Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подвенечное платье
Вскоре моя мать стала считаться девушкой на выданье.
Когда ей рассказали про сына колесника, ей было, наверное, лет шестнадцать.
После смерти отца парень унаследовал мастерскую. Хороший работник и заботливый сын, редко выходит из дома. Из хорошего сына часто и муж получается хороший!
Ей назвали его имя – Хосе Караско.
Ей тайком указали на него в церкви: красивое круглое лицо, опаленное огнем кузнечного горна.
И пошли поговорить с его матерью, обреченной до собственной смерти носить траур по мужу.
Дом семьи Караско был большим и сумрачным, после смерти хозяина двери и окна в нем затворили. Скоро десять лет, как внутрь не впускали ветер.
Мать и дочь проложили себе путь в застоявшемся, сгустившемся от давнего горя воздухе, уселись в полумраке за кухонный стол, и понемногу обеим удалось позабыть о запертом в доме десятилетнем зловонии воспоминаний и пригоревшего сала.
Хосе к ним не вышел, но они поговорили… вернее, говорила мать Фраскиты, вдова Караско все больше помалкивала, довольствуясь отдельными звуками, а девушка смирно держалась в сторонке – собственная свадьба ее не занимала.
Но когда гостьи вышли из дома и по глазам резанул дневной свет, Фраскита услышала, как грохочет молот.
Его удары неслись из мастерской, примыкавшей к дому Караско. Воображение Фраскиты дорисовало к молоту руку, а к руке – мужчину, и что-то произошло.
С этой минуты тело торопило ее под венец.
Переговоры затягивались: конечно, у красавицы за душой ни гроша, но она – единственная дочь, и после смерти родителей то немногое, что у них было, достанется ей. А пока что приданое, по мнению старухи Караско, было очень уж скудным.
В церкви Фраскита, хотя Хосе сидел далеко позади нее, чувствовала его дыхание у себя на затылке. До помолвки их взгляды раз десять встречались – всегда в ту минуту, когда она, с полным ртом размякшего тела Христова, возвращалась на свое место и вновь опускалась на колени.
Однажды мать заметила, как они переглядываются, и в то воскресенье дочь, едва войдя в дом, получила оплеуху.
– Твои глаза не должны видеть никого, кроме падре! – кричала Франсиска.
– Почему? – спросила будущая невеста.
– Потому что он носит юбки, – ответила мать и заплакала. – Стоит только кому-нибудь увидеть, что ты вытворяешь, тебя назовут пропащей, станут болтать, будто ты отдаешься за деньги, раздвигаешь ноги, если заплатят, и никто не захочет взять тебя в жены. Вспомни большую Лусию, которую заваливают под каждым кустом, не спрашивая, хочет она того или нет, и все потому, что во время мессы она повернулась к своему нареченному. И ты думаешь, этот красавчик ее простил? Он при случае с ней переспит, а женился-то на другой.
Фраските хотелось, чтобы мать побольше рассказала ей про красотку Лусию, чью жизнь сломала деревня, и про то, что она делает в кустах с мужчинами, и про первую брачную ночь, но она знала, что мать ни на один вопрос не ответит.
Поскольку замужние женщины на холмы уже не ходили и некому было отделить правду от вымысла в небылицах пастушек, а с пропащими девушками никто больше не разговаривал, мужской член в представлении молоденьких девушек принимал самые разные виды.
Об этом говорили много, и Фраскита часто слушала разговоры, сидя в уголке на пятках.
“У меня между ног есть какая-то неизвестная штука, которую я смогу найти только с помощью мужа, – в конце концов заключила она. – Как бы там ни было, достаточно присмотреться к животным”.
Когда дул южный ветер, удары молота врывались в ее комнату, били по ней. И тогда ей представлялось обещанное большое мужское тело. Она чувствовала, как его раскаленные руки скручивают сырое дерево, гнут, заставляют подчиниться, превращают в кольцо, в безупречное колесо, которое не сломать никакому камню. Сначала она металась, оказавшись во власти этих твердых ладоней, затем покорялась им, и ее влажная плоть раскрывалась.
Ей надо было чем-то себя занять, чтобы не исчезнуть, чтобы желание не поглотило ее полностью. Тогда-то ей и дали старое подвенечное платье, которое надевали в день своей свадьбы ее тетки по отцу.
Однажды безветренным утром – в такие утра, даже напрягая слух и затаив дыхание, Фраските не удавалось услышать, как Хосе работает в кузнице, – ее, затерявшуюся в тишине патио и пытавшуюся воссоздать внутри себя биение, которое она уже не отличала от ударов собственного сердца, навестила кузина.
Через руку у нее было перекинуто сложенное платье.
Фраскита наденет его последней.
В это куцее платье все женщины ее семьи втискивали свое тело, перед тем как оно переставало им принадлежать.
Конечно, платье так давно служило символом непорочности, что вылиняло и ткань износилась… Но ничего другого Фраските предложить не могли. Теперь это ее платье. Торопиться некуда, день свадьбы еще не назначен. Хосе готов на ней жениться, старуха Караско продолжает упираться, но только для того, чтобы чуть подольше удержать его под башмаком и вытянуть все, что можно, у родителей девушки. Она и так выдоила их досуха, придется ей уже решиться. Фраскита покинет семью в этом платье.
Все это высказав, кузина – с тем налетом торжественности, что делает вещи значительными, – развернула блеклое платьице и приложила его к долгому телу девушки. Слишком короткая юбка с годами замялась жесткими складками. Гостье вдруг захотелось поскорее отделаться от линялой тряпки, и она со вздохом сунула ее Фраските: “Вот, управляйся как знаешь, я уверена, ты будешь выглядеть великолепно!”
Будущая новобрачная, от души поблагодарив кузину, немедленно утащила это тряпье к себе в комнату, и через стенку было слышно, как она радостно вопит.
– Она заранее так радуется замужеству? – удивилась гостья. – А ведь Караско – люди неласковые. Он, спору нет, парень работящий, но я сроду не видела, чтобы он улыбался. А от этой старой карги, его матушки, меня в дрожь бросает! Вечно она хочет всем распоряжаться, я не уверена, что ваша бедная малютка сумеет занять свое место в этой семейке, – во всяком случае, не раньше, чем помрет старуха. А эта ведьма, похоже, не собирается расставаться с жизнью!
– Они люди зажиточные и согласны взять нашу дочку, – смущенно ответила мать.
– Дело ваше, но мне все это совсем не нравится, Фраскита слишком юная и нежная, она беззащитна перед старой грымзой.
– Мы тоже стареем, и отцу будет спокойнее, когда она выйдет замуж. – Франсиска подвела черту под неприятным разговором.
Проводив гостью, она тотчас пошла к дочери. Молодая швея разложила платье
- Петрушка в Городе Ангелов - Ева Василькова - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- 48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Часы - Эдуард Дипнер - Русская классическая проза
- Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Фантом - Сигизмунд Кржижановский - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза