Знак Дракона (сборник) - Сергей Казменко

Видимо, я был не первым, кто догадался об истинной природе Нашествия. И то, что эта очевидная теперь для меня мысль оставалась до сих пор тайной даже для инфоров группы Дьереши, даже для самого Зигмунда, снижало мои шансы практически до нуля. Я вдруг вспомнил Сашу Курского. Его нелепая смерть — на Земле, в двух шагах от собственного дома, в квартале от прекрасной клиники… Всё можно объяснить случайностью — но порой случайностей становится слишком много. Из этих случайностей вдруг выступает не осознанная прежде закономерность.

До моего отлёта с Кабенга оставалось двое с половиной суток. Я был уверен, что знаю разгадку. И знал, что не смогу никому сообщить об этом, знал, что уже нахожусь под прицелом, что наш противник сделает всё возможное для того, чтобы меня устранить. А заодно устранить и всех, кому я мог передать какую-то информацию, исключить любые способы передачи мною сообщения в Академию. Значит, катастрофа на Кабенге была неизбежна. Катастрофа, возможно ещё более жуткая чем та, что произошла на Джильберте, катастрофа, которая не должна оставить никаких следов нашего присутствия на планете. И то, что я узнал — на базе, на Каланде, здесь, на Туруу — говорило о том, что такая катастрофа вполне реальна.

Но я должен был выжить — любой ценой.

15

Определённого плана у меня не было.

Я знал лишь одно — я должен был бежать как можно дальше. Прочь от всего, подверженного воздействию информационной системы. Значит — прочь от всего, связанного с человеком. Я должен был бежать для того, чтобы выполнить своё задание, для того, чтобы просто уцелеть. И я старался совсем не думать о том, что может ожидать остальных. Ставка была слишком высока, и всё равно изменить хоть что-то в их судьбе я был не в силах. Удар мог последовать в любую секунду, и те, кто будет проводить потом реконструкцию происшедшего, вряд ли сумеют раскопать хотя бы один из моих шифрованных докладов. Ведь все мои сообщения с Кабенга, как и вообще все сообщения любого из людей в любой точке Галактики, шли под контролем информационной системы. И было бы наивно надеяться на то, что наш противник их не задержит. А те листки, что я заполнил от руки по пути с Каланда и спрятал за обшивкой грузового отсека транспорта… Кто мог гарантировать, что они уцелеют?

И я бежал в надежде уцелеть самому, в надежде пережить катастрофу, которую считал неизбежной. Уцелел же ведь тот чудак на Джильберте, который за два часа до того, как всё началось, как раз во время очередного перерыва в связи потерпел аварию на своём флаере в горах. Его даже не успели хватиться, даже не начали поисков, и только потому, наверное, он был ещё жив, когда через трое суток туда прибыли спасатели.

Транспорт, на котором я улетел с Туруу, шёл на третью биостанцию за бета-треоном, который там получали. Прошло уже почти два часа полёта, и ничего пока не случилось. Внизу под нами тянулись бесконечные равнины Южного Аллена, поросшие обычным для этих мест сетчатым лесом — сверху он выглядел как сплошное переплетение тёмно-фиолетовых побегов. Иногда попадались участки, покрытые каким-то жёлтым налётом, а кое-где по вершинам холмов были раскиданы красные поля. Местами лес рассекало русло какой-нибудь реки с мутно-жёлтой или бурой водой. Солнце стояло почти в зените.

И вдруг всё резко, без какого-то плавного перехода изменилось. Лес внезапно кончился, и до самого горизонта впереди простиралась пустыня. Внизу под нами был песок, были невысокие каменистые холмы, были блестящие ленты искрящихся на солнце ручьёв — и никакого признака жизни, даже мёртвой жизни. Казалось, что пустыня здесь была всегда, хотя ещё два года назад, когда бета-треон лишь временами брали здесь для исследовательских целей, этой язвы на теле Кабенга ещё не было. Теперь здесь не было никакой жизни, и значит было относительно безопасно. Так я подумал тогда.

Через десять минут транспорт достиг третьей биостанции. Я спустился вниз и вышел на посадочную площадку, залитую свежим, небесно-голубым пластиформом. В лицо сразу же дохнуло жаром набравшего силу дня, запахами раскалённого песка и пластиформа и ещё каким-то уловимым, но резким ароматом. На площадке передо мной было пусто — все, наверное, работали с другой стороны транспорта, у грузового люка. Я огляделся по сторонам, отыскал взглядом едва выступавшие над гребнем бархана голубые купола биостанции и двинулся в её сторону, содрогаясь при мысли, что через полсотни метров придётся выйти из тени транспорта на открытое солнцу пространство.

Но я успел сделать не больше десятка шагов.

— Стой! — раздался чей-то резкий выкрик слева. — Назад! С ума сошёл!

Я резко обернулся. Ко мне шёл — почти бежал — человек в серебристой термозащитной одежде. Лицо его было закрыто респиратором и защитными очками.

— Назад! — закричал он снова. — В шлюз!

Он напрасно так старался. Я всё понял с первого раза, я уже бежал, задержав дыхание, к тёмному проёму шлюза. Три прыжка — и я был внутри. Через пару секунд с громким хлопком лопнула защитная мембрана, пропуская человека в респираторе, и тут же восстановилась за его спиной. Дунул свежий ветер из вентиляционных отверстий, заменяя атмосферу в шлюзовой камере, и почти сразу же загорелись зелёные огоньки индикаторов. Теперь можно было дышать.

Человек в респираторе прислонился спиной к стене, снял респиратор вместе с очками и вытер ладонью пот со лба. Потом исподлобья посмотрел на меня и сказал в пространство:

— Мало мне двоих покойников.

Бывало, что меня принимали за идиота и недоумка — в нашей работе всякое случается, и порой приходится изображать из себя чёрт те что. Но я впервые чувствовал себя в действительности идиотом и недоумком, потому что краем глаза отчётливо видел теперь горящий над выходом сигнал о химической опасности.

— Кто вы такой? — спросил тот, кому я теперь обязан был жизнью.

— Инспектор Академии Алексей Кромов, — ответил я, с трудом выталкивая из себя слова. Я достал из своего кармана карточку наблюдателя, хотел протянуть её своему спасителю, но неожиданно выронил на пол. Хотел нагнуться, но не увидел карточки у себя под ногами — вообще ничего не мог разглядеть. Глаза потеряли фокусировку, разбрелись в разные стороны, и мне никак не удавалось свести их вместе. И ещё этот отвратительный вкус во рту…

Очнулся я почти сразу от острой боли в левом плече. Хотел дёрнуться в сторону, но вовремя вернулось сознание, и я задержал дыхание, стиснув зубы, чтобы не застонать.

— Ничего, обойдётся, — сказал склонившийся надо мной человек, убирая инъектор в карман. — В самый раз надышались, для науки даже полезно. В другой раз осторожнее будете. Вдохните глубоко пару раз и можете вставать, — он выпрямился, отошёл к пульту связи в глубине шлюза и остановился вполоборота ко мне, с кем-то там разговаривая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});