Летописи Святых земель - Полина Копылова

– Что-то ты больно смела. Поглядим, как под плетью петь будешь… Или, может, расскажешь по-хорошему?

– По-хорошему я вам что хотите наговорю. Детей моих Ниссагль украл, потому что сам править хочет. Да и дети вовсе не от короля, а от Алли… Ни полслова вы от меня не получите! – вскрикнула она и замерла. Подбородок ее дрожал, руки вцепились в складки платья.

Раин обернулся к магнатам и развел руками. Аргаред медленно склонил голову. И Родери махнул рукой:

– Мастера, приступайте. Займитесь ею. На пол грохнулись снятые с рук кандалы, потом полетело сорванное платье и распласталось под ногами у Раина, потом затрещала разодранная сорочка, и Раин вспомнил ту сорочку, которой обманул Ниссагля, макнув ее где-то в кровь. Обманка та предназначалась любому случайно завернувшему в Хаар королевскому отряду… Скорбь Ниссагля несколько искупила разочарование от того, что его не изловили. Защелкнулись на запястьях Беатрикс стальные кольца потолочной цепи.

– Ты все еще будешь запираться? Подумай в последний раз. Мы не шутим… – «Что? Мне ее жаль? Нет, не жаль…»

Беатрикс посмотрела на него через обнаженное плечо и со вздохом отвернулась.

– Первый удар!

Было видно, что ударили несильно. Осталась только багряная полоса. И ни звука.

– Еще.

На стене взметывались и опадали тени. Свистел мерно рассекаемый воздух. Качалось негреющее пламя.

– Может быть, довольно? Дадим ей ночь подумать? Аргаред покачал головой.

– Бейте в полную силу. От этих шлепков даже шрамов не останется. Бейте так, чтобы этой ночью она не сомкнула глаз…

… Она изогнулась с отрывистым стоном, камни потолка заволокло туманом.

– Первая кровь. – раздался бесстрастный голос палача.

– Еще. Сейчас она заговорит. Плеть засвистела чаще. В какой-то миг взлохмаченная голова опустилась на грудь и сознание ее совсем погасло.

– Облейте!

На лицо хлынула вода.

– Ну, будешь говорить? Или тебе мало, сука?!

***

Ниссаглю в пути становилось все хуже, и в Навригр его привезли без сознания, едва сумев остановить кровотечение. Рана оказалась скверная, глубокая – чтобы достать наконечник, пришлось раскаленным ножом резать живое мясо. Уже поблизости от Навригра встретили большой отряд во главе с Вельтом. Когда Вельт узнал новости, его шелушащееся от мороза лицо сморщилось, он покачал головой в широкогорлом латном воротнике.

– Эх, по многим плакать придется. А главное, что они с королевой и так что угодно сотворить могут, не то что пальцы отрубить. Ну да делать нечего! Поворачивай оглобли, ребята!

Отряд со звоном и руганью разворачивался, а Вельт все качал головой.

– По рукам и ногам связали… По многим поминки справим, кто в Хааре остался. Оборони их Господь. Оборони и помоги!

***

В Хааре наступило утро. По улицам ходила чуткая стража. Перед Цитаделью торчали насаженные на пики руки, ноги и голова Абеля Гана, и бродячие псы слизывали со снега последнюю замерзшую кровь. Флага над Цитаделью не было – эмандский штандарт теперь считался оскверненным. В королевские мастерские поступил заказ срочно вышить по белому полю ель и звезды, что изрядно напоминало герб Аргареда, только звезды добавили и корни к ели. Впрочем, это знамя собирались вскорости сменить на хоругвь с ликом Силы, только, конечно, вышивать ее будут не швейки из мастерских, а благороднейшие девы и жены из тех, кто не сгинул в блудилищах. А из блудилищ вызволять сложнее, чем из тюрьмы. – сводники прячут и перепрятывают, а то и убивают девок, чтобы спасти свою шкуру и грязные горшки с монетами, плаченными за девичью честь и женскую добродетель.

В серую рань магнаты подъехали к дому примаса Эйнвара, что стоял сразу за собором.

Эйнвар в эту ночь не спал – шагал в темноте по опочивальне, где просторное высокое ложе смирения ради стояло не посередине, а у стены, покрытое тонким небеленым льном, которым, впрочем, немногим уступал шелку. Теплое одеяло было выделано из нежнейшего белого руна, снятого с ягнят. Подстилки из такого же руна были на старинных стульях и на длинной узкой скамье возле входа. С высоких и узких книжных сундуков свешивались маленькие гобелены с вытканными сюжетами из Откровений, обшитые по краю жемчугом. Работа была древняя, и тоненькие фигурки праведников казались стоящими на цыпочках. Стены в опочивальне были просто хорошо побелены и лишь в двух местах украшены картинами в остроконечных резных рамках с колоннами и химерами. Картины эти сами в предрассветной мгле были неразличимы.

Дверь скрипнула, Эйнвар вздрогнул и обернулся. На пороге стоял беловолосый служка со свечкой. Огонек озарял его серо-стеклянистые, всегда полуопущенные глаза.

– Священнейший, к вам пожаловали господа магнаты.

– Скажи им, что я сплю, сын мой, – ответил примас.

– Говорил, уже говорил, священнейший, они и слушать не хотят. Сюда грозятся подняться.

– Ладно, Бог с ними. Помоги облачиться, Снау. Он надел теплую узкую рубаху из шерсти и сверху роскошную бархатную ризу, к которой полагались нарукавники из тусклой парчи с вышитыми жемчугом буквами. Голову причесал мокрым гребнем, чтобы волосы не торчали, покрыл бархатной шапочкой с аметистами.

Ранние гости угрюмо толпились возле сереющих окон узкой приемной палаты, украшенной несколькими статуэтками в пол человеческого роста с позолоченными нимбами.

– Доброго утра и мир вам! – поздоровался примас, неспешно стуча посохом.

– Кому доброе, кому не очень, – ответил, выступая вперед, Аргаред. Темные подглазья на бледном лице выдавали, что он провел бессонную ночь. – Будет ли добрым для вас, вам решать.

– С чем вы пришли в мое обиталище? – Эйнвар кротко опустил горячие глаза южанина.

– С просьбой. Нам известно, что вас любит чернь. И вы должны прочесть им поучение, которое призывает к смирению и осуждает Беатрикс. За что? Придумайте сами. Вам лучше знать ее грехи. Безумства кончились, и все возвращается на круги своя. Так и внушите им – ведь, кажется, и ваш Бог благоволит тем, кто у власти. Нам нужно, чтобы простолюдины были тихи, как мыши. И если что окажется не так, с вас взыщется.

– Осмелюсь прежде напомнить, господа, о моей маленькой заслуге. – Примас отступил с нежной улыбкой. – Когда-то я с Божьей помощью защитил господина Эзеля от гнева черни. Не обращайтесь же со мной, как с наймитом. Я служу Богу, а не произношу оплаченные речи, как законник.

– Простите, примас! – Эйнвару показалось, что Окер скрипнул зубами. – Нам надо было объясниться с вами быстро и ясно. Относительно Эзеля разговор еще будет, – и не думайте, что вам сойдет с рук то что вы обратили его в свою людскую веру. Впрочем, за спасение его жизни мы вам признательны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});