Горы дышат огнем - Веселин Андреев

— Из этого дома мы уходим!

Мы не спросили куда. Собрали вещи, уничтожили все следы своего пребывания.

Прошли мы, может, с километр и остановились в уединенном доме. Вот здесь, показывает мне Цоньо.

Мы с ним пришли туда, чтобы он рассказал обо всем на месте.

— Знаешь, вокруг все здесь потом сожгли, но дом сейчас почти такой же, как и тогда: три-четыре каменные ступеньки, зацементированная площадка, деревянная лестница, ведущая на второй этаж, балкончик с перилами. Здесь, за домом, стоял хлев — раньше это было жилое здание, — и восстановлен он точно: погреб с каменными стенами, наверху прихожая и комната.

— А почему вы пришли именно сюда?

— Бай Матьо сказал: «Там понадежней!» Ведь все же два-три человека знали, где мы были, и если бы кто-нибудь проговорился... Кроме того, Стою Маринов — новый наш хозяин, был зажиточным, по местным масштабам, конечно. Наш единомышленник, но под подозрением не был...

Стою встретил нас и отвел в хлев. Командир сказал Матьо и Вутьо: «Отпустить вас мы не имеем права, вы пропадете». «Считайте себя партизанами, что будет с нами, то и с вами!» — добавил комиссар. И они остались.

«Главное — спокойствие! — обернулся ко всем бай Михал. — Мы должны быть уверены в стойкости арестованных товарищей».

На следующее утро Матьо и Вутьо отправились к мельнице. По правде говоря, бай Михал их не отпускал, но они настояли: дескать, только разузнают, что творится, и вернутся.

Но они не вернулись. Такими я и вижу их с тех пор: пробирающимися между деревьев, один мощный, как дубы вокруг, другой щупленький...

Я думаю, и в самом деле надо было разузнать все, но не так. Скольких людей погубила надежда, что, может быть, все обойдется... Мы осуждали эти настроения. Наверное, бай Матьо понадеялся на свое положение: богатый, уважаемый человек, перед которым заискивают и кулаки, считают его своим человеком. Когда-то комсомолец, участник Сентябрьского восстания, политзаключенный, организатор ятаков в двадцать пятом, не раз арестовывавшийся и подвергавшийся пыткам, член районного комитета, он все поставил на службу делу, но это другая сторона его жизни. Да, он наверняка рассчитывал на то, что прошлое его забыто. Но тысячи крепких, запутанных нитей связывали человека с мирной жизнью, не так-то легко, а главное — не так-то быстро они рвались. И сегодня мы не можем оправдать эти настроения — нельзя, однако, забывать, каково нам было в те зимние дни.

Одни предлагали отправиться, хотя и было еще светло, к Осиковской Лыкавице, а оттуда к Балканам. Другие — укрыться за каменным забором и деревьями. Бай Михал решил, что мы должны остаться внутри хлева. Что ему сказали ятаки, какие соображения взяли верх, не знаю — он унес их с собой в могилу. Наверное, и он надеялся, что полиция проводит обыкновенную облаву или что она направится прямо к Цако.

Виша и Стою принесли вкусную фасолевую похлебку. Как часто буду я вспоминать о ней потом! Командир предложил им, если начнется бой, остаться с нами, и это явилось для них большой неожиданностью. Дети, дом, имущество, теплые постели — оставить все вдруг... Стою, сорокалетний, среднего роста мужчина в домотканой одежде, в резиновых тапочках, в сплющенной фуражке над бесцветным лицом, не был напуган, но согласился не сразу. Виша была повыше ростом, стройная, одета в широкий сукман[106], завязанный сзади платок оставлял открытым ее умное, живое лицо. «Энергичная женщина, — думал я, — она останется с нами». Но не осталась. Бай Михал предпринял еще одну попытку удержать их обоих: если придут полицейские, предложил он Стою, скажи, что партизаны сами заняли хлев, пригрозив смертью за отказ устроить их. Но и из этого ничего не вышло.

Тревогу мы таили глубоко в себе. Комиссар отвлекал нас занятиями по стенографии...

Откуда-то послышался шум грузовиков. Мы остались сидеть на своих местах, только замолкли. Шум усилился, а потом вдруг смолк.

И в этой тишине, от которой у меня засосало в животе, протрещали выстрелы. Вон там, где мельница, но в этом влажном воздухе эхо разносилось далеко.

Товарищи не могли видеть, как бай Матьо, захваченный врасплох, едва успел выскочить из мельницы. Полицейские уже ворвались туда, некоторые побежали к его дому, а Матьо бросился к реке. Моста тогда не было, он кинулся в воду, а Малый Искыр глубок, мутен. «Не бойся, выходи!» — кричал ему какой-то полицейский, но бай Матьо знал, что его ждет. Пули настойчиво преследовали его, но полицейские опоздали: и широк Искыр, и не нашла Матьо пуля...

— Наступила такая тишина, какой, мне кажется, никогда не бывало прежде, — невольно понизил голос Цоньо. — Стою расхаживал по двору, вот он взял вилы и прислонил их к забору, посмотрел в сторону мельницы, потом в нашу сторону, зачерпнул лопатой буйволовый навоз.

Нофче, смотревший через окошечко с железными прутьями, воскликнул: «Полиция!»

Чтобы прочувствовать все, и я смотрю через это окошечко. Далеко в светлом небе синеет острая вершина, тянется горная цепь. Под ней на мягких холмах, в неглубокой котловинке, примостилось Видраре, далеко друг от друга разбросаны овчарни Камилче, справа — Джурово. Колючий кустарник и редкие дубы спускаются к шоссе. Искыр и мельница скрыты густым ивняком. В этой стороне плавно поднимаются луга, кое-где виднеются кусты шиповника и боярышника, подстриженные дубы с ржавыми листьями и заготовленные с лета на корм скоту ветки, лежащие высокими, в рост человека, кучами, как будто маленькие хижины. Тогда деревья росли погуще, и стояло белое марево.

— Они шли дерзко, громко переговариваясь, как будто не знали, что мы здесь. (А они знают, уже знают, почему же они так самонадеянны?) Любчо не поет, а скороговоркой произносит: «Свои ружья чистили, сабли острые точили, пистолеты заряжали». Ванюша говорит по-русски: «Идите, идите, гады!» Стефан — он только что вынул ногу из таза с теплой водой, вы ведь помните, он ушиб ее и нужны теплые ванночки, — тоже что-то бормочет. Бойка и Соня побледнели, закусили губы. «Эх, был бы пулемет...» — говорит Здравко и делает такой жест, будто косит врагов огнем. «Возьми, Цоньо, — протягивает мне нож бай Михал. Высокий, куда выше меня, с блестящими решительными глазами, он передавал свою уверенность и нам. — Вон тот, который идет впереди, начальник. Как только он подойдет, я его схвачу за воротник и втащу внутрь, а ты...» — он показывает, как нанести удар.

Полицейские приближались.

— Эй, есть здесь лесовики? — вдруг закричали они.

Отзывается Виша, она,