HOMO FABER (СИ) - Баковец Михаил

— Разрешаю, товарищ Шпиталин, — кивнул я.

— А когда наши погонят немцев назад? Уж сколько они топчут землю нашу, советскую, самолёты ихние всё летают на восток, а наших и нет совсем.

Я посмотрел на окружающих людей, на их жадные взгляды, ожидающие ответа.

— Вот что, товарищ Шпиталин. Этот вопрос не требует срочного ответа, тем более есть много других, гораздо важнее. Давайте поговорим в штабе. Где он у вас?

— Там, товарищ государственной безопасности.

— Ведите.

Через три минуты я сидел на некрашеной лавке в просторном блиндаже с низким потолком. Свет давали две керосиновые лампы — над столом и над входом. Обстановка не просто спартанская — монахи-аскеты обзавидуются.

— Значит так, товарищ Шпиталин, — у меня скоро от «товарища» оскомина во рту появится, но без этого слова никуда, в это время так принято обращаться к собеседнику, — в планы командования я не посвящён достаточно глубоко, но по своей линии знаю, что главным штабом принято решение заманить врага вглубь нашей территории, показать всю свою слабость и только после того, как гитлеровцы введут все свои резервы, мы ударим по ним всеми силами.

— Но как же так⁈ Люди гибнут, города разрушаются. А воинские части?.. У меня есть несколько человек, которые своими глазами видели колонны пленных красноармейцев — их там тысячи!

— Все они враги народа, — жёстко произнёс я. — Каждый сдавшийся в плен, бросивший оружие, кто пошёл работать к врагу, кто стал пособником по зову души, так сказать, все они будут наказаны со всей суровостью. Эти замаскировавшиеся враги среди трудового народа ещё долго бы пили кровь советских людей, но сейчас они показали всю свою волчью натуру. Каждый из них будет наказан в соответствии со статьёй пятьдесят восьмой Уголовного кодекса и сто девяносто третьей! — я старательно добавил жара в свою речь, чтобы этот человек напротив не увидел моей игры. Навряд ли, конечно, в своём веке даже вот такие взрослые люди не сравняться вилянием и кривлянием с современными мне обывателями.

— Всё равно, людей жалко, — вздохнул тяжело собеседник. — Это ж сколько невинных судеб будет загублено…

— Это решение партии, товарищ Шпиталин, — припечатал я. — Вы против?

— Нет, что вы, что вы, — мгновенно побледнел тот. — Это правильное решение, очень… лес рубят — щепки летят. Да и не так много хороших людей пострадало.

— А после того, как погоним врагов с нашей земли прочь, всем пострадавшим настоящим верным советским людям будет всё компенсировано.

— Это правильно, — закивал струхнувший Шпиталин.

— А теперь расскажите о составе отряда. Почему вас едва три десятка набирается, когда должно быть две сотни? Где оружие, положенное вам, снаряжение, что сделали за эти дни…?

С каждым моим вопросом этот немолодой мужчина чуть заметно вздрагивал, всё сильнее белел лицом и покрывался испариной.

— Товарищ лейтенант государственной безопасности… тут такое дело…

Война застала всех неожиданно. Сотрудник НКВД, куратор партизанского отряда, пропал двадцать шестого июня. Его заместитель был растерян и про сколачивание отряда ничего не знал, да и не верил, что враг сможет докатиться досюда. Никакого оружия и припасов он не разрешил получать на складах. Потом, когда немец подошёл к городу, часть партизан встала в строй в ополчение, другие незаметно пропали. Отряд буквально таял на глазах.

Шпиталина и пятьдесят человек с ним, Стыдковец отправил в лагерь, чтобы они успели немного привести тот в порядок. Сам с ещё полусотней человек и несколькими старенькими полуторками отправился к складам с предписанием за причитавшимися вещами.

По дороге Шпиталин и его люди попали под воздушный налёт, очень многих убило и ранило. Оставив всех пострадавших беженцам из проходившей колонны, старший партизанского отряда (тогда он, правда, этого ещё не знал) продолжил путь. С ним шли всего пятнадцать человек.

Через три дня к нему присоединились ещё десять из тех, кого при себе в помощь оставил Стыдковец. Они-то и рассказали, что того, Иванова, и ещё несколько человек забрали немцы, которые как-то неожиданно быстро оказались в городе, полностью взяв его под свой контроль.

А вчера во время разведки обстановки они наткнулись на нескольких красноармейцев и гражданских, которые уходили от немецкой погони. Эта группа оказалась самой вооружённой — три винтовки, пулемёт ДП (неработающий) и два нагана. До этого на двадцать пять человек приходилось десять охотничьих ружей и пять старых однозарядных винтовок Бердана. Боеприпасов к этому арсеналу буквально кот наплакал и пополнять, особенно редчайшие патроны к «берданкам», не представлялось возможным.

Немцев дружным залпом из десяти стволов пугнули. Вроде бы никого не убили, но те сами решили не рисковать, наткнувшись на многочисленный отряд противника. Красноармейцы, уже прощавшиеся с жизнью и приготовившие штыки для рукопашной, сильно обрадовались своему спасению и примкнули к партизанам.

Вот и весь состав отряда.

— С припасами что?

— Последний хрен без соли доедаем, — буркнул собеседник, успевший немного вернуть правильный душевный настрой за время беседы. — Было с собой немного, что из дома захватили, да только подъели всё уже. Завтра собирались идти по хуторам пошукать, всё ж люди тут свои в большинстве, может, и выручили бы. Или купили бы продуктов, грошей немного имеется.

— С припасами, можете считать, всё решено. Как и с оружием для всех ваших бойцов. Сравнительно неподалёку находиться схрон с винтовками и тушёнкой. Сегодня уже поздно идти, не хватало в темноте с тяжёлым грузом ноги поломать или глаза оставить на ветках, завтра с рассветом выдвигаемся. Предупреди людей прямо сейчас, товарищ Шпиталин. У вас заместитель есть?

— Так точно, товарищ лейтенант государственной безопасности, есть, товарищ Мареичев Павел Игнатович. Был парткомом комсомольской ячейки…

— Поставьте ему задачу отобрать двенадцать человек для завтрашнего похода и возвращайтесь обратно, — перебил я его, наплевав на вежливость.

* * *

— Что, Паша, скажешь по поводу этого чекиста? Не подведёт ли он под монастырь?

Мареичев и Шпиталин смолили самокрутки в дальнем конце лагеря и, пользуясь моментом, обсуждали последние изменения в лагере.

— Может и подведёт, — тяжело вздохнул тот. — Но так и война у нас! Страшная война. Думается мне, что пострашнее первой окажется, когда тоже с немцем схватились.

— Чекист сказал, что заманивают немца-то и заодно врагов народа выявляют… не верю я в это. Дорого обходится этот план.

— Вот и я не верю, но об этом лучше молчок, Максим Савелович. С этого бугая станется к стенке нас поставить за лишнее слово.

— Народ поднимется, — как-то неуверенно возразил ему Шпиталин. — Он тут чужой, а мужики с нами эвон сколько годков рядом.

— Солдатики помогут ему, наши или его.

— Его⁈ — Шпиталин посмотрел на товарища с подозрением. — Паша, ты что-то знаешь? Он же один пришёл, так ведь?

— Хе, — хмыкнул его собеседник, — один… как же. Мы вчера — двенадцать человек — тащили эти винтовки и ящики. Тушняк опять же. А винтовочки-то новенькие, ящики, словно только что из рук плотника вышли. И лежат они там пару дней, не больше. Ты, Максим Савелович, от леса далёк, горожанин, а я родился в деревне и на охоту хожу часто… м-да, ходил, теперь если и сподоблюсь, то дичь станет двуногая, с крестами.

— Не отвлекайся, пожалуйста, Паша.

— Так, а я о чём? Даже ни паутинки не появилось, листочков один-два нападало. А попробуй оставь что-то в лесу — запорошит так мусором, что осенью при листопаде, опять же, паутинка всегда появляется.

— Хочешь сказать, что недавно их положили там?

— Недавно, — кивнул Мареичев. — Был там наш лейтенант, был. Сапоги его срисовал на землице. И был с ним ещё кто-то, кто помогал винтовочки принести, не один и не два человека, с десяток.

— По следам узнал?

— По грузу. По следам… странно там всё, следов-то кроме лейтенантских и нет совсем. Парочка смазанных имеется, но это могут опять же его быть. Матёрые лесовики там были, Максим Савелович, ой матёрые. Нашего лейтенанта, как бы, не как самого молодого отправили к нам. Может, поглядеть, как мы его встретим, может, ещё ради какой-то цели. И чую, что сидят они или их дозорный где-то рядом, следит, что делать будем. Вот потому и боюсь, что реши лейтенант нас к стенке поставить, мы и рыпнуться не успеем.