Александр III - богатырь на русском троне - Елена Майорова

Именно Мещерский рассказал наследнику о недороде хлеба в западных губерниях и возможном голоде среди крестьян. Он предложил организовать комитет под председательством Александра Александровича и собрать пожертвования для помощи голодающим. В популярной газете «Русский инвалид» Вово опубликовал воззвание, призывавшее жертвовать деньги в комитет, расположившийся в Аничковом дворце. Не дожидаясь, пока сумма пожертвований станет значительной, цесаревич по совету своих друзей попросил ссуду у государства под залог будущих поступлений. Его сотрудники проявили смекалку и оперативность: не создавая ажиотажа, закупили хлеб в южных губерниях и продали селянам по низким ценам в кредит. Даром раздавать помощь практичный Александр не хотел, чтобы не отбить у крестьянства трудовые навыки.

Тем временем сумма пожертвований достигла двух миллионов рублей, и комитет сполна рассчитался с государством.

Александр II был приятно удивлен осуществленным цесаревичем предприятием и высоко оценил неожиданно проявившуюся у сына деловую хватку.

Это было кстати, поскольку между наследником и царем постепенно нарастало и углублялось отчуждение, связанное со связью царя с Екатериной Долгорукой. Бедный император, раб долга, с трудом находил укромные уголки для встречи с обожаемой Катей. Помогла преданность генерала Рылеева, предоставившего для встреч влюбленных свою квартиру. Мог ли «пламенный революционер» Кондратий Рылеев предположить, что его внук будет помогать в амурных делишках очередному императору?

Семья Долгорукой была против сближения девушки, носящей их имя, с женатым царем. Приходилось проявлять изобретательность, действовать по-шпионски. В конце концов, княжна порвала с родственниками и полностью положилась на императора. Появились съемные квартирки, куда Александр II стремился всей душой, желая обратить злобу дня в отраду ночи.

Узнав, что у нее будет ребенок, Долгорукая захотела внести определенность в отношения с любовником. Александр II всполошился: его заботил не столько факт появления внебрачного ребенка, сколько грядущие изменения фигуры возлюбленной. Он так любовался ее изящной шейкой, стройным станом — а вдруг она располнеет, огрубеет?.. Когда настала пора рожать, княжна направилась в Зимний дворец — она твердо решила, что ее ребенок появится на свет в царских покоях. Ключ от своих апартаментов влюбленный император недавно вручил дорогой Кате. Глубокой ночью любовница царя в сопровождении одной горничной плелась пешком, изнемогая от боли. На счастье, женщинам удалось остановить припозднившегося извозчика, который и доставил их в Зимний. Здесь, в бывших комнатах Николая Павловича, на репсовой кушетке, которая еще помнила последний вздох императора, княжна родила сына, которого назвали Георгием. Его поместили в одном надежном семействе.

На следующий год родилась девочка Ольга; затем снова мальчик, который недолго прожил… Царь почти перестал скрывать свою связь: уезжая в Ливадию, он требовал, чтобы княжна обязательно ехала с ним. Она жила в маленьком дворце Бьюк-Сарае; там Александр мог навещать ее каждый вечер.

По-видимому, Александр II свою внебрачную связь был склонен считать своеобразным проявлением либерализма.

В отличие от «либерала»-императора, Мария Александровна склонялась к консервативным и панславинистским взглядам, и, поддерживая ее, цесаревич выражал неодобрение отцу.

Влияние группы реакционеров росло. Их главой и защитником неограниченного абсолютизма постепенно становился наследник престола. Аничков дворец стал их генеральным штабом. Там не уставали говорить, что политика реформ служит отрицанию царской власти, ведет Россию к гибели и что она не только убийственна, но и кощунственна, так как государь своими руками уничтожает ту власть, которая была вручена ему Богом. В Аничковом дворце, пользуясь каждым поводом, повторяли слова Николая I: «Склонившись перед первыми требованиями революции, Людовик XVI изменил своему самому священному долгу. Бог покарал его за это».

Балканский кризис

В апреле 1876 года началось восстание в Болгарии, к лету безжалостно подавленное турками. В России это вызвало необыкновенно сильное сочувствие к братьям-болгарам, а затем и к другим славянским народам Балкан — сербам, черногорцам, боснийцам. Славянофильские комитеты во главе с Иваном Аксаковым буквально «задавили» правительство «народным движением» за веру и братьев-славян: агитировали и пропагандировали в столице, и в провинции, и снизу, и с боков (проповеди православного духовенства), и сверху. Императрица плакала по утрам, когда ей докладывали о зверствах турок, — она хотела быть русской, православной, она хотела войны и победы за веру Христову.

Наивно полагать, что Александр II только и ждал повода, чтобы ввязаться в какое-нибудь кровопролитие; он отличался трезвым взглядом на ситуацию и понимал, что эта война стране не нужна. Но он был слишком слаб как человек, чтобы противостоять общественному мнению, нажиму советников и обстоятельствам.

Он медлил. У него еще были надежды на дипломатов. Благоразумие брало верх над чувствами, он боялся подвести Россию под новую европейскую войну, а крымское поражение вселяло сомнения в безоговорочную победу.

Все без исключения государственные круги были недовольны его нерешительностью.

Государственная и дипломатическая верхушка во главе с князем Горчаковым, военным министром Милютиным и генералом Игнатьевым начала склоняться к мысли, что война с Турцией после поражения Сербии, ультиматума и уже частичной мобилизации русских войск почти неизбежна. Кроме того, она вполне могла бы послужить «пробным камнем» для оценки того, что было сделано в армии после крымского поражения. Газеты же продолжали в изобилии печатать на своих страницах воззвания и телеграммы о поднятых на штыки младенцах, обезглавленных в алтарях православных священниках, обесчещенных и убитых девушках и старухах. Вся Россия закипала как смола от подобных известий. Не богатства и земля были приманкой, а попираемая вера православная да турецкие изуверства. Вот уже «…стар и млад точит саблю. Давненько казачий конь не пил дунайской водицы».

«…Люди русские… не оттолкните от вашего сердца припавших к нему болгар!» — писали «Санкт-Петербургские ведомости» в июле 1876 года. Во дворе Славянского базара в Москве и многих других местах целые толпы собирались и ждали решения — кому можно будет идти на фронт и кому нельзя.

Император по-прежнему не хотел этой войны. Правительственная политика допускала «энергическое вмешательство России в славянское дело» — только не военное. Он не был уверен в абсолютной победе и щадил русскую кровь.

Многие исследователи не раз отмечали заметную роль цесаревича Александра в событиях восточного кризиса середины 1870-х годов. Наряду с великим князем Константином Николаевичем и императрицей Марией Александровной его обычно причисляют к сторонникам военного решения возникшего конфликта. Однако на самом деле вначале он не проявлял особого интереса к разгоравшейся на Балканах войне и окружавшей ее дипломатической переписке. Только в первых числах сентября 1876 года он в своем дневнике упомянул о сложившемся в стране положении: «Вся Россия говорит о войне и желает ее, и вряд ли обойдется без войны. Во всяком случае, она будет одна из самых популярных войн, и Россия ей сочувствует». Связанный своим официальным статусом, Александр смог организовать материальную помощь сражающимся балканским единоверцам только обходными путями, через московское купеческое общество. Но он и императрица поддерживали деятельность славянских комитетов, созданных по всей России в поддержку братских народов; Александр II выражал жене и наследнику высочайшее неудовольствие их действиями.

Победоносцев при всей одержимости «славянским делом» призывал цесаревича к осмотрительности с людьми, «которые могли бы понести и раздуть Ваше слово», советовал опасаться принимать у себя «ревнителей» и помнить, что «в теперешнем положении Вашем то будет золотое слово, которое останется невысказанным».

Александр II также напоминал сыну об осторожности и опасности увлечения «славянским делом»: «Признаюсь, я ничего путного не ожидаю, а предвижу кровавую развязку». Он вызвал цесаревича в Крым, в Ливадию, где собрались все государственные мужи. Туда было доставлено послание болгарского экзарха Антимия с призывом к российскому монарху: «Если Его Величество Всероссийский император не обратит внимание на положение болгар, не защитит их теперь, то лучше их вычеркнуть из списка славян и православных, ибо ОТЧАЯНЬЕ ОВЛАДЕЛО ВСЕМИ!»

Однако Россия еще медлила.

В Ливадию прибыл граф Ф. Н. Сумароков-Эльстон, который привез ответ австрийского императора Франца-Иосифа относительно его намерений в случае войны. Если Россия объявит войну Турции, заявлял император, Австрия не будет ей мешать, но оккупирует Боснию и Герцеговину и удержит их насовсем.