Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

и отговорки, ведь ведущий сам от себя пытался скрыть тот факт, что услышанное неделю назад откровение сыграло свою роль, но не как сам факт п-й игры, а скорее, как эта правда показала наигранность мира, к которому Андрей себя приписывал, а именно: журналистики.

Тяжело смириться с тем, что ты живешь в так устроенном обществе, где всё уже решено. Где ты являешься всего лишь куклой. Эта разрушающая мысль имеется не только в контексте самого Андрея и его поля деятельности, она охватывает большой пласт человеческого существования в целом.

Как нужно чувствовать себя, когда окружение представляется цельной математической задачкой, в которой цифры и применяемые формулы стоят на своих местах, и что ты не делай, какую сторону ты не принимай, а смысл остаётся одним.

К мыслям Соловьева начали примешиваться и биологические просчёты. Перед глазами всплыла карта его жизни, где он сделал так мало настоящего в своём «сейчас», а в пространстве «потом» не так, чтобы ему светило оптимистичным знаменем. А раз так, то получается, весь его путь, вся его недолгая жизнь — не имеет ровным счётом никакого смысла.

В эти алкогольные ночи, когда тело его уставало употреблять, пить и машинально топорно заниматься онанизмом на первое попавшееся эротическое видео, голову Андрея атаковывали кошмары, заставляя поутру снова напиваться, чувствуя своё нутро пустым, да и в целом, просто несчастным человеком.

Передача с его участием выходила каждый день без опозданий. Благо технологии достигли такого пика, когда графика и нейросеть полностью научились симулировать эту паршивую реальность. Только цифровой Андрей смотрелся на экране не так естественно несовершенно, а чуть более строже, с идеологически-текстурным привкусом.

От этого ведущий почувствовал себя ещё более никчёмным и ненужным. Зачем, дескать тогда, он вообще нужен, если умная машина и так делает всю его работу? Какая-то бессмыслица. Всё только потому, — думал Андрей, — что народ наш больно суеверный. Всё любит цепляться за прошлое, опасаясь пользоваться дарами нового времени. И это, скорее всего, единственная причина, почему такие как он ещё востребованы в массовой медиакультуре, да ещё разве что прописывать диалоги не надо — экономия времени. Всё!

Сегодня он бы снова напился, провалившись с головой в своё несчастье, в свой экзистенциональный кризис, но запасы алкоголя иссякли. Зато, вместе с этой «трагедией пропойцы», пришло светлое осознание о невозможности дальше волочить такое жалкое существование.

Отложенных денег должно хватить до конца жизни, — рассуждал мужчина, силясь не заплакать от жалости к себе, — не так, чтобы на роскошный остаток. Но кто сказал, что нельзя найти работу там, в маленькой с-е туземцев, где у него куплен маленький домик? Можно устроиться барменом или стать продавцом в какой-нибудь лавке. И вот так, уподобившись великому бессмертному Артюру Р., уйти на покой из творческого, такого порочного мира.

Романтизм немного успокоил Андрея. В сложный похмельный час он точно решил для себя, что именно так и должно быть.

Полное безумие, вот так просто бросить свою сытую и устроенную жизнь. Отправиться туда, где должен был оказаться в более позднее время. Стать никому неизвестным, тихим человеком, ищущим покоя.

Вот он принимает душ. Наспех, под бой мигрени, руки его переворачивают вещи в поиске только самых памятных и необходимых вещей. Между делом Андрей успевает позвонить доверенному юристу, загрузив всей необходимой работой для продажи хотя бы этой шикарной квартиры.

Звонить своему непосредственному начальнику на телевидение Соловьёв не собирался. Для себя он решил, что так будет интереснее. Потом он всё же признался себе, что ему страшно это делать, да и не хочется объяснять обстоятельства. Не хватало, чтобы все эти дядьки и тётки потом смеялись над ним долгими вечерами на своих фуршетах. Лучше уйти не попрощавшись, оставив в головах недоумение и осадок таинственности.

Всё было решено. Осталось только купить билет. Андрей дал себе немного форы, отложив покупку «в один конец» на завтрашний день. Сегодня же ему оставалось только продолжать грезить о своей будущей жизни (сам факт, что теперь у него появилось мнимое новое будущее — сильно приободряло), да ещё и, гордо отказавшись от алкоголя, просто скромно понюхать [ЦЕНЗУРА]. Так, чисто взбодриться.

Доставка на дом сегодня не работала. Как сказал «диспетчер», по большим праздникам они не работают. На предложенную надбавку втрое, дилер только хмыкнул в микрофон трубки, заявив, что дело тут не в деньгах, но в безопасности. «Сегодня В-ь приказал веселиться и быть на празднике, значит, так и должно быть. Все отклоняющиеся от своего законного отдыха только вызывают подозрение». Но вот старую добрую з-у один из курьеров оставить может, правда заплатить придётся вдвое больше, да и точка схрона будет не из списка «для лучших клиентов», а скорее «для назойливых борзых».

Делать нечего. Нос Соловьёва начал нервно зудеть от услышанного, но мужчина быстро успокоил его, согласившись на условия.

Через час, после того как уже бывший ведущий перевёл деньги, пришла смс с уведомлением места, где будет оставлен пакетик. Как же неприятно! Все эти смс, з-и… Сразу вспоминаются ушедшие в историю годы баловства.

Одевшись как щёголь, и положив порядочно наличных купюр во внутренний карман, Андрей вышел из дома. Как бы в назидание самому себе, мужчина не стал брать ни элитного такси, ни простого. Это был его первый шаг на пути к простой жизни. По крайней мере, в его голове это выглядело именно так.

Заначка ждала Соловьёва в районе пяти квадратов. Скорее всего диспетчер скинул заказ на свою шестёрку, жившую поблизости. Тут говорить наверняка нельзя, но накопленный опыт подсказывал именно такую трактовку.

Андрея не удивился, если б его «к-н» з-л пакет прямо в мусорку у своего же подъезда. Дел на минуту, а в кошелёк сразу несколько кусков электронной валюты. Бизнес цветёт и пахнет, но далеко не цветами.

Погода стояла потрясающая. Ничего не могло испортить настроения, пока в злополучном квартале имени Морфенко, Андрей не угодил в историю, о которой нужно молчать в обществе, если дорога собственная жизнь. Что мы и сделаем, вовремя замолчим.

Диалектика овального стола (6)

Тишина. Глаза всех этих людей, не считая самого Абсманова, были прикованы к своим договорам. Даже Гриша старался не пропустить ни одной буквы в своих документах. Каждый пытался удостовериться в прозрачности условий, где будет стоять его подпись.

Союз Демьянович нацепил на нос очки, губы его шевелились в немом повторении прочитанного. Золотовы посматривали в бумаги друг к другу, сравнивая сумму и всю законность распределённых средств. Тимур о чём-то злобно бубнил матери в ухо. Мышкин, как и Дина,