Анаис - Паскаль Лене

Потом мсье Шарль увез Анаис в Южную Америку: Перу, Аргентина, Уругвай… Она точно не помнила. В мире слишком много стран, а все роскошные отели похожи друг на друга. Анаис не много удалось повидать. Свои экспедиции она устраивала по постелям. Пока крестный занимался своими делами, малышка оставалась в номере, но совсем одна, словно корабль, застигнутый штилем посреди океана. Она немного скучала: ей не терпелось вернуться в Париж.

– И ты не повстречала там «красавца идальго»? – удивился Жером.

– Идальго водятся в Испании, – поправил его Винсент.

– Тогда, – не сдавался Жером, – танцора танго? Анаис не повстречала ни танцора, ни гаучо из пампасов, ни даже захудалого бармена или лифтера. Тогда мне пришел в голову такой вопрос:

– А твой крестный? Разве ты жила не в одном с ним номере?

– Там было две комнаты, – гордо заявила Анаис.

– И твой мсье Шарль их ни разу не перепутал?

– Ему уже за шестьдесят, – серьезно пояснила девушка. И ее ответ удовлетворил трех повес, которых легко было убедить в том, что в таком возрасте мужчины уже вовсе не испытывают желания, за исключением больных, которых необходимо изолировать от общества.

Анаис до утра рассказывала о своих приключениях на другом краю света. Переезжая из одного номера с кондиционером на двадцатом этаже «Хилтона» в другой, она все же мельком видела пейзажи, встречала людей. Она описала, что ей было видно из иллюминатора самолета: гладкий и далекий мир, то переливающийся под несколькими солнцами, созданными воображением, то спрятанный за тучами невнимания и забвения. Она путала места и даты: отправляясь из Перу в Чили, она села на старый кукурузник, который летел прямо над морем, на высоте не более ста метров. Над морем, в самом деле? Она или путала, или просто выдумывала. Но рассказы Шахерезады и не должны быть подлинными. Только бы они не кончались, продолжались до зари. В ту ночь Анаис вела себя с нами так же пристойно, как три месяца со своим крестным. И уснула на канапе – раз и все, посреди описания Рио де ла Плата, где мы и оставили ее плавать.

Но на следующий день наша маленькая семья восстановилась, старинные привычки возобновились, и пока Винсент знакомился с географией Перу по книгам, специально взятым в библиотеке, Анаис расточала себя по спальням – уже не в «Хилтоне», без всяких кондиционеров, кроме нее самой. Она расточала себя щедро и в лучшем смысле этого слова, от чего на теплых водах ее наслаждения распускались белые лилии.

На ее спине, на уровне поясницы, виднелись две розовые ссадины. На ягодицах красовались полоски потоньше, едва заметные. Я спросил, что это. Анаис не ответила. Я настаивал, и она буркнула мне недовольно, что поцарапалась о шиповник.

– Как это?

– Отстань, надоел!

И поскольку я заинтересовался ее ягодицами, она встала на четвереньки, а потом, выгнувшись развеселейше непристойным образом, удовлетворила мое любопытство столь соблазнительным ответом, что все дальнейшие расспросы прекратились.

У Анаис явно были свои секреты. Она не поддавалась, когда я пытался ее о них расспросить, или запутывала меня какой-нибудь выдумкой. Иногда она сердилась и кричала: «Я что, в школе?» Или: «Ты мне не отец!» Она только уступала, как я уже сказал, и то на то время, покуда сама захочет. Она была по-своему упрямой.

На самом деле она так и не рассталась с детством и играла в куклы своим роскошным зрелым телом, которое, должно быть, стянула у старшей сестры. Анаис говорила, что она единственная дочь, но пойди проверь!

Это была счастливая натура, об этом я тоже уже сказал. И главное, обладала даром уклончивости. Она никому и ничему не говорила «нет», но охотно награждала нас улыбкой, которая и не означала «да». Она решительно делала все так, как ей заблагорассудится, и, повторяю, рассудок у нее был детский.

Мы так больше ничего и не узнали про ее поездку в Южную Америку. То, что произошло, существовало только в ее памяти. А это все равно, что не существовало вовсе. И следов не осталось.

Хотя нет! Она повстречалась с фотографом.

– Фотографом?

– Да.

– Там повстречалась?

– Нет. В аэропорту Орли. Он приехал из Лондона.

– И ты будешь ему позировать?

– Да.

– Голой, я полагаю?

– Я ведь уже позировала для Жерома. Для всей его мастерской.

Анаис считала, что сказала достаточно. Своими секретами она делилась так, как угощают крепкими спиртными напитками. Малыми дозами. Кто его знает, осталось ли еще что-нибудь в бутылке.

Но мне было этого мало. Странные следы на попке нашей маленькой музы не оставляли меня в покое. Как и Жером, я привык к мысли о том, что Анаис может сколько угодно распутничать в стенах нашей квартиры, это никогда не вызовет серьезных последствий. Настоящие ее «крестные» – это мы: Жером, Винсент и я. Нам казалось, что мы ограждаем ее от худшего и, в конце концов, относимся к ней с уважением. Мы не вышли бы за определенные рамки. По крайней мере так я тогда думал.

Мне не пришлось делиться своими опасениями с Жеромом: он был в курсе. И знал даже больше, чем я: Анаис каждого угощала своей дозой правды. Кто сколько сдюжит. Наверное, она думала, что Жером в этом отношении крепче меня. Честно скажу, она была права. Что до Винсента, то я вскоре смог убедиться в том, что ему она ничего не сказала.

– Обнаженка, скажешь тоже! – посмеялся Жером. – Этот мужик щелкает манекенщиц во время показа мод, слегка раздевает девиц для эротических журналов, но это все его законный заработок, с которого он платит налоги и отчисления в пенсионный фонд. Лучшие свои работы, непричесанную графику, он предназначает для настоящих ценителей. В служебном помещении при лавке некоего мсье Хонга, вьетнамца, который продает экологически чистый рис и трактаты по восточной мудрости.

– Ты видел эти фотографии?

– У Анаис их нет. Этот тип ей сказал, что ей и не нужно на них смотреть. Достаточно встать перед зеркалом – эффект будет тот же. Он боится, что она станет шляться с ними, где попало и кому попало показывать.

– Должно быть, что-то с душком!

Тем более что рассказ Жерома, эта история с вьетнамцем и его лавочкой, наверняка были только частью правды, несколькими миллилитрами, которые наша красавица отмерила для него. Но пока я наивно ужасался, представляя себе, в какой паутине она увязла, Жером раздумывал над тем, как воспользоваться ситуацией.

Он ведь и сам может фотографировать, верно? Сможет и проявить, и увеличить. А для продажи найдет каналы, наведет справки.

«Зачем тебе это нужно?» – спрашивал я.

Но Жерому казалась забавной такая работенка: продавать американцам попку Анаис.

«Американцами» он называл всех людей, которые были достаточно глупы, чтобы покупать что-либо с переплатой. Однако попка Анаис и все, что к ней непосредственно прилегало, не имели цены. Все это было бесценно. Разумеется, если только не фотографировать эти сокровища и не размножать их в большом количестве. Тогда они встанут в цену бумаги. Остальное – чистая прибыль.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});