Знак Дракона (сборник) - Сергей Казменко

— Вы уже пришли в себя, инспектор? — вернул меня к действительности голос Ронкетти.

— Вполне, — ответил я, неохотно открывая глаза.

— Может, вам будет лучше пойти в медблок? У нас, правда, нет врача, но оборудование высшего класса.

— Да нет, не стоит, — уж что-что, а медблок мне сейчас был абсолютно противопоказан. Конечно, там куча всяких блокировок, которые в принципе исключают любую возможность нанесения вреда пациенту, но лучше не давать лишних шансов тому, кто хочет со мной расправиться. И лучше не задерживаться здесь сверх меры — всякое может случиться, пока я нахожусь в пределах досягаемости нашего противника.

— Вам виднее, — Ронкетти посмотрел на меня с сомнением, но настаивать не стал. — Мне говорили о вас, но я не думал, что вы доберётесь-таки до нашей биостанции.

Моя популярность тут, похоже, была очень высока. Впечатление было такое, что обо мне всем говорили. Именно говорили — так же ведь и Гримсон выразился утром.

— Почему? — спросил я без особого интереса.

— А какой смысл инспектировать нашу работу? Мы даём бета-треон. Немного, конечно, но больше-то всё равно получить не в силах. И у нас здесь ничего серьёзного не происходит. Уже давно, с тех самых пор, как погибло здесь двое сотрудников, ничего серьёзного у нас не случалось. Вплоть до вашей сегодняшней неудачной попытки самоубийства.

— Ничего серьёзного, говорите? Тогда вас действительно необходимо инспектировать — уж слишком вы выделяетесь на общем фоне.

— Хм, мне как-то это не приходило в голову, — Ронкетти усмехнулся. — Неужели мы так хорошо смотримся со стороны?

— Со стороны все здесь хорошо смотрятся. Пока не станешь вникать в их дела глубже, все смотрятся просто прекрасно. Если не считать, конечно, того, что выполнение проекта близко к срыву, — я повернулся, налил себе полстакана воды и выпил маленькими глотками. Но неприятный вкус во рту сохранился. — Со стороны даже на Каланде дела идут прекрасно. Но я бы очень удивился после всего, что успел увидеть, если бы у вас тут всё на самом деле оказалось в порядке.

— Вы что же, хотите, чтобы я сам покаялся в грехах? Так вас следует понимать?

— Да нет, это, пожалуй, уже ни к чему. Просто поясните для начала, как именно попадает бета-треон в атмосферу?

— Фильтры несовершенны, — Ронкетти улыбнулся одними губами и выжидательно посмотрел на меня. Наверное, наверняка даже, за этим его ответом стояло нечто большее, чем просто констатация факта. И он ждал неизбежного следующего вопроса, ответ на который был уже заранее заготовлен. Но мне не хотелось ни о чём думать и ни о чём догадываться, мысли, как парализованные, едва ворочались в голове. Единственное, о чём я думал, не мог не думать, права не имел не думать — это о том, как мне вырваться отсюда, под каким благовидным предлогом вынудить его дать мне вездеход или флаер и отпустить меня на все четыре стороны. Но предлога пока не находилось, и надо было продолжать играть свою роль — роль простого наблюдателя, дослужившегося лишь до звания инспектора третьего ранга. С трудом я сосредоточился — это потребовало почти физических усилий, так, будто пришлось мне поднимать огромную тяжесть — привёл мысли в порядок и задал-таки тот вопрос, которого он ждал:

— Раз несовершенны фильтры, то почему же здесь нет жизни?

Он ответил не сразу. Отвёл глаза, поиграл пальцами по сенсорной панели, высветив зачем-то общие сообщения по базе. Потом сказал:

— Знаете, инспектор, что меня больше всего удивляет? Больше всего меня удивляет то, что вы первый, кто задал мне этот вопрос.

Он встал, подошёл к стене и, включив круговую проекцию, стал задумчиво смотреть на окружавший нас ландшафт. Солнце всё ещё стояло почти в зените, не отбрасывая ни единой тени, вершины ближних барханов, заслонявших горизонт, слегка курились мелким песком, и ничего живого не было вокруг. Я не сразу понял, что это не было проекцией окрестностей биостанции — только когда осмотрелся по сторонам и не увидел ни пластиформовых дорожек, ни резервного купола. Видимо, это был вид, даваемый монитором, установленным где-то в пустыне, и безжизненная эта картина мгновенно повергла меня в жуткую тоску. Хотя, казалось бы, куда уж дальше тосковать мне, который знал теперь всё и который совершал поступки, расплатиться за которые вряд ли удастся даже ценой жизни? Куда уж дальше тосковать?

— Так почему же всё-таки здесь нет жизни? — снова спросил я, чтобы хоть как-то отвлечься.

— Только потому, — ответил Ронкетти не поворачиваясь. — Что мы постоянно обрабатываем всё вокруг биофиксатором. Только потому, инспектор, только потому, — он выключил проекцию так же внезапно, как и включил, резко повернулся ко мне. — То, что вы только что видели, ещё полгода назад было покрыто лесом. Нормальным живым лесом, вы понимаете? И нам, которые пришли сюда только для того, чтобы изучать этот лес, изучать это чудо, равного которому я не видел, уж можете мне поверить — нам пришлось убить его.

— Почему? — спросил я. Вопрос вырвался машинально. Я не хотел вникать во всё это, мне не было теперь дела до всего этого, но мозг мой работал почти инстинктивно, и я почти неосознанно откопал в мнемоблоках необходимые данные. Вот уже год, как добыча бета-треона на третьей биостанции держалась на постоянном уровне — зачем было расширять участки добычи?

— Почему? Да просто потому, инспектор, что старые источники уже не дают больше бета-треона. Они иссякли после того, как мы уничтожили жизнь вокруг них, и нам постоянно приходится наступать и наступать всё дальше на лес. Но никого там, — он кивнул наверх, — это всё не волнует. Они озабочены только тем, чтобы мы давали бета-треон, никто не интересуется ценой, которую за это приходится платить, — он снова сел на место, мрачный и какой-то нахохленный.

— А вы сообщали об этом?

— Сообщал. Да что толку сообщать — будто они и так не знают? Отчёты готовим — ежемесячные, ежеквартальные, ежегодные. Научную работу даже будто бы ведём. Научная работа называется — разрабатываем новые модификации биофиксаторов после того, как старые перестают действовать. Слово-то какое выдумали — биофиксатор. Отрава, самая обыкновенная отрава. Самих же себя обманываем. И это ещё называется биостанция. Тьфу!

— А зачем вам вообще он потребовался, биофиксатор этот?

Он посмотрел на меня как на младенца. Вздохнул. И молча, без комментариев показал, что происходит с фильтром, поставленным для получения бета-треона из источника, если вокруг источника сохранилась жизнь. Это впечатляло. Я, в общем, знал, что организмы Кабенга способны на многое, но такой эффективности и слаженности в устранении помехи как-то не ожидал. Всего три-четыре часа, и фильтр, защищённый керамитовой оболочкой, без следа растворялся в луже едкой слизи, выделяемой, казалось, всеми окружавшими источник организмами. Через сутки всё выглядело так, будто фильтра никогда не существовало.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});