете к тебе подходят мальчик и девочка с двумя колясками продуктов и предлагают купить что-нибудь к празднику для нуждающихся семей. Девочка и мальчик — из благотворительной организации «Латет»[25], праздник, о котором идет речь, — Рош а-шана[26], еврейский Новый год, о котором, наравне с «еврейской Пасхой», каким-то загадочным образом слыхали даже атеистичные до брезгливости советские диссиденты. В иудаизме новых года четыре, чтобы никто не расслаблялся; но Рош а-шана — главный, и отмечают его в Израиле всерьез: два выходных, семейные застолья, «вообще-то мы не готовим, но на Рош а-шана Павлик сделает оливье». Обстановка приподнятая и немножко нервная, потому что за этим днем идут десять Дней покаяния; финальный аккорд — Судный день, когда Известно-Кто на небесах вписывает твою дальнейшую судьбу в Книгу жизни. Поэтому уже перед Рош а-шана все желают тебе «хорошей вписки» — примерно как во времена твоей хипповской юности, только ты трезв и знаешь, с кем разговариваешь. Чтобы понять, как это все устроено на эмоциональном уровне, можно представить себе, что вот — настал Новый год, и ты нормально так отмечаешь его со всеми положенными фонарями: вьюга, жена потеряла утюг для волос и не может никуда идти, не заводится чертова машина; потом дача под Москвой, среди красот и буераков; оливье, наполеон, опять оливье, три бутылки на семерых, а утром Люся умоляет всех не выкладывать фотографии в ЖЖ, потому что у нее целлюлит на попе и свекровь во френдах. И тут — бац! — тебе предлагается в течение десяти дней как следует подумать о своем поведении. В свете, значит, предстоящего Небесного Решения касательно твоей дальнейшей судьбы. Очень добавляет, знаете, к новогодним празднованиям здорового драйва. С Новым годом, хорошей вписки.

Делать перед Рош а-шана добрые дела очень хочется, но некогда: надо ругаться со свекровью на тему «у вас или у нас» и чистить газон от собачьей шерсти, поскольку все равно окажется, что у нас. К счастью, всякие благотворительные общества берут организационную часть на себя. Например, тот же «Латет»: купи в супермаркете, что считаешь нужным, оплати в кассе вместе со своими продуктами и положи в особый ящик. «Давай купим бедным коробку конфет, вот эту, золотую, за сто шекелей! Бедным никогда не достаются золотые конфеты за сто шекелей! Это будет праздник!» — «Зачем бедным коробка конфет? Купим на сто шекелей риса. Муки купим, картошки. Сахара купим». — «Ты хочешь получить на Новый год тридцать килограмм картошки? Вот ты сам — ты хотел бы получить тридцать килограмм картошки?» — «Девушка! Вы же работаете в этой организации? Скажите, бедным нужны тридцать килограмм картошки?» — «Почему вы спрашиваете меня? Я что, ваша совесть?» В результате бедным достаются три электрических зубных щетки, а кто слышит тут бессознательное высказывание про очистку совести, тот просто циничный человек. Смущенные благотворители убегают прочь, как робкие олени. Спасибо, с Новым годом, хорошей вписки.

В Библии часто упоминается наказание скорпионами. Предположительно, скорпионы врубали динамики на полную мощность и очень громко пели 'Rock You Like A Hurricane'.

Едят на Новый год голову рыбы, гранаты и яблоки в меду (плодовитость, сладость). Яблоки в меду — это особый израильский вид спорта, это ежегодное высокое состязание между кафе, столовыми, барами, пожилыми домохозяйками и молодыми гастроэстетами. Баранья лопатка с яблоками в меду. Эпплтини с медом, удивительной мощи и липучести напиток. Оливье, оливье русский натуральный с яблоками и медом. Чай яблочный с медом, special edition к празднику. Суши с мелко наструганными яблоками, карамелизированными в меду. Детский крем под подгузник с запахом яблок и меда. «Мама, почему у Мирки попа пахнет тортом?» — «Чтобы вам в праздник было приятно, деточки!» Офисные дамы под видом нежного желания поздравить ближних с праздниками устраивают на работе кулинарную олимпиаду, до слез доводя друг друга, ночей не досыпая за выпечкой. В офисе одной крупной хайтековской компании висит на холодильнике объявление: «Уважаемые сотрудники! Просим оставлять праздничные торты и прочие блюда на большом столе анонимно во избежание творческих конфликтов на рабочем месте». Но дам так легко не проведешь. «О, веганский пай с органическими яблоками и гречишным медом ручного сбора! Вот бы мне рецепт этого веганского пая…» Кто встрепенется — та и попалась. «…Я бы этот рецепт подправила, и получилось бы очень даже прилично!» Др-р-рама. Потом все ходят из кабинета в кабинет, думают о своем поведении и извиняются. Спасибо, с Новым годом, хорошей вписки.

В Библии пеликан упоминается как очень одинокая птица. А ёж упоминается как очень одинокое животное. И ни пеликан, ни ёж не делают из этого никаких выводов.

У Стены плача[27] в предновогодние дни столько народу, что водители маршрутных автобусов, едва разъезжающихся на небольшой площадке перед металлоискателями, успевают поделиться друг с другом через окно сначала завтраком, потом обедом, потом ужином. Украинская фотомодель на костылях роется в сложенных у прохода к самой Стене молитвенниках, ее поддерживают под локти модельный муж и модельная мама. Худой мальчик на подходах к Стене быстро-быстро доедает из пакетика чипсы под насмешливыми взглядами ожидающих его старших братьев в униформе и с автоматами. Целый выводок маленьких школьных девочек в одинаковых школьных футболочках лежит на теплых вечерних камнях и старательно пишет записки с просьбами к Известно-Кому, ревниво прикрывая их ладошками друг от друга. Два эфиопских подростка подсаживают друг друга, чтобы впихнуть записочку в щель повыше, и изо всех сил стараются не хихикать. Американская семья обедает, разложив еду на капоте машины и усадив младенца в опасной близости от коробки с пирожными. Полная дама, помолившись, пятится от Стены, как положено, спиной вперед, старательно оборачиваясь через плечо, — и поджарая, оленьей стати кошка у нее на руках тоже смотрит не в сторону Стены, а в сторону площади, и так всем телом ныряет при каждом хозяйкином шаге, как если бы кругом был океан, а впереди берег. Это время года — время, полное чаяний; эта точка мира — точка, полная чаяний; чем ближе ты подходишь к стене, тем ощутимее становятся эти волны чаяний, густая их вечерняя вода, и пока ты плывешь от берега — к Стене и потом обратно от Стены — к берегу, ты, надо сказать, сильно устаешь. Берег тут очень крутой — бесконечные ведущие вверх ступеньки, ты взбираешься, обессиленный, и садишься на камни, и городской сумасшедший с бубном начинает описывать вокруг тебя круги, распевая на иврите «Хорошей вписки! Хорошей впи-и-и-ски!» на мотив старого советского шедевра про чудесный день и чудесный пень.