Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне - Николай Краснов

Хотя я и был разведчиком, но приходилось в ту пору заниматься и другими делами. Все поочередно заготавливали в горах сено и зеленые ветки для лошадей. Однажды, когда я шел с охапкой травы, неожиданно увидел на гребне горы немца с автоматом. Что он делал — не знаю. Может быть, это был один из разведчиков, а может быть, просто случайно забрел сюда, потеряв ориентиры. Такое в горах часто случалось и с нашими бойцами. Я бросил траву, направил на него винтовку и крикнул: «Хенде хох!». От неожиданности немец растерялся. Я схватил его автомат и привел на НП, откуда его Доставили в штаб дивизиона, где он дал ценные сведения.

Стоял ноябрь, четвертый месяц жестоких боев. Как ни тяжело нам приходилось, наши мысли были прикованы к Сталинграду, туда, где было особенно трудно. Мы жили предчувствием скорого перелома в войне, с нетерпением ждали его. И хотя не было ни радио, ни газет, вести о том, что делается на других фронтах, незримыми путями доходили и до нас.

В двадцатых числах ноября 1942 года я с товарищем с НП шел по тропе на огневую. Навстречу нам бежал радостно улыбающийся ставрополец Василий Савченко.

— Из штаба полка передали: наши начали наступление под Сталинградом! — быстро сообщил он и побежал по тропе.

Весть о стремительном наступлении под Сталинградом заставила радостно забиться наши сердца. Наконец‑то! Когда же мы пришли на огневую, то нам сказали:

— Василий Савченко подорвался на мине! Наверное, немцы заложили ее там перед отступлением.

Десятки раз я и товарищи ходили по этой тропе с НП на огневую — и ничего! А тут — надо же: не донес

артиллерист добрую весть комбату.

Там, в горах, недалеко от огневой остался маленький холмик со звездой — скромный памятник погибшему солдату.

А через несколько дней вновь был восстановлен 3–й дивизион. И я в числе других был направлен в него. Попал в 7–ю батарею, размещавшуюся в районе Дербенки и Убинской. Был и замковым, и наводчиком. Командиром орудия был старый и опытный артиллерист Пехтерев. Бои требовали снарядов, и

мы поочередно, группами отправлялись в Пшаду за снарядами. В каждом вещмешке по одному — два снаряда. Шли по узкой горной тропке, переправляясь через горные речки. Ночевали часто в лесу. Были суровые морозы. И мы, нарубив деревьев, разжигали огромный костер. Вокруг него собирались многие

— не только мы, артиллеристы, но и пехотинцы. Все сходились на этой тропе. Ложились на снег вокруг костра и засыпали. А когда спина замерзала, поворачивались к костру.

Но вот и началось наступление. Однажды комбат рано утром спросил:

— Кто у нас из Староминской?

Все знали — это я. И комбат пожал мне руку:

— Поздравляю. Передали по радио, что твоя станица освобождена.

Но нам предстоял еще нелегкий путь — выбраться из гор. Лошади отощали за зиму. Иногда приходилось орудия тащить на себе.

И случалось при этом всякое. Однажды, вытянув орудие на перевале, бойцы ушли на ночь отдыхать в село, расположенное внизу, в полукилометре от перевала. Я остался около орудия с немецкой трофейной винтовкой. Рядом по перевалу пролегала тропа. Решил проверить затвор. Оттянул его, а задвинуть не могу, заело. Бился — бился, но ничего не мог поделать. Вдруг на тропе появился человек в гражданской одежде — стеганке и сапогах. Средних лет. В правой руке пистолет. Я сразу догадался — полицейский, который бежал к немцам. Окликнул его. Он отозвался:

— Свои.

Потом стал спрашивать, куда эта дорога ведет и какая впереди станица. Я ответил: «Не знаю!». И не стал вступать в объяснения с ним.

Выбравшись из гор, начали бои за освобождение кубанских станиц. Помню, как радовались мы, когда узнали, что подбили несколько немецких орудий. Но и наше орудие засекли немцы. Мы стояли в лесополосе и начали рыть окопы — ровики, чтобы прятаться при обстреле. Я успел вырыть окоп в полметра глубиной. На рядом расположенный бугорок вырытой земли положил шинель. Немцы начали обстрел нашей позиции. Я упал в окоп. Что же стало с моей шинелью! Она вся была иссечена осколками. Рядом

— огромная воронка. В ней лежала убитая прикрепленная к нашей батарее девушка — санинструктор. Были ранены несколько человек из орудийного расчета. Но беда не приходит одна — наше орудие было разбито.

Вскоре комдив Кулаков решил пополнить потрепанный в боях 1135–й стрелковый полк за счет артиллеристов, оставшихся без орудий и тылов. Так как у нас уже не было орудия, то меня и других зачислили в этот полк командиром отделения. Но это уже другой рассказ.

2. На подступах к Абинской

Сейчас на месте старинной станицы Абинской вырос красивый город. Он сохранил старое название — теперь он Абинск. В книге «Абинск», написанной В. Неподобой и С. Волковым, сообщается о нем многое. И то, что в нем шесть микрорайонов, что одна из самых красивых в нем улиц — Комсомольский проспект с многоэтажными домами, что в нем есть летний концертный зал и много других примечательных мест. В прошлом же в Абинском укреплении побывали многие выдающиеся люди — писатели А. Бестужев — Марлинский, П. Катенин, С. Кривцов, многие декабристы и военачальники во главе с генералом Вельяминовым.

Тогда же, в памятном 1943 году, приближаясь к станице Абинской, мы ничего об этом не знали. Знали только одно. В февральских боях за Холмскую, Ахтырскую и высоту 179.2 на подходе к Абинской полки 339–й дивизии понесли большие потери. Во время штурма высоты 179.2, которую пытались взять несколько раз, обескровлен был 1135–й стрелковый полк. К 15 февраля 1943 года в этом полку, как свидетельствует журнал боевых донесений, осталось лишь 3 стрелковых роты. Рота, насчитывающая всего 23 человека, 2 расчета пулеметов, 2 расчета ПТР и 2 миномета. Это в переюм батальоне. Во втором батальоне осталась 1 стрелковая рота (35 человек) и рота ПТР с расчетом. Еще меньше осталось людей в третьем батальоне — 17 человек в стрелковой роте, один расчет ПТР и один расчет миномета.

Полк вынужден был перейти к обороне. В журнале боевых действий полка за 16 февраля 1943 года есть строки: «Вследствие больших потерь и малочисленности личного состава, отсутствия артподготовки, сильного сопротивления противника, ухода с обороны 8–й стрелковой роты в 1133–й с. п., полк оставался на прежних рубежах, в обороне, ожидая указаний командира дивизии».

Командир дивизии Теодор Сергеевич Кулаков, получив задачу овладеть Абинской и не имея достаточных подкреплений, чтобы пополнить 1135–й полк, вынужден был пойти на крайнюю меру — взять часть личного состава из артполка и других подразделений и тылов дивизии и направить в 1135–й стрелковый полк.

Так в феврале 1943 года вместе с другими я оказался в 1135–м стрелковом полку нашей дивизии. Меня назначили командиром отделения пятой стрелковой роты. В то время мне едва исполнилось восемнадцать лет. И хотя в отделении, кроме молодежи, было несколько пожилых солдат, назначение меня командиром отделения все приняли как должное. Кроме нескольких кубанцев, в отделении были сибиряки и кавказцы. В большинстве же — молодежь.

Наш полк разместился между Холмской и Абинской в небольшой роще. Сюда почти каждый день прибывало пополнение, оружие. Нашему отделению выдали автоматы и винтовки, гранаты, саперные лопаты. Хорошо помню февральские оттепельные дни. И хотя они и тянули к отдыху и безмятежности, но поддаваться этому было некогда. Мы готовились к штурму. Днем осваивали оружие, учились маскироваться, окапываться. Ведь некоторые прибыли в полк, еще не побывав на фронте и в боях. А когда наступал вечер, собирались у костра (ночи были холодные, морозные) и рассказывали о себе, друзьях, о родных местах. И как‑то даже не верилось, что, возможно, через считанные дни всем придется идти в атаку, под огонь врага.

В эти февральские дни подразделения нашего 1 135–го и 1133–го, 1137–го полков дивизии уже начали бои на восточной окраине Абинской. Но это скорее была проба сил, нежели серьезная операция. Мы знали, что Абинская врагом хорошо укреплена. Это был, в сущности, первый боевой форпост знаменитой Голубой линии немцев. Но мы даже не предполагали, насколько Абинская в укреплениях немцев — крепкий орешек.

И хотя после принятых мер полки нашей дивизии были пополнены, но мы видели у ощущали на себе нехватку нашей авиации. Над нами то и дело безнаказанно летали немецкие самолеты. И хотя части полка находились в роще, мы нередко вынуждены были бросаться в открытые щели, спасаясь от падавших с высоты немецких бомб.

Гитлер придавал большое значение удержанию Абинской и Крымской. В допопнение к авиации, базировавшейся на аэропортах Крыма и Донбаса, на Кубань, как сообщает об этом А. А. Гречко, были переброшены соединение пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» из Туниса и несколько групп истребителей из Голландии, и весной 1943 года Гитлер добился численного превосходства своей авиации на Кубани. Западнее станицы Абинской гитлеровцы соорудили взлетно — посадочную площадку и принимали на ней самолеты. Это мы вскоре ощутили на себе, когда штурмовали укрепления под Абинской.