Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич

Затонскому предложение показалось резонным. Пообещав попробовать вывести богдановцeв в город, он отключился. Но телефон тут ж опять зазвонил.

Звонила телеграфистка-большевичка с Центрального телеграфа, у нее было неприятное сообщение. Только что в адрес “тети на Подвальной” получена телеграмма из Петрограда:

“Юрочку положили в больницу”.

“Тетя на Подвальной” — это был специальный пароль для секретных сообщений в комитет. Расшифровывалась телеграмма так: “Юрий Коцюбинский брошен в тюрьму”. Член петроградской военной организации большевиков Юрий Коцюбинский во время июльской демонстрации возглавил 180-й пехотный полк и был арестован карателями Керенского — Дударева.

Саша расстроился: Юрий был ему близкий друг, a главное, через Коцюбинского шла связь большевиков Киев — Петроград. Сейчас она была особенно нужна. И эта нелегальная связь с петроградскими большевистскими организациями оказалась оборванной.

Однако раздумывать было некогда: телефон звонил и звонил. Теперь сообщали из центра: с Шулявки движется банда анархистов, хватают офицеров и юнкеров — и русских и украинцев, — срывают погоны, а то и, спустив штаны, дают жару. Во главе — девчонка в матросских клешах, какая-то Каракута…

Саша захохотал. И офицерам, значит, попадает!.. Но вообще было не до смеха. Союзник объявился очень уж неожиданный, да и методы его могли только умножить эксцессы. Однако Саша все-таки не мог не смеяться: господ офицеров угощает шомполами шулявская девка! Ну и умора! A анархистов надо все-таки приструнить.

Саша опять вызвал “Арсенал”, —может, красногвардейцы уже управились с дебоширами у газетного киоска? Надо направить их против анархистов.

Теперь в “Арсенале” трубку взял сам Иванов. Да, юнкера уже разогнаны, убрались они и из окрестных улиц, где начали было вылавливать большевиков даже по домам…

Но как раз в тот момент, когда Горовиц хотел рассказать Иванову об анархистах, дверь отворилась и в комнату вошел офицер. За ним — второй. Сзади толпились юнкера, держа винтовки с примкнутыми штыками.

Тогда Горовиц быстро сказал в трубку:

— Помещение Совета рабочих депутатов тоже, очевидно, захвачено юнкерами. По крайней мере в нашу комнату…

Но тут офицер выхватил трубку из рук Горовица:

— Вы арестованы!

— Я догадываюсь, — ответил Саша, прислушиваясь к звукам, доносящимся из трубки. — Но арестовать меня вы не имеете права: я член Совета рабочих депутатов, а депутат не может быть арестован без санкции Совета.

— Я Боголепов-Южин и арестовываю вас как офицер для особых поручений командующего округом: в округе чрезвычайное положение, и военное командование не нуждается в санкции вашего Совета… Поручик Петров! Приступайте к обыску…

Поручик Петров не слишком спешил выполнять приказ, двигался он вяло, с индифферентным видом, — полицейские функции ему мало импонировали, — и Горовиц успел его опередить. Он подошел к шкафу в углу, запер его на ключ и ключ положил в карман.

— Во-первых, — сказал Горовиц, — поскольку вы настаиваете на моем незаконном аресте, я должен передать все, что здесь находится, органам, которые займутся расследованием моих “преступлений” и ваших прав на арест. Во-вторых, я заявляю решительный протест и требую вызова председателя Совета депутатов или хотя бы председателя Исполкома общественных организаций: оба они, как вам известно, не большевики. В-третьих, если речь идет об аресте, то должны быть, как полагается в таких случаях, понятые!

Надо было во что бы то ни стало протянуть время. Иванов, услышав, что разговор прерван, догадается, в чем дело, и пришлет подмогу.

— Да что с ним разговаривать! — зашумели более нетерпеливые из юнкеров. — По нем давно веревка плачет!

— Простите! — повысил голос Саша. — Всему своя пора! Придет срок и веревке! А пока прошу выделить человека, который будет вести протокол, как и надлежит при аресте — законном или незаконном…

— Протокол будет составлен в комендатуре, — холодно сказал Боголепов-Южин. — Прошу следовать на мной.

Горовиц прикинул: до “Арсенала” — два квартала, пять — шесть минут, две или три уже прошли. Значит… Он поднял руку и заговорил:

— Граждане юнкера! Перед вами студент. Большинство из вас тоже студенты или вчерашние гимназисты. К вам мое слово, коллеги! — Саша решил произнести трогательную, а главное — длинную речь. — Сейчас вы незаконно хотите арестовать меня, но вспомните, как полгода назад, когда мы еще сидели за партами, все мы мечтали о том времени, когда придет свобода, когда навек канут в прошлое аресты, насилие, жандармы, педели. И вот это время наступило. Пришла революция! — Юнкера притихли, они никак не ожидали, что к ним обратятся с речью. А Саша патетически восклицал: — Но вас самих хотят теперь обратить в орудие насилия и поругания свободы…

— Хватит! — гаркнул Боголепов-Южин. — Взять его!

Окно в Мариинский парк было перед глазами у Горовица, и он видел: по аллеям с берданками в руках бегут люди, впереди — Иванов. Саша, не прерывая речи, указал рукой на окно:

— И вот — глядите! — сюда спешит с оружием в руках возмущенный народ, чтоб защитить свободу от посягательств на нее…

Боголепов-Южин бросил трубку на рычаг аппарата. Доводить дело до вооруженной стычки — на это он пока полномочий не имел. К тому же юнкеров у него было полтора десятка, а рабочих бежало с полсотни. Юнкера уже начали понемногу пятиться…

Телефон тут же зазвонил, Горовиц взял трубку:

— Слушаю?

Боголепов-Южин сделал “кругом”, шпоры звякнули малиновым звоном. Но на пороге он столкнулся с Ивановым.

— Простите!

— Простите!

Они смерили друг друга взглядом. Иванов дышал глубоко и часто — он бежал и запыхался. Боголепов-Южин покусывал губу. Иванов перешагнул порог и вошел в комнату.

— Простите, — еще раз извинился Иванов, — мы, кажется, помешали?

Саша Горовиц между тем говорил по телефону. Звонил опять Затонский: настроены богдановцы действительно отлично — они согласны выйти в город, чтоб восстановить порядок, но при условии, что это санкционирует Центральная рада.

За Ивановым вошли несколько красногвардейцев, среди них — Данила и Харитон. Остальные толпились в коридоре за дверями. Юнкера жались у стен.

Вдруг, всех растолкав, в комнату влетел Боженко. Он мчался что есть духу, обливаясь потом. Еще по дороге он услышал, что “наши побежали отбивать налет юнкеров на комитет”.

Новая встреча со штабс-капитаном развеселила его.

— Ваше благородие! — почти обрадовался он. — Где-то мы с вами встречались?

Боголепов-Южин, кусая губы, криво усмехнулся:

— Да, “товарищ” Боженко, месяц назад я обращался к вам с просьбой направить ваших дружинников для прекращения бесчинств на Подоле…

— Вот он их и направил для прекращения бесчинств, хотя и не на Подоле, — улыбнулся Иванов, указывая на красногвардейцев, входивших в комнату.

— Xa! — прыснул Боженко. — Верно! Только мы, ваше благородие, встречаемся с вами уже в третий раз… Правда, вам о том неизвестно… Ну хватит! — неожиданно закончил он. — Вы свободны! Можете идти! Адью!

Боголепов-Южин не произнес ни слова, только сильнее побледнел, переступил порог и быстро зашагал по коридору. Юнкера двинулись за ним. Последним вышел поручик Петров, неловко улыбаясь.

— Напугали тебя, — засмеялся Иванов, глядя на Горовица, — но мы, кажется, вовремя?

Горовиц предостерегающе поднял палец, не отнимая телефонной трубки от уха.

— Тише, я звоню господину Грушевскому.

— Грушевскому?! Ты обращаешься за помощью к Центральной раде? — удивился Иванов. — Но ведь наша позиция…

— Когда идет борьба, обстоятельства иногда вносят коррективы в позиции, — хмуро буркнул Горовиц. — Барышня! Председателя Центральной рады господина Грушевского!.. Кроме того, я нисколько не изменю нашим позициям, если предложу Центральной раде принять участие в ликвидации безобразий в прифронтовом городе, это — в наших общих интересах. Да? Центральная рада? Кто?.. Хорунжий Галчко?.. Мне нужно лично поговорить с паном добродием Грушевским … Кто говорит? — Горовиц окинул взглядом присутствующих, словно спрашивая, что ему сказать, и тут же ответил: — Говорит большевик Горовиц. Да, член Совета рабочих депутатов… Хорошо, я подожду…

Все примолкли, с любопытством следя за Горовицем. Только Боженко дергал Сашу за рукав и шептал:

— Дай мне, дай мне! Я ему сейчас скажу!..

Но в трубке уже послышался голос.

— Здравствуйте, профессор! — вежливо сказал Горовиц. — Вас беспокоит студент Горовиц… Нет, вам доложили верно: большевик, член Совета рабочих депутатов. Дело у нас, у пролетариата, к вам такое…

В комнате было тихо, все напряженно слушали. Боженко шевелил губами, будто и от себя что-то добавляя.