Игра воды. Книга стихов - Алексей Дьячков

Гонец

Мечтает лодка на реке о парусе.В кустах прибрежных прячутся древлянБожки… Присев на траву от усталости,Я мысль о чем-то важном потерял.

Как хорошо спастись, причалить к берегу,Взойти и завалиться наконец,Не пожалев рубашки, в тимофеевку,Сурепку, клевер, мяту и чабрец.

Отбросив лук и череп с белой челюстью,О чем я думал, вспомнить не могу…Кто сумерками поделился с щедростьюНевиданной со мной на берегу?

В густой траве светящейся, сиреневой,Сперва измучив мерою добраИ зла, кто даровал мне исцеление,Как ключ, по звуку слово подобрав?

Везут возы и лодки тащат волоком,Кого-то кличут долго у костра —Кто сизым, синим очарован облаком,И свой секрет хранит, сомкнув уста.

Время

Надгробия расколотый гранит.Тропинка до развилки. Дальше – спрашивай.Там лес секреты детские хранит.В овраге сгнило дерево упавшее.

На склоне церковь. Раньше здесь был клуб,Механик колдовал во мраке с фильмами.С доярками и сторожем в углуСидели херувимы с серафимами.

Все глубже в чащу, мимо не пройдешь —Протока, мостик, из доски сколоченный.На ветках навязала молодежьПлатки, они и выведут к источнику.

Бродил когда-то старец по земле,И слушали молитвы вязы грозные.И ход нашла вода в известняке,Где праведник ударил в камень посохом.

От тишины и благодати чтобНе разрыдаться, сядь, свистульку вырежи.Когда найдет себе дорогу тромб,Стремительно по руслу к дамбе двинувшись…

Когда от боли птица закричит,И ветер приведет прохладу с тучами,Открой глаза и света различиЦветные пятна – яркие, растущие…

Остров

Осталось от солнца пространство пустое,Не слышен из спальни прибой.Развалины мира, остатки застолья,Закат в занавеске любой.

Огонь не шумит, не воркует, как гуля.И снам торопиться пора.Никак от дождя отойти не могу я,Не греет лечебный отвар.

Откуда собака? – Ложится, зевает,Предчувствует ночью пожар.Не радость для Господа мудрость земная,И вера земная – вражда.

И праздный досуг стихоплету досада. —И дома на каждом углуЯвленья разрухи средь зарослей сада,С самим собой прятки… – Ку-ку!

Крылатый пионервожатый

В проеме – с хрусталем сервант, ковер,Старик безумный в зеркале. ПровелОн век на раскладушке в коридоре.Он спит. Он никому не нужен, кромеМеня, сюда занесшего пакетСоцпомощи со стопкою газет.

Всегда одно и то же. Не по разуЯ путанные выслушал рассказыО дивной красоте далеких мест.Он бредит, поправляя свой протез,И морщится от вечной, нудной боли…Я представляю полосу прибоя,

Гряду вершин и город под горой.Оркестр играет в сквере духовой.В густой листве ДК сверкает зданье.Нет в жизни места горю и страданью.Есть пятна света, зайчика овал,Слова родные – солнечный удар,

Продленка, неотложка и двухсменка.Есть лук и непроцеженная пенка.Зовущие на улицу друзья.И кажется, все счастье, радость всяВсе в будущем – серьезном и далеком.Все сбудется, как Новый год и ёлка!..

В квартире гулкой мы молчим вдвоем.Луч, преломившись, встал в дверной проем.Мне слышно, как в футбол играют дети.Пыль за оградой поднимает ветер.

Под пледом дрыхнет, скрючившись, старик.А я слежу на кухне за пожаром —Расставил на доске фигурки шахматИ лбом к стеклу холодному приник.

И облако и птица

Ладошкой вяло машет мне больной,Замедлив шаг у клена со скворечней.Медбрат кивает пьяно головой.В больнице все становятся сердечней.

Уединившись на крыльце, врачиДымят, тужурки синие накинув.Из рыхлой почвы черенок торчит —Узбек ушел, воткнув беззлобно вилы.

В квадратных окнах розовеют лбы —Глазеют увядающие бабки,Как в сквере выздоравливаем мы,Бродя неторопливо в беспорядке.

Чтоб редкий луч сквозь золото и медьСлепил, и время было чтоб не жалко —Так на скамейку хочется присестьИ голову откинуть в теплой шапке.

Чтоб, оторвавшись от земных забот,С судьбою предначертанной смириться,И с нежностью надеяться – вот-вотПоявятся и облако и птица.

«Разлетелись синички, расселись грачи…»

Разлетелись синички, расселись грачи,Как я в розовых ветках узор различилИли в мартовском парке орнамент проталин,Я не знаю, кому я с тех пор благодарен.

Ставь мне удочку завуч, исправлю потом.Как страна широка, мне покажет сурдó-Переводчик. На кроссе физрук отталдычит,Как шершав теплый воздух, и влажен, и дымчат.

Я пройду между прутьев решетки бочком,Намочу ноги в луже. За душку очковЯ перо заложу. Накажи меня строго,Если я не похож на индейского бога.

Как легко нашу речь, как сукно раскроить,Оторваться от слова. И что говорить?Как стекло выпадает, и выгнулась дужка,Протирая, очки уронил потому что.

Психи

Я и сам объект насмешек, пустомеля, стихоплет.Я забыл чего орешек из киножурнала тверд.В белых сумерках больничных, – Сам дурак! – твердя себе,Я заглядываю в лифчик симпатичной медсестре.

Выползая после каши в сквер с оградой из литья,Я встречаю братьев наших, птиц на пене для бритья,Бюсты мраморные, торсы, пустоту. Садясь в сугроб,Я разглядываю воздух, выдох замерший, как тромб.

Ворс сырой, на шапке наледь, в щит пожарный вбитый гвоздь.Избирательная память, помню все, что не сбылось.От деревьев неподвижных тень длинней день ото дня.Ржавый снег, железо крыши… Скоро выпишут меня.

Со скамьей фанерный столик, мы смеялись здесь с тобой.Занесенный мглой терновник возле ямы выгребной.Лопухи росли на вынос, куст шиповника дрожал,И сирень, как дым, клубилась, пока ты не убежал.

Как я жил? – Во тьме катался. Сам с собою говорил.С теплотою самурайской лист засушенный хранил.Первый снег ловил за ворот. Дырку в инее прожег.Но не всякий холод – холод, свет, сочельник, пирожок.

Ровный гул на дне колодца, час прогулки для землян.Вереницу царедворцев лицедеи веселят.Тишину оркестр не любит, я тебе опять пою.Лиры, гусли, цитры, лютни повторяют грусть мою.

Приюти меня за сценой в черной яме слуховой.Мой товарищ драгоценный, забери меня с собой!Под пальто в кефирных пятнах, на воротнике значок —Спрячь меня за голубятней в шалаше, мой дурачок.

Разбрелись по саду серны, филин ухает отбой,Чтоб ушли досада, скверна, боль с надеждою пустой,Чтоб, из ящиков и тары, из расколотых перилРазведем костер когда мы, ты меня разговорил.

Гоголь-моголь

Выводил крючки и галки на бумаге я,Сеял все, что приходило мне на ум,Чтоб в итоге из отсева вышла магия,Чтоб от музыки остался долгий гул.

То ложилась гладко вышивка, затейливо,То не двигался стежок день ото дня,Как легко проходит свет сквозь крону дерева,Наблюдал тогда я, взгляд к окну подняв.

Выходил и топал вдоль заборов щелистых,Поддевал ботинком мусор и листву.И со мной делился светом день без щедрости,Морося дождем холодным по лицу.

Тот же тополь, та же липа пожелтевшиеЗа окном меня встречали каждый раз,Когда я, вернувшись, с медом чай помешивалИ глядел, глядел, не опуская глаз.

Думал, – ночь без тьмы проходит неужели, – яИ к окну задернуть шторы подходил.Узнавал себя в рубашке в отражении. —Вот он с поднятой рукой стоит один,

Вот, не двигаясь, у звуков улиц учится,У шуршанья крон и шума редких шин,Как еще одну глухую ночь, не мучаясь,Не страдая, до рассвета пережить.

Утром гули из папье-маше и пропуски —Слово съехало за поле, за края.Это песня разошлась на речь и отзвуки,Расползлась на строчки и каля-маля.

Размельчит для турки зерна утром мельница.И с газетой подвернется черновик.Разберу и перечту, и не поверится.И скомкáю. И забуду в тот же миг.

Фелицитас

Атрий с застольем. Изюм, финики, сыр и оливы.Мясо ягненка, вина третий-четвертый кувшин.Вот и еще один день – зимний, холодный, дождливый.Если не вспомню всего, ты добавлять не спеши.

Я ведь, как Титий, теперь, морщусь, под моросью мокнув,Доблесть играю и честь, щупая раны мои.Если б не старая боль, я и комедию мог быС блеском сыграть для тебя, что ты там не говори.

Зря ли я каждую ночь бой страшный вижу подробно —Вставших коней на дыбы, воинов дрогнувший ряд, —Чтобы вернуться домой из материнской утробыСнов, и приюта просить, Вакху справляя обряд.

Чтобы встречая друзей-однополчан на задворкахФорума – о лошадях, женщинах, слухах, рабах,О чем угодно болтать в тени полуденной, толькоНе о победе своей, и не о смерти в горах.

Чтоб в колоннаде стоять, молча лицо запрокинув,Гарью святилищ дыша, слезы постыдные лить.Чтобы впустую жевать всех предсказаний мякину —Жребий не бросить уже. Прошлого не воротить.

В термах на теплых камнях я, от себя не очнувшись,Спор о заездах возниц – сколько потрачено сил! —Выслушал. Душу отвел на говорливом чинуше,Не разделил с ним вина, хлеба с ним не преломил.

Банщик-мальчишка меня зря только ласково маслил.Но не взаимность была – грубость – ответом моим.Нет мне покоя нигде. – Что ж, не могу выйти развеВ хмурый запущенный сад, злиться, что сердце болит?

Слушать, как с цирком сбежал раб-казначей у кого-то,Доблестной смерти моей должен был я вопреки.И как в провинции бунт будто замыслил, когортыВыведя, Тит, но уплыл вниз по теченью реки.

Под кипарисом меня встретив, ты спас от безумства,От похотливых волчиц и от настырных юнцов.Вывел двором, где во след ветка шептала стоусто:Следуй безмолвно за ним, спрятав от ветра лицо.

К дому меня приведя, к старой моей голубятне,Любящий моря волну, ты не оставил меня.Может быть выпил со мной? Может быть выслушал? – Вряд ли.Молча со мною сидел в сумерках долгого дня.

Можешь добавить теперь, есть что к пропетому если.Или продолжить вином скрашивать скромный досуг.Скоро светильник внесут, чтоб развернуться где песнеБыло о наших годах. – Жаль ты на музыку глух.

Мастер