Анжелика в Квебеке - Анн Голон

— Но вы и были в его объятиях! — возмущенно воскликнул он. — Я вас видел.

В ее взгляде мелькнуло беспокойство. Неужели он осмелился подсматривать через окно часовни? Посланник короля, это немыслимо! Но от него можно было всего ожидать.

— А когда вы вместе вышли из часовни, вы держались за руки.

Анжелика пожала плечами. Она совершенно не помнила, чтобы она держала руку г-на Ломени. Она рассмеялась.

— Это прекрасно — быть любимой. Господин де Ломени, господин де Виль д'Аврэй, — продолжил он, — господин де ла Ферте, молодой сумасшедший Анн-Франсуа де Кастель-Моржа и старый, но не менее безумный Бертран де Кастель-Моржа, его отец, Базиль, господин де Шамбли-Монтобан…

— Вы преувеличиваете. Бедный Никола, ваше болезненное воображение сбивает вас с толку. Однако вы мне доставили удовольствие. Как это приятно чувствовать себя любимой, в то время, как миром правит ненависть… Благодарю вас, мой милый возлюбленный!

— Не смотрите на меня так, — с дрожью в голосе произнес он. — Ваши сияющие глаза так волнуют меня.

Увидев их вместе, смеющихся, мадемуазель д'Уредан отметила, что они не распрощались у дома Виль д'Аврэя, а пошли дальше по направлению к рощице, за которой скрывалась резиденция г-на де Барданя.

— Вы еще ни разу не заглянули ко мне, — сказал он Анжелике, когда они поднялись вверх по улице.

— Это потому, что все свое время вы проводите около моего дома. И потом я бы не хотела встретить у вас некоторых ваших друзей.

— Сегодня я никого не жду.

Их взгляду открылась аллея, в конце которой стоял симпатичный двухэтажный домик с шиферной крышей и квадратными печными трубами по бокам. Солнце еще освещало фасад дома, но в подлеске уже царил холодный полумрак, усеянный пятнышками света. Подул ледяной северный ветер. Никола де Бардань привлек Анжелику в свои объятия, укутав ее плащом, и было непонятно, хотел ли он защитить ее от холода иди же просто поддержать на скользкой дороге.

— Это безысходная ситуация, — бормотал он, — гибельная, и все же я ничего не могу поделать. Видеть вас, слышать ваш смех, идти рядом с вами, как сейчас, — вот самое большое счастье и самые страшные муки для меня. Надеяться не на что… Иногда я решаюсь не видеться с вами целый день. Я прихожу в себя, я свободен и спокоен. Я погружаюсь в чтение, работу, развлекаюсь. И вдруг понимаю, что это безумие: вы здесь, вы в городе, в двух шагах от меня; сколько слез пролито мной, сколько раз я пытался бежать от этой призрачной действительности. Пусть мне остаются лишь крохи, но я вас так любил и желал, чтобы вы хоть чуть-чуть принадлежали мне. И я бросаюсь искать вас. Когда я вас вижу, сердце останавливается и наступает миг счастья и наслаждения. За этот миг я заплатил ценой горьких страданий, но не жалею о них.

— Г-н де Бардань, я оценила пыл вашего красноречия, и я тронута, но мне кажется, что мы рискуем споткнуться, в прямом смысле этого слова…

Чтобы не упасть, она схватилась за него.

— Как я люблю вас! Как люблю вас! — шептал он.

— Эта аллея слишком скользкая, мы никогда не доберемся до дома.

— Ну и пусть. Нам так хорошо здесь, идите сюда.

Он увлек ее под сень деревьев, в холодный голубоватый сумрак, таинственный и бездонный, и, властно заключив ее в объятия, набросился на ее губы. Поцелуй длился долго, потом они отстранились, и с новым алчным порывом их губы встретились. Уже не первый раз страсть Никола де Барданя пробуждала страсть Анжелики, увлекая ее за собой, как морской прилив.

Тогда, в Тадуссаке, он подчинил ее себе своим страстным поцелуем. Чувственное волнение увлекало их, сметая все на своем пути; так мощная волна, перехлестнувшая через поручни корабля, берет в плен экипаж, а затем, отхлынув с мягким притворством, оставляет после себя следы разгрома. Анжелика вновь почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила так знакомое ей желание.

Задохнувшись от поцелуя, они вернулись на аллею, не в силах произнести ни одного слова. На пороге дома они расстались.

После погружения в подводные глубины желания, непостижимые, со вспышками молний, Анжелика с удивлением обнаружила, что день ясен и светел; оказывается, было не так поздно. Лишь на западе голубое небо приобрело фарфоровый оттенок.

Анжелика дошла до пересечения дорог, где начинался лагерь индейцев с их хижинами, кострами и кудрявыми собаками.

Вместо того, чтобы повернуть к дому, она пошла по тропинке, бегущей через поле к загородному замку де Монтиньи. Идея немедленно рассказать все мужу была ею отброшена как неуместная. Сам факт, что она целовалась с продрогшим возлюбленным, не играл для нее никакой роли и не имел далеко идущих последствий. Она не испытывала ни угрызений совести, ни страха.

Напротив, она поздравляла себя с этой милой интермедией, с восхитительным развлечением, которое хоть немного отвлекло ее от невыносимых страданий. Теперь она могла противостоять им, она вновь обрела легкость и силу; теперь она могла рассказать Жоффрею о допросе у лейтенанта полиции и угрозах, с этим допросом связанных. Она ощутила желание погрузиться в ребяческое чувство беспечности, пьянящее и наивное. Раскинув руки, как крылья, она побежала вверх по холму, ветер раздувал полы ее пальто, а индейские собаки бежали вслед за ней, вырванные из своего апатичного мирка ее внезапной эскападой. Они догнали и окружили ее, виляя хвостами, удивленные тем, что она вдруг остановилась, а она разглядывала внизу загородный замок де Монтиньи. Непонятно почему, но подступы к замку, обычно шумные и людные, показались ей неестественно спокойными. Ее возбуждение сменилось необъяснимой тревогой. Тишина царила кругом, изредка нарушаемая порывом ветра.

Анжелика начала спускаться к замку. Собаки покинули ее и вернулись в лагерь.

Дом казался почти пустым, лишь в кухне наблюдалось небольшое, движение, да из трубы поднимался дым. В комнатах первого этажа, где обычно к концу дня собирались офицеры, она не встретила ни одной живой души.

В учебном классе она увидела разбросанные по столу перья, карты, свернутые в трубки, бумаги и измерительные приборы, которыми Флоримон пользовался для своих «изысканий», но его самого там не было.

— Куда же они все подевались?

Она поднялась на второй этаж, надеясь найти Жоффрея в комнате, которую он называл «командным пунктом» и в которую не допускал никого. Она была там лишь раз. Там он спал, когда работа или собрания задерживали его далеко за полночь. Увидев изысканную мебель этой комнаты, Анжелика спросила себя, не было ли это специально устроено для герцогини де Модрибур.

Сейчас эта мысль, вновь пришла ей в голову, как только она переступила порог комнаты и почувствовала легкий, едва уловимый аромат духов. Она не смогла определить, были ли то духи Беранжер-Эме. Обойдя комнату несколько раз и принюхиваясь как кошка, она наконец решила, что это запах нескольких женских духов, что вернуло ей хорошее настроение. По-видимому, недавно здесь были гости, часть из них — женщины.