Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне - Николай Краснов

Не имея орудий, мы отходили все дальше на юг через Каширскую, Северскую. За Смоленской над нашей батареей нависли немецкие самолеты. Сверху густо сыпались бомбы. Рвались вокруг меня. Видимо, немцы хотели непременно взорвать мост. А я как раз оказался возле него.

Из Ставропольской потянулись в горы. Едва вышли, как над нами стали кружиться немецкие самолеты — то три, то девять, сбрасывая на нас бомбы.

До сих пор удивляюсь тому, что непрерывно попадая в боях в горах в жестокие переплеты, я благополучно выходил из них. И даже потом, когда сошли с гор и начались не менее жестокие бои на равнине, во мне жило неистребимое чувство и сознание, что меня не убьют. Не могут убить. Ранить — возможно, но убить — нет. И это чувство, возможно, и поддерживало меня в то трудное время.

Навсегда запомнился переход через горы. До Тхамахи было идти легко, даже весело. Но потом тропинка сузилась, пошел дождь, началась грязь. Я в чувяках (из обмундирования нам выдали только

пилотки и поясные ремни) скользил по дороге, рискуя сорваться в пропасть. Шли ночью, в кромешной темноте. Лишь в четыре часа ночи добрались до горного села Шабановское. Это был перевал.

Около Сторожевой принял присягу. У меня до сих пор сохранилась желтая книжечка текста присяги, которую я держал в руках в долине, окаймленной густым орешником и буковыми лесами, и громко произносил ее.

Вскоре третий дивизион расформировали: не было орудий. Меня назначили в первый дивизион, во взвод боепитания старшим лаборантом. А многих староминчан кого куда. Николая Луговского взяли писарем в штаб 900–го артполка. Андрей Мищенко был назначен вместе со мной в первый дивизион. Анатолий Таганов, родственник Олега Агафонова, прибывший из Красного Луча (Донбасс), Яков Тремиля и остальные ребята из Староминской остались в 3–м дивизионе. Говорили, что их переведут в пехоту.

Начался наш путь от моря снова на север, в горы, чтобы на их склонах занять боевые рубежи. Мы идем с третьей батареей. Дорога трудная. Через каждый 50 — 100 метров горные речки. А мы тянем орудия на себе. Прошло немало времени, прежде чем мы добрались до огневых позиций у высот против станицы Холмской. Остановились, в долине — лепрозорий, из которого давно эвакуировали больных. Едва мы обосновались, как поступил приказ: ехать за снарядами. За ночь выпустили 62 снаряда. Немцы и румыны от нас в двух километрах, и бои идут непрерывно день и ночь.

Весь сентябрь 1942 года шли бои за эти высоты. Немцы безостановочно бомбят лепрозорий и высоты. «Мессера-1 10» на бреющем полете обстреливают нас. Пули свистят над головой, как пчелиный рой.

Немцы подтянули свою артиллерию и стали методически, квадрат за квадратом, забрасывать нас снарядами.

Высоты прикрывали дорогу к Джубге в Архипо — Осиповке, а там рукой подать и до Туапсе. Вот почему немцы так рвались в эту лощину, стремясь захватить преграждавшие им высоты. С одной стороны высот находились немцы и румыны, с другой — батальоны 1133–го стрелкового полка нашей дивизии. На вершине высот росли виноградники. И часто наши бойцы, рискуя жизнью, отправлялись за виноградом. Немцы тоже. И час го там завязывались ночные бои.

Бои за высоты с середины сентября стали особенно ожесточенными, немцы пустили танки, но наша третья батарея не только отбила натиск, а и уничтожила многие. Досталось и румынам. Огнем наших артиллеристов был уничтожен батальон наступавших на высоты румын.

На пути немцев было несколько высот. Но особенно упорными были бои за высоты 170.7, 234.7. Несколько раз высоты переходили из рук в руки. Над ними словно зависли немецкие самолеты, сбрасывая бомбы и обстреливая штурмующих из пулеметов. В этих боях с 20 по 27 сентября 1942 года, как я потом узнал из журнала боевых донесений дивизии, было уничтожено более двух тысяч гитлеровцев. В этих боях погиб комбат первого батальона майор В. Баранов и совершила подвиг медсестра из станицы Староминской Р. Иваницкая, с которой я учился в одной школе. Перевязывая бойцов, она не заметила, как несколько румын окружили ее. Р. Иваницкая не растерялась, схватила автомат, и расстреляла в упор врагов. Судьба ее трагична. Она дошла с боями до Тамани, высадилась в районе Керчи и там в 1944 году погибла.

А немцы и румыны все яростнее атаковали высоты и в конце концов захватили их. Наши батальоны удерживали позиции только у подножия высот. Немцы могли прорвать наши позиции и устремиться к морю.

Командир 1–го артдивизиона В. Снеженков перевел меня в штаб дивизиона писарем. Именно в это время я стал свидетелем того, как назначенный в октябре командующим Черноморской группой войск генерал — майор Иван Ефимович Петров побывал в нашей дивизии. Это была одна из первых его поездок на передовую. Он был обеспокоен захватом немцами высот и хотел сам разобраться в обстановке. Был солнечный и безоблачный день, какие часто выпадают в октябре на юге. Иван Ефимович Петров заехал и в расположение штаба 1–го артдивизиона. Его сопровождали командир дивизии подполковник Теодор Сергеевич Кулаков и командир 1133–го стрелкового полка Иван Григорьевич Заяц.

Иван Ефимович расспрашивал подполковника Зайца о том, где размещаются батальоны его полка и о его планах. Затем задал вопрос Кулакову:

— Что надо сделать, чтобы освободить высоты?

Тот высказал свои соображения. Затем Петров спросил командира дивизиона Снеженкова: достаточно ли завезли снарядов?

— За последние два дня мы доставили семьсот снарядов и продолжаем завозить их из Пшады, — ответил он.

— Немцы привыкли к артобстрелам, — заметил генерал Петров. — Поэтому нужен элемент неожиданности. К нам прибыли реактивные минометы. Используем для атаки их. Я проверил дорогу сюда. Она проходима для автомашин с реактивными минометами. Я пришлю их вам. Думаю, что обстрел из них внесет смятение у немцев и вам удастся овладеть высотами.

— Это будет хорошей подмогой, — сказал Кулаков. — А после обстрела «Катюшами» мы начнем наступление.

— Завтра же реактивные минометы будут здесь. А для атаки используйте полночь, — посоветовал Иван Ефимович.

Разговор этот мне запомнился. Я был рядом с капитаном Снеженковым. Уже следующей ночью в лепрозорий прибыли гвардейские минометы. Той же темной ночью батальоны 1133–го стрелкового полка приготовились к броску на высоты. В полночь «Катюши» ударили по высотам. Над долиной низко понеслись одна за другой огненные кометы. Мы слышали треск рвущихся снарядов, видели огненные вспышки.

А вслед за выстрелами реактивных минометов; начался артиллерийский обстрел высот. Потом послышалось громкое «ура». Это пошли в наступление батальоны полка. Через час напуганные и растерявшиеся немцы были сброшены с высот. Они перешли в наши руки, и мы удерживали их вплоть до начала общего наступления Красной Армии на Кавказе.

Приезд генерала И. Е. Петрова и его вмешательство помогло восстановить положение в обороне важного участка фронта, прикрывавшего подступы к побережью Черного моря.

Роль писаря при штабе дивизиона мне не очень нравилась. И однажды я попросил Федора Викторовича Снеженкова послать меня на боевой участок. Хотя ему и не хотелось расставаться со мной, он согласился и направил в батарею. старшего лейтенанта Бутко артиллерийским разведчиком. Так я оказался на гребне только что освобожденных от немцев высот. Батарея рядом, на поляне, у речки. А НП мы начали сооружать на самом гребне горы. Внизу лощина, а впереди — высоты против Холмской, на которых обосновались немцы. Я в бинокль «часами наблюдал с горы за высотами, выискивая огневые точки. Обнаруживал штабную землянку, дзоты, минометные точки. Сообщал об этом комбату. И не раз он предлагал мне перепроверить увиденное. А это значит — надо пробираться к немецким укреплениям. Комбат договорился с командиром батальона, прикрывавшим подступы к нашей высоте, чтобы меня пропускали через позиции. И я ночью тайком пробирался к вражеским высотам, затаившись наблюдал за немцами. И когда убеждался, что не ошибся в ранее выявленных целях, возвращался назад. По моим данным командир батареи отдавал приказ открыть огонь. Какая это радость видеть днем, как взлетали в воздух обломки обнаруженных тобой дзотов, остатки минометных точек.

Я обнаружил около двадцати таких целей, пораженных нашей батареей. А тогда был обнародован приказ, что артиллерийский разведчик, обнаруживший десять огневых точек, пораженных затем нашей артиллерией, должен представляться к награждению медалью «За отвагу». Командир батареи старший лейтенант Бутко представил меня к награждению медалью «За отвагу». Однако вскоре к нам на батарею зачастили работники «Смерша». И вскоре через несколько дней они увезли с собой комбата. За что — никто так и не узнал. И потом, многие годы спустя, как я ни пытался узнать у Ф. В. Снеженкова, И. С. Демченко и многих других ветеранов 900–го артполка о судьбе старшего лейтенанта Бутко, никто ничего не мог сказать определенного о нем. А мое наградное дело застряло. То ли потому, что оно было составлено человеком, которого взял «Смерш», то ли просто затерялось. Но несколько месяцев спустя, когда мы сошли с гор, нам на равнине прочитали приказ по 900–му артполку, в котором говори — лось, что писарь штаба 900–го артполка мой одноклассник Николай Луговской награждается медалью «За отвагу». И я только удивился превратностям судьбы. За писарскую работу наградили медалью, а полная смертельной опасности работа артразведчика оказалась незамеченной.