Пожалуйста, только живи! - Ольга Карпович

Под ногами вдруг что-то пискнуло.

– Погоди! – остановил он Леху. – Помолчи секунду.

– А че такое? – захлопал глазами Леха.

Марат наклонился ниже, вглядываясь в примятую траву. Писк повторился. Кажется, вон там, за кустами. Осторожно ступая, он двинулся туда, присел на корточки. Ну, так и есть. Птенец. Мелкий еще, клюв только темнеть начал. Глаза круглые, одуревшие от страха, перья встрепанные.

– Ты чего там нашел, а? Клад, что ли? – невесело пошутил Леха.

Марат осторожно взял птенца в ладони. Тот запищал истошно, затрепыхался, пытаясь испуганно клюнуть его в палец.

– Ух ты, птица, – гоготнул Леха. – Как это она тебе в руки далась? Больная, что ли?

– Это птенец, он из гнезда выпал. – объяснил Марат. – Теперь взлететь не может – ветки кругом. Это стриж, они с земли взлетать не умеют, только с высоты.

– Ну и че ты с ним делать будешь, доктор Айболит?

– Жалко дурака, пропадет же. Кошки сожрут, – сказал Марат. – Надо на открытое место выйти и вверх его подкинуть – может, полетит.

– А если не полетит? – с интересом спросил Леха.

– Если не полетит, тогда кранты, – скупо бросил Марат. – Идем!

Он быстро пошел вперед, продираясь сквозь густые заросли. Птенец в его руках затих. Только чувствовалось, как отчаянно колотится его крошечное сердце, сотрясая все жалкое птичье тельце. Он был такой маленький, такой теплый в его ладонях. И вдруг показалось – если удастся его спасти, то и то, другое, получится. И все будет правильно.

Они вышли на опушку леса. Впереди раскинулось широкое поле. Колосья золотились под солнцем, и казалось, что это огромное море расплавленного золота стелется до горизонта, ходит на ветру тяжелыми густыми волнами. Кое-где синели звездочки васильков. Чуть поодаль раскинула темные ветки одиноко растущая сосна. На горизонте виднелись островерхие крыши соседней деревни. Блеснул под солнцем купол недавно отремонтированной церковки. Где-то закуковала кукушка.

– Ну че, спросить ее, что ли, сколько мне жить осталось? Или лучше не рисковать? – кисло пошутил Леха.

Марат, не отвечая, прошел на несколько шагов вперед, чувствуя, как расходится вокруг него густая рожь. Стоя почти по пояс в этом золотящемся море, он взглянул на птенца, настороженно косившего на него глупым круглым глазом, подмигнул дурачку, чуть согнул колени и, с силой выкинув руки вперед и вверх, подбросил невесомое тельце. На секунду показалось, ошалевший стриженок сейчас камнем рухнет обратно. Но вот он в последнюю секунду раскинул крылья, поймал какой-то невидимый, ощутимый только для него поток горячего воздуха – и полетел над полем.

Несколько секунд оба мальчишки стояли, задрав головы, и следили глазами за мелькавшим в синем горячем небе черным силуэтом. А потом перед глазами замелькали солнечные пятна, и птицу стало уже невозможно различить.

– Улетел, – тихо проговорил Марат.

– Угу, – кивнул Леха.

Он помолчал, а потом сказал, задумчиво потирая подбородок:

– Че с проводами-то делать? Катьку не позвать нельзя, и Светка же тоже припрется. Они ж там волосы друг другу повыдергают…

Марат вдруг обернулся к нему и сказал коротко:

– Я тоже с тобой пойду.

– Куда? – заморгал тот.

– В армию. Ща пойдем вместе, заберем мои документы из медухи, а потом – в военкомат. Сам же говоришь – у них план по призывникам горит.

– Ты че? Это ты из-за меня, что ли? – непонимающе переспросил Леха.

– Из-за себя. – Марат через силу улыбнулся. – А че, может, военная карьера – мое призвание.

– Ну ты больной! – с каким-то даже восхищением протянул Леха.

Из военкомата они зашли сначала к Лехе домой. Лешкина мать, тетя Нина, молодящаяся женщина с выбеленными перекисью белыми кудельками вокруг усталого лица, налила им борща. Потом смотрела, как мальчишки жадно едят, и кусала бескровные губы.

– Ну ладно, этот дурак, – кивнула она на сына. – А ты-то, Марат, куда собрался? За компанию с моим олухом, что ли?

– Ну ма-а-ам, – дурашливо протянул Леха. – Ну че ты? Я ж здоровый мужик уже, а ты – олух, дурак…

– Молчи лучше! – прикрикнула тетя Нина. – Здоровый мужик, тоже мне. Давай-давай, дуй в свою армию, если ума не нажил для учебы. Хоть отдохну от тебя и от девчонок твоих вечных. Каждый день таскаются – теть Нин, а Леша дома? А мне врать им приходится, что Леша в училище, а не с очередной лахудрой ошивается по кустам. Ходок этакий, весь в папашу!

Леха засмеялся смущенно и в то же время слегка самодовольно.

– Ладно, мам, не заводись. Ты ж помнишь, как я, маленький, говорил? Что всегда буду любить только маму. Ну и вот. Ты – главная женщина моей жизни, а эти все не значат ничего.

– Болтун! – беззлобно отмахнулась тетя Нина, поднялась из-за стола и, проходя мимо, притянула к себе Лешкину голову и быстро поцеловала сына в волосы. А тот ласково потерся о материнскую руку, как большой кот.

Уже когда Марат собрался уходить, тетя Нина догнала его на лестнице и быстро зашептала, оглядываясь на дверь:

– Марат, ты уж за моим обормотом там присмотри, а? Он же только и знает, что зубы скалить и за девками ухлестывать. А ты парень серьезный, основательный. Пригляди, чтоб он не лез, куда не надо, чтоб живой ко мне вернулся, а?

Она просительно заглянула Марату в лицо. Тонкие губы ее сморщились и задрожали. И Марат ответил твердо и уверенно:

– Я присмотрю, теть Нин, не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Рита несколько раз перечитала повестку, хмурясь и снова, и снова пробегая глазами строки, потом аккуратно свернула листок и спросила шепотом:

– Зачем?

– Ну а что? – изо всех сил пытаясь поддерживать беспечный тон, откликнулся Марат. – Может, я хочу исполнить свой долг перед Родиной? Может, солдат из меня получится лучше, чем медбрат? Не веришь?

Она с силой ухватила его за плечи, встряхнула, заглянула в глаза, отчаянно, пристально, и снова повторила:

– Зачем?

И Марат, почувствовав вдруг, как неподъемная тяжесть опускается на плечи, тихо бросил, отводя глаза:

– Из-за Руслана. И… из-за тебя.

– Ритуша, это кто там? Марат пришел? – позвала из соседней комнаты Ритина мать.

Рита отпустила его, и он отошел в сторону, присел на край кровати, уронив тяжелые руки между колен. Она высунулась в дверь, крикнула:

– Да, мам, это Марат. Ко мне.

– А-а, ну хорошо, – вяло отозвалась Елена Сергеевна. – Чайку попейте. Там, кажется, были сушки.

Рита прикрыла дверь, подошла к Марату, опустилась на корточки у его ног и обхватила похолодевшими ладонями его запястья.

– Так ты это серьезно тогда говорил? Про меня и Руслана? Это тебя изводит? – она пытливо заглядывала ему в глаза.

И Марат не смог выдержать ее взгляд, заговорил горячо, глядя в пол:

– Я не могу, не могу больше, понимаешь? Я все время думаю, что это он должен был быть с тобой…

– Но я же сказала тебе! – В ее голосе зазвенели слезы, но глаза оставались сухими, упрямыми. – Я клянусь тебе, у меня в жизни никогда ничего не было с Русланом. Я понятия не имела, что у него на меня какие-то планы. Я никогда ему ничего не обещала, я и разговаривала с ним всего пару раз. Я не его вдова, я не хочу ею быть. Это просто нечестно!

– А я не могу отобрать девушку у погибшего, – резко возразил он. – Не могу не думать, что было бы, если бы он выжил.

– Да ничего бы не было! – Она вскочила на ноги. – Может быть, твой брат был лучшим человеком на земле, я не знаю. Но мне нужен ты, а не он. Всегда был нужен только ты!

– Я решил, если я пройду через то же, через что ему пришлось пройти, и выживу – значит, я больше не буду перед ним виноват, – упрямо проговорил Марат. – Буду иметь право на жизнь. И на тебя! – глухо добавил он.

– Идиот! – в отчаянии выкрикнула Рита. – Ты просто идиот, ты знаешь об этом? Если бы у тебя не было выбора, если бы ты должен был уйти на войну, чтобы защитить своих близких… Но это же отвратные политические игры, в которых ни ты, ни я ничего не понимаем. Какие-то ублюдки там наверху подрались из-за бабла, в итоге погиб твой брат и другие ребята, которым до всего этого никакого дела не было. Это бессмыслица, нелепость, несчастный случай, если хочешь. Но почему ты должен туда идти и гибнуть тоже? Ради какой такой идиотской справедливости?

Она отошла в угол комнаты и прижалась лицом к стене. Марат поднялся на ноги, подошел к ней, ощущая, как дрожат руки, придвинулся почти вплотную, уткнулся лицом ей в шею, чувствуя, как щекочут лицо ее гладкие волосы, прошептал, прикрыв глаза:

– Маруся… Я люблю тебя!

Она резко вывернулась в его руках, обожгла горячим взглядом влажных потемневших глаз, стиснула ладонями его лицо и выдохнула в самые его губы:

– А я тебя ненавижу! Ненавижу, ненавижу! Только попробуй не вернуться! Только попробуй! – И начала исступленно целовать его губы, щеки и подбородок.

7

Мелкий скучный дождь сыпал с самого утра, смывая последние островки снега. Небо над городом висело серыми рваными клочьями. По горбатым улочкам бежали, звонко пересмеиваясь между собой, ручьи.