Дорога цариц - Александр Прозоров

Порывшись в сундуках, боярыня Агриппина нашла давно не ношенные рубахи из тонкого атласа. Вместе с сиротой они подрезали подол, подшили край, завернули рукава – и обновки пришлись малышке почти впору. Из оставшихся обрезков и нашедшихся в сундуках кусках разной ткани женщины сотворили сарафан: рукава из синего бархата, плечи шелковые, грудь и спина атласные, юбка кумачовая, пояс из парчи. Истинно княжеский наряд вышел! Все, кто видел, – издалека кланялись, уважение к явной знатности проявляя.

Спала Ира теперь в девичьей, на сдвинутых лавках, застеленных кафтанами. А когда постельничий уезжал надолго, то и вовсе на перинах, рядом с боярыней Агриппиной, болтая с нею перед сном о всяких глупостях. Кушала вдосталь – и не токмо кашу из сечки с жиром, гречу и кулеш, а и мясо тушеное и жареное, и птиц запеченных, и рыбу соленую да заливную. И сластей всяких – вдосталь. Хоть халву, хоть цукаты, хоть нугу, хоть изюм с курагой! Истинно – даже на небесах такой вкуснотищи не пробовали!

К осени боярыня справила ей сапожки из мягкого войлока и туфельки, да шубку на горностаевом меху. Вернее, из Москвы привезла, когда детей навещала. Перевозить сыновей сюда, на стройку, в пыль и шум, боярыня Агриппина не торопилась.

Горностай – мех не знатный. Однако же вместе с поясом наборным с резными костяными накладками, да платком шелковым на голове, да с сапожками вышитыми – наряд уважение внушал. Платков же и поясов у боярыни имелось изрядно – муж свою Агриппинушку любил и подарками баловал.

Иногда Иришка помогала боярыне разобрать вещи, подобрать одеяния на новый день, перестелить белье или проветрить вещи из сундуков, ходила с нею на торг, но большей частью гуляла по крепости, заглядывая во всякие углы и навещая храмы, гордо шествуя мимо склонившейся в поклонах дворни и почтительно приложивших руку к груди стрельцов, бегала со всех ног по дорожкам из мелкой гальки, огороженным цветочными клумбами, ходила на конюшню угощать скакунов сочными капустными листьями и хлебными корками – и ощущала себя попавшей в рай.

Малышка не обратила особого внимания на толкотню между храмами, случившуюся в один из будних дней, на суету у главных врат, увенчанных трехшатровой церковью. Увидев на любимой дорожке многих незнакомых бояр, она просто решила сегодня не бегать и отправилась домой, к сластям и забавным лубочным картинкам.

Правда, в этот вечер Ира осталась одна до самого позднего часа. Так долго, что девочка не дождалась боярыню и легла спать сама. Однако утром все случилось как обычно: боярин с супругой поднялись к заутрене, затем вернулись, неспешно позавтракали за одним столом с племянниками – после чего все старшие вместе ушли, прихватив слуг, и ничего девочке не сказали.

Но и это ничуть не смутило Ирину. Не первый раз хлопоты спозаранку уводили взрослых из дома. Посему девочка набила рот курагой, оделась и отправилась гулять. Сперва к конюшне, которая не в пример прежним временам оказалась переполнена. Затем к колодцу, в медной чаше вокруг которого всегда струилась свежая вода, а потом к большому храму с мощеной дорожкой вокруг. Там девочка развернула ленточку и кинулась бежать, позволяя ткани трепетать во всю длину. В этой игре Ирина воображала себя солнечным лучиком и совершенно не смотрела по сторонам… И потому чуть не врезалась в лупоглазого длинноносого мальчишку в округлой красной шапке и в кафтанчике с каракулем на отворотах.

Ира отпрыгнула, окинула гневным взглядом чужака в своих владениях и громко возмутилась:

– Ты почему мне не кланяешься, несчастный?!

– С чего? – Синие глаза мальчишки округлились еще сильнее.

– Потому что я Годунова! – гордо выкрикнула Ирина. – Я самая в сем городе знатная! И коли ты часом не царевич, то обязан мне в ножки немедля поклониться!

Малой лет семи на вид расплылся в широкой ухмылке и тоже крикнул, глядя девочке в глаза:

– Нянька, я кто?!

Откуда-то от церковного крыльца появилась большая тетка в собольей шубе и в кокошнике с самоцветами и величаво поведала:

– Ты есть царевич Федор, сын государя нашего, царя Ивана Васильевича.

– Слышала? – вскинул подбородок мальчуган и скомандовал: – На колени!

Иришка ощутила себя так, словно ее с размаху стукнули пыльным мешком по голове. Успевшая привыкнуть ко всеобщему почитанию, она никак не могла принять того, что кто-то вдруг оказался главнее ее. Малышка набрала в грудь как можно больше воздуха… показала царевичу язык – и кинулась наутек.

– Сто-о-ой!!! – за спиной послышался частый топот.

Ира обежала большой храм, повернула к колодцу, метнулась к дому. Топот не отставал – и она резко свернула за угол, юркнула к поленнице, заскочила в проход между высокими рядами дров, повернула еще раз и… Врезалась в спину какого-то холопа, укладывающего поленья. Отскочила, повернула в другой проход – и лоб в лоб столкнулась с царевичем.

Тяжело дыша, Ирина замерла.

– Э-э-э-э!!! – Мальчишка показал ей длинный розовый язык, выдохнул: – Теперь ты догоняй!

И кинулся наутек…

Часть вторая. Ночные колокола

3 февраля 1567 года

Александровская слобода

В лунной зимней ночи снег на дорожках скрипел так, словно каждый шаг ломал целую охапку хвороста. Треск разлетался далеко в стороны, отражался от стен домов и крепостных стен и возвращался обратно, ударяя девочке по ушам. Она несколько раз замирала, уверенная, что поднятый шум разбудит весь город – однако, на диво, на маленькую фигурку не обратила внимания даже стража на стенах и у ворот.

Возле дверей новенькой, еще пахнущей свежей известкой Распятской церкви отделилась от сугроба на краю дорожки еще одна тень и прошептала:

– Это ты, Иришка?

– А ты кого ждал, царевич? – так же тихо ответила девочка. – Ты ключ достал?

Мальчишка сунул руку за пазуху, вытянул и показал большущий кованый ключ с раздвоенной бородкой. Спросил:

– Не передумала?

Ира мотнула головой.

Скрипя наметенным с вечера снегом, дети поднялись по обновленным ступеням храма. Мальчик открыл дверь, пропустил спутницу, затворил за собой. Оказавшись в полной темноте, помахал руками, наткнулся пальцами на меховую шапку, шепнул:

– Руку мне на плечо положи! Я дорогу помню, сейчас угол нащупаю. Ноги береги, Иришка, тут ступеньки!

Ребята пробрались к лестнице, по ней поднялись наверх и вскорости оказались на нижнем ярусе звонницы. Здесь, в лунном свете, они разделились. Ира полезла выше, мальчик же собрал в руки веревки от самых тяжелых, многопудовых колоколов, нащупал ногой доску, к которой крепились те, что полегче.

– Готова! – крикнула вниз Ирина.

– Ага… – Мальчишка потянул к себе языки больших «набатов», отпустил, снова подтянул, раскачивая, еще раз хорошенько дернул. И когда тяжелые била уже почти коснулись бронзовых стенок, полным своим весом наступил на доску…

Звон всех колоколов грянул разом, раскатываясь по спящей крепости, и к оглушительному басу «набатов» тут же присоединился нежный малиновый перезвон верхнего яруса. Ба-а-ам – дзинь-дзинь-дзинь, ба-а-ам – дзинь-дзинь-дзинь.

– Бежим!!! – заорал мальчик. – Скорей!

Ира буквально скатилась с верхнего яруса по обледенелым ступенькам, дети ринулись вниз, в темноту лестницы и… потерялись во мраке храма. На поиски дверей пришлось потратить изрядно времени, и когда они выскочили наружу – по ступеням уже поднималось полтора десятка монахов в черных рясах, двое из которых держали в руках длинные острые рогатины, а еще несколько – обнаженные сабли.

– Ах, вот кто тут шкодничает! – грозно рыкнул самый могучий из святых людей и откинул капюшон, открыв лунному свету острое лицо с короткой, в полторы ладони, бородкой, высоким лбом и острым носом.

– Батюшка? – изумился мальчик. – Ты же в отъезде был!

– Да вот вернулся ввечеру! Уж прости, что не поведал, сыночек. Тревожить в поздний час не стал, – с проникновенной язвительностью ответил монах. – Теперича знать буду, чем чадо мое без присмотра балует… Кто там еще в тени твоей прячется? О-о, ну конечно! Опять сиротка шалая отличилась!

– Она тут ни при чем, батюшка! – решительно выпятил грудь мальчуган. – Это я придумал!

– Ты, Федька, завсегда ее покрываешь!

– А ключ ей откуда взять было? – сунул руку за пазуху мальчуган. – Я его в твоей светелке еще третьего дня стащил!

– Нашел чем хвалиться! – покачал головой монах. – Вестимо, плетей тебе для вразумления сильно не хватает. Тебе надобно ума-разума набираться, арифметику и закон божий учить, дела литейные да росмысловые, и чертежи земельные, а не по колокольням во мраке лазить!

– На что мне пустой всячиной разум забивать, батюшка? Ваньке ведь, а не мне, царствовать надлежит! Вот пусть он грамоту ратную да земельную и разумеет. А моя судьба – в уделе Суздальском тихо сидеть. Мне для сего долга много ума не надобно!

– Царевич Федор учится, государь! – высунулась из-за спины приятеля девчонка. – Много и прилежно! Вчерась три часа протопопу Овнию внимали про земли сарацинские, персидские, бухарские и османские да про ремесла султана тамошнего, как он луки собственноручно мастерит. Страсть интересно отче сказывал! И со счетом конторским еще два часа сидели!