Непогода - Диана Ставрогина

получила возможность взглянуть на наши с Антоном отношения со стороны. Иногда, зачастую совершенно не намеренно, Таня обращала внимание на детали, давно превратившиеся в моем сознании в незначительную рутину.

Если ее удивляло, что мы с Антоном никогда не общались с друзьями друг друга, то меня нет. Я привыкла к тому, что наши жизни вне квартиры пересекаются нечасто.

Если для Тани мои рассуждения о собственной непривлекательности звучали как полная чушь, то мне они давно казалась правдой. После нескольких попыток расшевелить Антона, привлечь его внимание к себе хотя бы в физическом плане, я, стоило признать, всерьез разуверилась в том, что могу вызывать у мужчин сильные желания и чувства.

По правде говоря, в моей голове, не вызывая ничего, кроме равнодушия, уже месяцами крутилась одна и та же мысль: я ни на что не гожусь как женщина. Даже маломальских сомнений в том, что мужчины не находят меня привлекательной, не осталось. Я определенно не являлась незабываемой женщиной, в сравнении с которой все остальные меркнут.

Конечно, мне хотелось такой стать: манящей, соблазнительной, завораживающей и желанной. Не для всех мужчин на свете, но для одного конкретного. Чтобы он хотел только меня, чтобы другие казались ему не теми, чтобы мои прикосновения и голос отзывались в нем по-особенному, чтобы секс со мной вышел за пределы тривиальной физиологии. Но… Увы.

В ответ Таня, не стесняясь в выражениях, полночи вправляла мне мозги, умудрившись припомнить мои же слова о том, как важно не терять себя в отношениях и ценить свою уникальность, давностью в пару лет.

В прошлом я действительно куда меньше страдала неуверенностью. Понимала, конечно, что не модельная красотка, но вместе с тем всегда могла сказать, что во мне есть особенного и неповторимого. Я никогда не жила иллюзией, будто бы идеальность гарантирует любовь и счастье в личной жизни.

Если хорошо поразмыслить, то вывод напрашивается прямо противоположный, ведь чем меньше личность из себя представляет, тем, как правило, меньше ждет от других. Когда не ищешь совпадения в моральных принципах и интеллекте, когда не нуждаешься в долгих беседах по душам и остроумных спорах, достаточно заиметь рядом более-менее симпатичного партнера и зажить по стандартной схеме «дом – работа – дом», втиснув в пробелах рождение детей и ипотеку.

Я видела множество построенных на этом фундаменте семей, где супруги не знали друг друга даже двадцать лет спустя, воспринимая своего партнера как функцию, но не близкого человека. «Муж» должен обеспечивать всех, «жена» – вести быт и воспитывать детей. Речи о том, что прежде всего они – люди, решившие однажды провести вместе целую жизнь, там не шло вовсе. Это казалось удручающей тратой лет.

Мне от института семьи, разумеется, хотелось иного. Еще год назад я полагала, что чувства вроде взаимной привязанности и близости можно взрастить даже в отношениях без любви, но не получилось. Чем дольше мы с Антоном жили вместе, тем отчетливее становилось мое понимание, что я для своего мужа как раз «функция», за которой он отказывается видеть живого человека.

Он и сам хотел быть только «функцией»: выполнять свои обязанности и не впрягаться в наши отношения на эмоциональном уровне. Ему так было удобнее и проще.

Мне же – невыносимо.

Сегодня на работу я добираюсь на метро. От станции до института пятнадцать минут пешком по одной из центральных улиц, но в моем нынешнем настроении и те кажутся бесконечными. С неба моросит серой смесью снега и дождя, воздух плотный и влажный и холодным паром пробирается под одежду.

Согреться в подобных условиях затруднительно несмотря на очередной теплый свитер (вот уж чего в моем гардеробе с излишком!), шапку и огромный шарф. Каждый порыв ветра заставляет меня жалеть о том, что легкий и тонкий, но идеальный для поздней московской осени пуховик остался в квартире Антона.

Съежившись, я бреду по широкому мокрому тротуару и изо всех сил пытаюсь не пускать в голову мысли о личном. Думаю о студентах, о предстоящей лекции по Бердяеву, строю предположения о том, кто из всех присутствующих в аудитории заинтересуется всерьез, уловив в полуторачасовой попытке изложения целой концепции что-то особенное, подспудно знакомое.

Я люблю такие эпизоды, в которых сама присутствую как проводница и свидетельница встреч схожих сознаний сквозь эпохи и разные формы бытия. Потому давным-давно меня навсегда приворожили к себе художественная литература, а после и философия – только эти две сферы человеческой действительности позволяли найти родственную душу. Поговорить с собеседником мечты. Открыть источник познания и принятия жизни как таковой. Вопреки всем законам реального мира.

Уже не первый год я считаю, что книга – единственная возможность на самом деле заглянуть в сознание другого человека. Иное, отличающееся от нашего собственного и недоступное нам.

Все люди думают на языке. Образы, впечатления – ничто без нашей способности к речи. Если я вижу небо, то я лишь вижу его – и более ничего. Осмыслить увиденное можно только посредством языка.

Даже личный и сокровенный разговор никогда не откроет вам ход мыслей вашего собеседника – только обрывки, которые тот не захочет или не сумеет скрыть.

Книга – другое дело. Сколько бы авторских редакций не претерпел текст, он все равно останется полотном мысли.

Иногда я гадаю, легче бы мне было, имей я при случае реальную возможность прочитать книгу, написанную важным для меня человеком? Не кем-то далеким, великим и – как повелось, – мертвым, а близким, но умудрившимся остаться для моего ума тайной. Или, напротив, опаснее всего убежденность, будто бы близкие наконец изучены от корки до корки?

Конечно, уже на подступах к территории института я прихожу к тем же выводам, что и всегда. Да, подобная убежденность опасна, ведь она всегда иллюзорна.

Мы не знаем самих себя. Мы не знаем тех, кого любим, и они тоже не знают ни себя, ни нас. Мы проводим жизнь в режиме знакомства друг с другом и с самими собой, и это хорошо, и это правильно.

Человек по натуре своей – исследователь. Ему нужны вопрос и поиск ответа, но не сам ответ. Получение ответа означает конец пути. Вопрос же есть шаг в бесконечность, манившую еще древних греков.

Меня кто-то зовет. Я реагирую неосознанно, прежде чем мозг успевает проанализировать поступившую информацию, и оборачиваюсь одновременно с новым окликом.

– Вера! – В десяти шагах от меня стоит муж. – Ну наконец-то докричался. Ты в наушниках, что ли?

Я растеряно качаю головой. За год он так и не заметил, что подобное погружение на глубину собственных дум для меня