Дорога цариц - Александр Прозоров

– А какой сегодня день? – спросил уже Борис.

– День Лукьяна-ветреника[2], я так надеюсь. А то как бы неустойку платить не пришлось. Обещались успеть до заката.

– Кому?

– Много будешь знать, скоро состаришься, малышка. – Корабельщик перепрыгнул на причал, закрепил нос струга, после чего опустился на колено и обнял Иру: – Удачи тебе, маленькая красавица. Надеюсь, еще свидимся.

– И я надеюсь, Карвай! – Малышка обхватила корабельщика за шею, прижалась к бороде щекой, шмыгнула носом и тут же отступила. – Увидимся.

– Спасибо вам! – Борис закинул за спину мешок, поднял корзинку. – Удачи вам, вечные путники, и попутных ветров!

Сироты ощущали себя богатыми и счастливыми: у них оставалось еще с десяток копченых карасей и изрядный шматок сала, они смогли добраться до Москвы, они были сыты и оставались вместе.

Пройдя вдоль берега и пробравшись узким проулком между пахнущими ванилью амбарами, брат с сестрой попали на широкую улицу, полную шума и суеты. Одна за другой катились здесь телеги, полные сундуками, корзинами, бочками, покачивались на кочках крытые кошмой или кожей кибитки, мчались по своим делам всадники, одетые кто в яркие синие и зеленые кафтаны, кто в ферязи с золотой вышивкой, а кто в переливчатые атласные рубахи и столь же яркие шаровары. Но все – в сапогах, в меховых шапках, с наборными поясами, с ножнами, украшенными золотом и серебром, со сверкающими от самоцветов сумками.

Впрочем, пешие горожане тоже предпочитали в одежде добротное сукно и оторочку из бобра, соболя или куницы, носили сапоги и войлочные туфли. Пояса светились серебром и янтарем, ножны поражали вычурной костяной резьбой, а поясные сумки – золотыми клепками. Женщины носили яркие набивные платки, а многие – даже шелк или похожую на туман невесомую кисею, мужчины – шапки из бобра и чернобурки.

Оттого дети в своих домотканых нарядах, с самодельными поршнями вместо сапог да простенькими поясами постоянно ловили на себе снисходительные, а то и презрительные взгляды. Москвичи смотрели на сирот так, словно те вышли из дома голыми.

Настроение путников быстро угасло. Они старались идти вдоль самых заборов и не встречаться с горожанами глазами – смотрели только себе под ноги, мечтая превратиться в невидимок. И это удалось – когда дети попали в затор из сгрудившихся перед опрокинутым роспуском возков. Здесь сироты втиснулись между крытой парусиной кибиткой и крашенным красной охрой тыном и остановились, оставшись наконец-то наедине.

– Куда теперь, Боря? – спросила девочка.

Старший брат промолчал. Когда он убегал с дядюшкиного двора, пареньку казалось, что достаточно добраться до Москвы – и уж тут все образуется как-то само собой. Ведь это столица. К тому же у дядюшки Дмитрия все получилось!

Однако теперь… Москва оказалась местом странным и непривычным, совершенно незнакомым – многолюдным, тесным, с совершенно чужими людьми, которые не смотрели на детей, не здоровались, даже не кивали. Ничего не спрашивали, не предлагали помощи и вели себя так надменно, словно все поголовно к княжеским родам относились, а не к черному, тягловому люду. И куда здесь деваться, к кому обращаться, что искать – Борис совершенно не понимал.

– Так куда мы идем? – дернула брата за рукав Ира.

– К дяде… – без особой уверенности ответил младший из рода Годуновых. – Надобно поклониться, коли уж приехали. Иначе невежливо получится. Совета можно спросить…

– Как же мы его найдем?

– Дмитрий Иванович при государе постельничим служит! Уж государя-то найти даже здесь не сложно. Он в Кремле живет, в самом центре, на берегу Москва-реки. Сия улица аккурат в ту сторону тянется. Пошли!

Боря поправил мешок на плече и стал протискиваться между телегами и частоколом.

Они миновали затор, оказавшись на почти пустой улице, ускорили шаг – и вскоре выбрались на берег речушки шириной в полтора десятка шагов. За рекой раскинулся густой зеленый луг, что упирался в основание белоснежных стен, ощетинившихся множеством пушечных стволов. В нескольких местах через протоку лежали деревянные мосты. Брат с сестрой повернули направо – к тому, который стоял почти у самой Москвы-реки. Однако едва юные путники ступили на тес переправы, как от ворот угловой башни кинулись навстречу сразу трое стражников, одетых в кольчуги и островерхие шлемы, придерживающих сабли на боку.

– Стойте, смерды! – вскинул ладонь один из воинов. – Назад немедля!

– Вход во Кремль токмо служивым людям разрешен, – подходя ближе, добавил второй. – Нешто вам неведомо, дети?

– Нам надобен боярин Дмитрий Годунов, мы его родичи.

Ответом стал громкий хохот стражников.

– Это вы-то, бродяжки, родичи царского постельничего? – Один из воинов даже вытер выкатившуюся от смеха слезу. – Ну да, размечтались… Вон пошли отсюда, оборванцы!

– Но мы племянники Дмитрия Ивановича!

– Вы бы еще царскими родичами нареклись! Вон пошли, пока выпороть не велел!

– Когда дядюшка узнает, он тебя самого выпорет! – Борис вытянул руку, указывая на грубияна пальцем.

– Ты мне угрожать вздумал, сопляк?! – Воин положил ладонь на рукоять сабли.

– Коли вы боярину Годунову родичи, – неожиданно вмешался другой стражник, – так к нему и ступайте. Почто в царские хоромы ломитесь?

– Это куда, дяденьки? – спросила Ирина.

– Не знаете, где дом вашего родича, бродяжки? – Первый привратник продолжал мять рукоять сабли. Однако все понимали, что клинка он не достанет. Не станет же боярский сын на детей с оружием кидаться!

– Обойдите твердыню за рекой, – указал рукой второй воин. – За Китай-городом направо повернете. Спросите у людей Мясницкий холм, подворье Годуновых. Здесь же больше не показывайтесь, коли поротыми оказаться не хотите. Сирым и убогим на паперти место, а не у врат государя всея Руси. Здесь милостыни не подают.

– Благодарствую за совет, боярин, – приложив ладонь к груди, слегка поклонился Борис. – Хорошего тебе дня.

– И тебе доброго пути, отрок, – чуть более уважительно, чем прежде, ответил стражник.

Сироты отступили с моста, и караульные тоже неспешно направились к воротам.

Найти дом Дмитрия Годунова оказалось несложно – за Китай-городом его знали все.

Подворье царского постельничего выглядело богато – тын высотой в полтора человеческих роста из кольев толщиной в локоть, весь расписанный сказочными растениями с изумрудно-зеленой листвой, красными, синими и желтыми цветами, на створках ворот – львы с пышными гривами. Навес над воротами венчала маленькая луковка, голубая с золотыми звездами – тоже не самое дешевое украшение.

Любуясь всей этой красотой, Боря кулаком постучал в калитку. Потом еще раз, еще…

Во дворе наконец-то послышались шаркающие шаги, приоткрылось смотровое окошечко.

– Кто здесь? – хрипло спросил высушенный жизнью старикан со впалыми щеками, морщинистым лбом, глубоко сидящими глазами и тощенькой бородой.

– Это подворье боярина Годунова, Дмитрия Ивановича? – на всякий случай спросил Борис, хотя все встреченные горожане указывали именно на этот дом.

– Без хозяина не пущу. – Старик захлопнул окошко.

– Мы племянники Дмитрия Ивановича! – закричал паренек.

– Без хозяина не пущу, – снова прозвучало из-за калитки.

– Так позови хозяина! – снова застучал кулаком Борис.

– Нет его дома!

– А подождать можно? – спросила Ирина.

– Без хозяина не пущу!

– Но мы его родичи!

– Без хозяина не пущу!

– Когда Дмитрий Иванович вернется? – Паренек ударил кулаком в калитку, но уже не так сильно.

– Он не сказывал.

– Хоть примерно! Через час, два? Вечером?

– То мне неведомо.

– Где он, хотя бы знаешь?

– В Александровскую слободу на службу отъехал, – сказал хоть что-то полезное здешний привратник.

– Надолго?

– Без хозяина не пущу! – пресек попытки разговориться старик.

– Хоть переночевать-то можно, дяденька? – взмолилась девочка.

– Без хозяина не пущу.

– Но мы же его племянники!

– Без хозяина не пущу.

– А где она хотя бы находится?

– Без хозяина не пущу!

– Вот долдон! – в сердцах шлепнул ладонью по калитке Борис.

– Без хозяина не пущу.

– Ты просто сам не знаешь! – крикнула Ирина.

– Без хозяина не пущу.

– Пойдем. – Борис взял сестру за руку. – Коли поспешим, засветло успеем к корабельщикам вернуться. Они, знамо, дорогу укажут. Торговые гости должны про все русские города ведать.

Путь назад через всю Москву занял добрых три часа, и снова возле причала дети оказались только сильно за полдень.

– Карвай! – подпрыгнув, замахала рукой Иришка.

– Маленькая красавица? – Корабельщик, удерживая на плече коричневый, покрытый плесенью бочонок, отступил чуть в сторону, освобождая путь другим грузчикам. – Нешто Москва вам уже прискучила?

– Ага! – громко вздохнув, кивнула девочка. – Теперь мы хотим в Александровскую слободу!