Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме - Лука Спагетти

По радио я в последнее время слушал только американскую музыку, на закате стрелой носился по аризонской пустыне, распевая во весь голос «Take It to the Limit», мою любимую песню «Eagles». Затем гамбургер и жареная картошка, пиво и кока-кола, а на завтрак – блинчики с кленовым сиропом. И прежде всего, грезил я, у меня будет возможность встретиться с Джеймсом Тейлором. Ни больше и ни меньше. Я уже прочитал где-то, что он живет на Манхэттене, и был твердо уверен: мне бы только попасть туда, а уж там-то я обязательно найду его…

Я и Алессандро ехали в гости к американской семье Патрика Макдевитта, друга Алессандро по переписке, которая проживала в Нью-Джерси, неподалеку от Нью-Йорка. Я еще не был знаком с этим Патриком Макдевиттом, но он уже стал одним из моих героев!

Однако, как говорят в Риме, мы составили счет, не спросивши трактирщика: необходимо было предупредить нашего героя о том, что к нему в дом ввалятся двое юношей-итальянцев.

Мы решили набраться мужества и, не откладывая дело в долгий ящик, позвонить в дом семейства Макдевитт. Я и Алессандро совместными усилиями наскребли значительную сумму в 10 000 лир на приобретение телефонной карточки и нашли кабину, так как, если бы наши родители застали нас за разговорами по телефону с Америкой глубокой ночью (из-за разницы в часовых поясах) и по такому тарифу, о котором лучше не упоминать, они могли бы лишить нас наследства. Но прежде всего, если уж говорить начистоту, мы с Алессандро пришли к выводу, что, учитывая наш постыдный английский, лучше не выставлять себя на всеобщее посмешище, а проделать это, закрывшись в кабине…

Мы были сильно озабочены: возможно, нам удастся выдавить из себя несколько слов, но поймем ли мы того, кто будет говорить на другом конце провода, Патрика Макдевитта? Мы порешили, что всегда можем положить трубку и убежать, и, вооружившись смелостью, позвонили.

Естественно, эта тяжкая задача выпала на долю Алессандро, ибо он был другом Патрика.

К тому же представьте себе, если бы позвонил я и изрек нечто вроде: «Добрый вечер, говорит Лука Спагетти!» – трубку немедленно повесили бы! Так что да здравствуют мужество и дерзость: мы забрались вдвоем в кабину, чтобы набрать скорее сердцем, нежели пальцем номер Патрика. Я никогда не забуду вытаращенные глаза Алессандро, когда на другом конце провода и света кто-то ответил, молчание моего друга в течение нескольких секунд, чтобы набрать в грудь воздуха, проглотив напряжение, которое было сродни целому яйцу, сваренному вкрутую, и его лепет по-английски, прерывистый, возбужденный и исполненный надежды.

Я не понял ни слова из того, что он говорил, а можете представить, что смогли разобрать американцы. Однако же светящийся дисплей телефона демонстрировал, что сумма кредита уменьшается с молниеносной быстротой, подобно времени на радиоуправляемой бомбе. Одним словом, за кратчайшее время с таким трудом собранная нами сумма в десять тысяч лир испарилась, но Алессандро выполнил задачу: когда мы прилетим в Нью-Йорк, Патрик приедет в аэропорт, встретит нас и приютит на несколько дней в доме своей семьи в Нью-Джерси.

И на самом деле, через несколько дней мы приземлились в аэропорту имени Джона Фицджеральда Кеннеди. Чтобы действительно ступить ногой на американскую землю, оставалось только преодолеть чудовищный иммиграционный контроль. Еще в полете мы должны были заполнить пресловутый зеленый бланк, в котором допытывались, не являемся ли мы шпионами, бывшими террористами, виновными в геноциде, не страдаем ли заразными заболеваниями: сразу же стало ясно, что предпочтительнее всегда отвечать «нет». Только на вопрос: «Ввозите ли вы в США больше 10 000 долларов на человека?» нам хотелось бы ответить «да», но и здесь, к нашему прискорбию, пришлось написать «нет».

Однако, несмотря на наш растрепанный вид из-за разницы в часовых поясах и полета компанией «Финэр» с суточным ожиданием при пересадке в Хельсинки, в Америку нас впустили. Я не верил своим глазам: мечта начала сбываться!

Выйдя в аэровокзал, мы нашли Патрика, который ожидал нас, с виду – воплощение истинного американца с широкой улыбкой, каким я и представлял его. К сожалению, его улыбка исчезла, как только он отдал себе отчет в том, что итальянский гость прибыл с другом, а не один: я моментально осознал, что десять тысяч лир на телефонную карточку потрачены зря, ибо Алессандро и Патрик не поняли друг друга и мое присутствие в семье Макдевитт не было предусмотрено.

Однако, когда первоначальный шок благополучно прошел, размещение не представило собой никаких проблем. Более того, прием в доме семьи Макдевитт остается одним из самых приятных воспоминаний моей первой поездки в Соединенные Штаты. Несмотря на то что мы чувствовали себя совершенно разбитыми из-за разницы в часовых поясах и мечтали только о каком-нибудь матрасе, на который можно было бы свалиться, мать Пэта приготовила ужин.

Увидев на столе только салат, я успокоился, рассчитывая, что этим дело и ограничится: но тотчас же меня встревожил знакомый запах, и с тех пор я никогда не забываю, что, в то время как в Италии салат является гарниром ко второму блюду, в Америке – это всего лишь прелюдия к самому настоящему ужину. Действительно: из недр кухни появилась мать Пэта с огромной супницей пасты с томатным соусом! Затем последовало изысканное жаркое и в завершение – десерт. А я-то полагал, что в США питаются только гамбургерами да картошкой…

После ужина мы переместились в гостиную, где я взял в руки гитару и спел для моих хозяев песни моих американских идолов: от Джеймса Тейлора до Джексона Брауни и Джима Кроуса. Обалденный вечер! Я никогда не предполагал, что на расстоянии тысяч километров вновь обрету тепло костра на пляже Анцио.

Я был совершенно обессилен и все же счастлив, но терять время на сон представлялось невозможным: только несколько часов отделяли меня от первого дня в Нью-Йорке!

Мне никогда не доводилось испытывать столь острого переживания от предстоящей встречи с новым городом: в предвкушении я задавался вопросом, действительно ли он окажется таким, каким я воображал его: гигантским, завораживающим, полным музыки, красок и современных бешеных ритмов.

Когда из автобуса я увидел на горизонте очертания Манхэттена, у меня по коже поползли мурашки. Мы действительно подъезжали к городу, который никогда не спит!

Выйдя из автобуса, будто притянутые каким-то магнитом, мы оказались, сами не зная каким образом, в торгово-деловом центре на Пятой авеню и без какой-либо определенной цели отправились бродить с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, с сердцем, преисполненным радости. Я потерял дар речи, ибо в меня за эти несколько минут вселилась уверенность, что в подобном городе я никогда не найду Джеймса Тейлора…

Манхэттен оказался в тысячу раз величественнее, чем я ожидал: он не поддавался никакому описанию. Мы поняли, что находимся в совершенно ином мире: в то время как мы брели, подавленные таким великолепием, улицу пересек Капитан Кирк[58]. Или, точнее говоря, человек, который спокойно разгуливал в костюме капитана межпланетной ракеты «Энтерпрайз», в желтой майке и черных брюках, при полном безразличии прохожих.

Мы представили подобную ситуацию в Риме: если бы на площадь Испании Капитан спустился по знаменитой лестнице с вершины холма от церкви Тринита дей Монти, при всеобщем веселье какие-нибудь галантные римляне спросили бы у него, учитывая проблемы уличного движения в Вечном городе, где он припарковал свой межпланетный корабль и не оставил ли его в двойном ряду, доверив ключи некой темной личности, подрабатывающей присмотром за припаркованными автомобилями на улицах.

Но в Нью-Йорке возможно все, и это выглядит нормальным, и может произойти что угодно. Все, что угодно, и противоречащее всему, чему угодно.

Должен признаться, что я всегда был энтузиастом и оптимистом; даже когда все идет как нельзя хуже, я обычно вижу, что стакан наполовину полон, а не пуст – естественно, красным вином. Более того, часто и охотно я поднимаюсь в своем оптимизме до таких высот, что не вижу и сам стакан, а только красное вино. Дело доходит до того, что мои друзья предлагают мне поразмышлять, не являюсь ли я вместо оптимиста алкоголиком. В любом случае мой энтузиазм толкает меня к погоне за моей мечтой с несгибаемой целеустремленностью: как правило, в процессе преследования я достигаю ее. Но возможно, именно из-за пылкого стремления к моей цели, часто возникает ощущение, что мне не удается насладиться в полной мере тем моментом, когда эти мечты исполняются. Возможно, будучи славным римлянином-романтиком, я каждый раз отчаянно пытаюсь свои впечатления закладывать в память в пользу будущих дней, почти забывая насладиться настоящими. Я восторгался красотой стольких закатов, но взирал на них, прилагая наибольшие усилия к тому, чтобы запечатлеть в уме красоту этих моментов, дабы иметь возможность сохранить их во всей полноте на будущее.