Начало конца (СИ) - Заболотников Ярослав Гивиевич

Девчушка с удивлением посмотрела на мать:

– Это правда?

Порой Мервена забывала, что Нактарра ещё ребёнок, не готовый к жестокости сурового мира, но в час беды и туманного будущего, наблюдая в сумеречном свете восторженное лицо дочери, очевидная истина щипала глаза подобно свеженарезанному луку. Женщина тихо вздохнула:

– Конечно… Смотри, что у меня есть… – она утопила пальцы в вырезе туники и извлекла простенький амулет: полупрозрачный камешек на потрёпанном шнурке. – Осколок звезды.

Пока девчушка с волнительным трепетом трогала старинный талисман, Мервена взглянула вдаль и, подтащив тяжёлый мешок, стала перебирать собранную на скорую руку поклажу: до мельницы оставалось каких-то три сотни метров – стоило озаботиться источником света. В отличие от костра, вынырнувшая из холщового плена жировая лампа позволяла коротать ночь без опасений привлечь излишнее внимание. Сквозь скрипучую песнь колеса и ритмичный стук копыт прорезался дуэт кресала и кремня. К моменту, когда на торчавшем из медного носика фитиле вспыхнул огонёк, осмелевшая Нактарра рискнула заключить «осколок звезды» в кулак.

– Как здорово! – вдруг радостно воскликнула она. – Я чувствую звёздное тепло!

Вмиг обернувшийся Рейнорт застал тревожное лицо Мервены и счастливую улыбку дочери. Но едва он потянулся к ножнам на поясе, слух обжёг глухой стук с обрывком лошадиного ржания. Мужчина успел заметить, как от головы падающего жеребца отлетает булыжник. В следующую секунду телега с грохотом перевернулась.

***

Нактарра очнулась оттого, что в лёгкие удушливым потоком вползала дорожная пыль. Оторвав лицо от каменистой обочины, она громко закашлялась и с трудом перевернулась на спину. Над головой чернело ночное небо с россыпью мелких звёзд. Чем дольше она смотрела в него, тем сильнее ощущалась боль в затылке и левом плече. Во рту стоял солоновато-металлический привкус от прикушенной во время падения щеки. Теперь девчушка чувствовала и её. Язык несколько раз коснулся кровоточащей ранки, после чего проснувшиеся эмоции вырвались наружу горячими слезами.

– Мама… Папа… – еле слышно пробормотала Нактарра. – Я здесь…

Ответа не последовало. Лишь зловещая тишина, нарушаемая мерным потрескиванием огня, отсветы которого изредка долетали до лица.

– Помогите… – переполненный отчаянием голосок прозвучал громче, напомнив жалобное мяуканье котёнка.

Но вокруг царило мучительное безмолвие: такое же непроглядное, как наступившая ночь, такое же холодное, как впивавшиеся в спину камни. Приступ страха вынудил девчушку перевернуться на живот и встать на четвереньки, невзирая на боль, которая с каждой минутой только усиливалась. От слёз в глазах плясавшее на холщовом мешке пламя казалось маленьким солнцем с длинными, тонкими лучами. Мерцающий свет играл тенями разбросанных по дороге вещей, а чуть дальше высилась перевёрнутая телега с отсутствующим колесом. За повозкой темнела какая-та груда: мокрый взор не сразу признал в ней неподвижно лежавшего гнедого жеребца.

– Маяк… – смахнув слёзы, Нактарра сразу же поднялась. Она знала, что такое смерть: не раз видела, как падали на землю головы бойких петухов, а их окровавленные тела ещё несколько секунд продолжали слепой бег в никуда, пока не заваливались набок и не замирали в угасающих трепыханиях. Страх потерять самого большого и сильного друга детства, того, кто никогда не дразнился и хранил в тайне все сокровенные секреты, впился в душу подобно ножу. Череда робких шагов. Нарастающий стук сердца. Испуганный взгляд девчушки обречённо бродил по морде коня в надежде уцепиться хоть за малейшие признаки жизни, но надежда неумолимо таяла: неподвижные карие глаза, вываленный на дорогу язык и стекавшая из ноздри струйка крови. Под ухом же зияла глубокая рана, словно коня ударили молотком.

– Ма… як… – подавившись всхлипом, заревела Нактарра. – Не-е-ет…

Охватившее душу опустошение полностью заглушило боль от увечий. Однако эти страдания не могли сравниться с тем, что ждало её впереди, когда, проплакавшись, девчонка подняла горящий мешок и, разгоняя полночный мрак, обошла телегу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С другой стороны повозки, прислонившись к дощатому дну, сидела Мервена: разодранное горло окрасило бежевую тунику в тёмно-красный цвет, бледные, перепачканные кровью руки сжимали арбалет, а подёрнутые пеленой смерти глаза печально смотрели на два лежавших посреди дороги тела. Одно из них принадлежало Рейнорту. Его голова, раздавленная словно гнилая тыква, покоилась в центре блестящей бордовой кляксы с осколками черепа и серыми ошмётками мозга. Рядом, с торчавшим из груди оперением и обезображенным, растрескавшимся лицом, лежал незнакомец, которого отец мёртвой хваткой удерживал за ноги.

Не проронив ни слова, Нактарра подняла взор к бездонному звёздному небу, даже не чувствуя, как взобравшееся по мешку жгучее пламя принялось облизывать пальцы…

Глава 4

Осень покоряла Виверхэль семимильными шагами: полыхала яркими кронами деревьев, шуршала низко склонившимися травами, наполняла воздух сонной прохладой, которую не мог развеять даже прекрасный солнечный день. Вдалеке, по левую руку от всадников, тянулись красные гребни скал. Поначалу боковое зрение Лайлы приняло их за осенний лес, всецело облюбовавший каменные верха, но, повернув голову, она поняла: это те самые жгучие мхи, о которых, закатывая глаза, вспоминали странствующие торговцы на корабле. Вампирше захотелось расспросить Рэксволда о них поподробнее. Однако переведённый на ассасина взор вынудил её придержать проснувшееся любопытство: уж больно раздражала издевательская улыбка убийцы, то и дело поглядывавшего на притороченный к седлу медный таз.

– Давай уже, пошути насчёт моего желания мыться с комфортом, – с упрёком вымолвила Лайла.

– Что ты… И в мыслях не было, – в последний раз ехидно улыбнувшись, Рэксволд напустил на себя невозмутимую серьёзность.

– То есть не из-за этого твоя улыбка была ядовитее красных мхов? – вампирша решила направить разговор в нужное русло, попутно показав эрудированность в вопросах виверхэльской флоры, такую же фальшивую, как последующий ответ ассасина.

– Это у меня лицо такое, – стараясь не запятнать губы ухмылкой, бросил Рэксволд.

«Несомненно, дело в лице, а не в дурном, отвратительном характере» – хотела сказать Лайла, но только миловидно поморгала и улыбнулась.

– А вообще… – потянувшись в седле, убийца зевнул. – Не всё, что ядовито – бесполезно. Потому не надо тут хаять красные мхи.

– Кажется, в Эльтароне ты был иного мнения, – донёсся голос Джона сзади. – И какая же от них польза? Кроме жгучего сока, совершенно бесполезного в алхимии, – следопыт поравнялся с ассасином и, взяв покороче поводья, направил на него победоносный взгляд знатока.

– Прям свет клином сошёлся на алхимии… Сразу видно, что вы не местные, – со скукой отмахнулся Рэксволд и замолчал, чем ещё больше заинтересовал обоих собеседников.

– Почему это? – не выдержала вампирша, пристально наблюдая за убийцей.

– Да будет вам известно, – после небольшой паузы с важным видом заговорил Рэксволд, – что там, где есть красные мхи, почти не водится воровского отребья.

– Что-то не улавливаю связи… – Джон приподнял бровь и посмотрел на Лайлу. Судя по озадаченному лицу, она тоже не видела логики в странном умозаключении.

– Я и говорю: не здешние… – с довольным смешком изрёк ассасин.

– Да не томи ты уже, – поудобней усевшись в седле, шутливо возмутился следопыт. – Давай рассказывай: чем твой чудо-мох воров отпугивает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Так и быть, – Рэксволд вздохнул, словно каждое слово давалось ему непосильным трудом. – Ну, смотрите… Вот попался такой голубчик на краже скота, и что с ним крестьянину делать? Сдать страже в ближайшем городе – по горным склонам путь не близкий, взять с него – нечего, а убивать за такой проступок – уже преступление. Оттого соберутся мужики, разденут вора догола и погонят босиком по красным скалам, нахлёстывая по спине хворостинами.