На изломе - Андрей Мигулин

– Когда я впервые увидела тебя, я встала как вкопанная, у меня перехватило горло, а ноги отказывались идти. Моя любовь к тебе нахлынула на меня как водопад, и я ничего не могу с ней поделать. Мы ещё не расстались, а я хочу тебя видеть снова и снова, я не могу надышаться тобой. Первый поцелуй и твоё имя на губах… С тобой я поняла, кто я такая! Счастливая женщина!!! Сегодня ночью я прижималась к тебе изо всех сил, боясь вдруг тебя потерять. Я не могла наслушаться, как ты дышишь, и мне ничего не нужно, только быть твоей и рядом с тобой….

Выпалив на одном дыхании эту длинную фразу, Даша замолчала. А потом решительно сказала:

– Подожди. Я сейчас, – и вернулась в комнату. Через пару минут она вышла: – Иди за мной.

Она пошла по коридору, Андрей покорно тронулся за ней. Так и идя друг за другом, они спустились на цокольный этаж[5], продвигаясь вглубь этого полутёмного помещения. Дарья остановилась около двери, на которой висела табличка «Бельевая». Из нагрудного кармана она достала ключ, открыла дверь. Из тёмного провала открытой двери потянуло застоявшимся запахом свежевыстиранного белья. Свет проникал в маленькую комнату через подслеповатое окошко, что располагалось прямо под потолком, высвечивая в глубине большие белые узлы и тюки. Даша взяла его за руку и потянула за собой в глубину комнаты, войдя, подтолкнула Андрея к тюкам. Потом провернула в замочной скважине ключ, запирая её. Затем, быстро развернувшись, стремительно бросилась на Андрей, с размаху запрыгивая на него, обнимая его одновременно руками за шею, ногами за талию и бесконечно много целуя его лицо. Слегка ошалевший и еле устоявший на ногах от такого напора, он обхватил её руками и осторожно опустил спиной на тюки, не переставая отвечать на поцелуи. Как только они оказались в горизонтальном положении, не прекращая длинно и вкусно целоваться, в неистовом и сумбурном порыве начали срывать одежды с себя, при этом помогая друг другу.

Ошалев от внезапности напора чувств, счастья и радости, Андрей неистово овладел ею, двигаясь в бешеном ритме с каким-то остервенелым наслаждением, чувствуя, как передается ей его безудержная энергия и напор. Она двигалась навстречу ему движениями необузданной кобылицы, стеная от наслаждения и страсти, впиваясь ногтями в его могучую спину. Из её груди вырывались какие-то нечленораздельные звуки, которые подхватил и он, входя в раж, приближаясь к восхитительному финалу.

– М-м-м, ах… О-о-о, Даш… Лёш… Мил… хорош… Да-а-а… ну… и-и-и… я, я… щас… и-и-и… я… тож… да, да, да… Да-а-а-а… а-а-аш…

Казалось, что искры полыхнули по углам комнаты, освещая лица впавших в экстазный транс молодых людей. И только две фразы на излёте всепоглощающего оргазма поставили завершающую точку в этом головокружительно-восхитительном танце любви, упоения и страсти.

– Ой, мамочки… умираю, – выдохнула всхлипывая Дарья.

– Как хорошо-о-о, – радостно захлебнувшись, вторил ей Андрей.

Тяжело дыша, он повалился на тюки рядом с ней.

– Я люблю тебя, Даша!

– И я люблю тебя, Андрюша!

И отдышавшись, добавил:

– Ты продержись там без меня. Самое большее через месяц я буду там, с тобой. Я добьюсь этой командировки во что бы то ни стало. И буду с тобой. Ты мне веришь? – оперевшись на локоть, Андрей навис над лежащей Дашей, пристально глядя в её глаза.

– Верю, милый! И буду тебя очень ждать!!! – отвечала она, обнимая его за шею, но поцеловать его не успела, так как в коридоре неожиданно прозвучал звонкий девичий голос:

– Дашка! Через десять минут начмед всех в ординаторской собирает!!! Поторопись!!!

Они подскочили как ужаленные, весело чертыхаясь и смеясь. Через минуту они уже были одеты по всей форме одежды. Когда влюблённые подходили к лестнице, ведущей на этаж, Дарья произнесла:

– Я безумно рада, что ты приехал меня проводить! Подожди меня на улице. Очень хочу, чтобы ты помахал мне вслед!!! – и, поцеловав Андрей в губы, побежала вверх по лестнице.

Минин вышел на улицу. Солдаты, закончив погрузку имущества в КамАЗ, теперь курили, сгрудившись около урны, приспособленной из половины железной бочки. Санитарный автобус цвета хаки стоял подле здания санчасти, ожидая своих пассажиров. Андрей нервно закурил. Он испытывал странное чувство тревоги, которое дегтярной ложкой портило медовую бочку общего позитивного настроя.

Расставаться всегда тревожно и печально, особенно когда разлукой является война. А если этот человек ещё и любимый, то с ним уходит часть твоей души, причём большая её часть. Потому что от любимого мы берем себе что-то хорошее, чему-то учимся и самое главное отдаём что-то важное от себя, становясь при этом единым целым.

Наконец спустя двадцать минут в дверях показались уезжающие и провожающие врачи и медсёстры. Солдаты, побросав окурки, начали забираться в кузов машины. Врачи и сёстры сгрудились около санитарного автобуса. Наступило время прощания. Послышались напутствия, пожелания, все стали обниматься, целоваться. Андрей скромно стоял в стороне, решив для себя, что при всех, из стыдливости, Дарья не сможет подойти к нему. Вот уже по одному командированные стали исчезать в глубине автобуса, как вдруг из толпы провожающих выбежала Даша, направляясь к нему. Подбежав, она не стесняясь уже никого, обняла и крепко поцеловала его. Затем, приблизившись к его уху, прошептала:

– Люблю тебя!!! – и быстро пошла обратно к автобусу.

Андрей сделал несколько шагов вперёд, жадно вглядывался в окна автобуса, выглядывая Дарью. И наконец, увидав её, вскинул руку вверх в приветственном прощании, махая ладошкой вслед уезжающему автобусу.

6

Спустя неделю Андрей в приподнятом настроении шёл на службу. Благодаря мазям Ковальчука рана у него очистилась и начала заживать. Рапорт об отправке его в Таджикистан командир удовлетворил, он готовился через две недели туда отбыть и заменить командира сводной роты, которому по сложившимся семейным обстоятельствам необходимо было вернуться домой. А это означало, что он скоро увидит Дарью. Так что было от чего радоваться жизни гвардии старшему лейтенанту Минину. Он подошёл к зданию казармы.

– Странно, – подумал он, – никого у входа нет и в курилке. Как повымерли.

Так и не встретив никого на своём пути, он проследовал до ротной канцелярии. В канцелярии находился только ротный.

– Сергеич, привет! – звонко воскликнул Андрей, протягивая руку для приветствия.

– Привет, – буркнул он и, не поднимая головы от бумаг, лежащих на столе, ответил на рукопожатие.

«Не в духе чего-то ротный. Наверно, расстроился из-за того, что я опять в командировку еду, а его не пускают», – подумал Андрей.

Тем временем ротный как-то странно засуетился. Зачем-то надел кепку, потом снял. Переворошил бумаги на столе, заглянул во все ящики стола, громко хлопая ими при этом. Непонятно для чего проверил наличие своих документов во внутреннем кармане куртки. Потом встал, открыл окно, закурил.

Андрей молча смотрел за этим спектаклем, недоумевая, что послужило поводом такому несвойственному поведению его командира и друга. Наконец он, выкурив сигарету наполовину, вопросительно произнёс.

– Саныч! А тебе очень надо ехать в эту командировку? Может, другого пошлём? Ты ведь только приехал.

– Не понял сути вопроса, Сергеич? Ты же знаешь, почему я туда еду. Там Даша, – и вдруг страшное предчувствие глубоко царапнуло его по сердцу.

– Командир! Ты чего-то недоговариваешь, – Андрей хотел шагнуть к нему, но у него не получилось. Ноги не захотели его слушаться.

Ротный, собрав всё своё мужество в кулак, повернулся к нему.

– Нет там Даши, Андрей. Больше нет.

– Почему нет, Коля? Её что, перевели в другую часть или она уволилась? Почему? – повысил голос Андрей. Он пытался отогнать то кошмарное и подавляющее его своей неотвратимостью предчувствие, которое наваливалось на него как бетонная плита, сжимая липкой рукой ужаса его сердце.

– Андрей, – начал было Николай, но стушевался. И собравшись с силами, все же сказал: – Даша погибла.

«Бом! – загудело набатным колоколом у Андрея в голове. – Бом!!! Погибла! Бом!!! Погибла!!!»

Стало трудно дышать, будто воздух вокруг разом выгорел от вакуумного взрыва, перетягивая петлёй полуночного кошмара горло. На плечи обрушилась неимоверная тяжесть, придавливая к земле. Он закрыл глаза, роняя голову на грудь.

– Как? Как это произошло? – еле расслышал его ротный.

– Они шли в колонне, спускались по серпантину. С соседней горы «духи» сделали один единственный выстрел из тяжёлого миномета, и он угодил в санитарную машину. С детонировали баки с горючим, машину взрывом швырнуло в пропасть. Сто метров. Никто не выжил.

Возникла неловкая пауза, которая тянулась, тянулась бесконечным временным пространством, и, казалось, ей не было конца. Минин стоял в центре комнаты со склонённой головой, слегка раскачиваясь в разные стороны.