У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Кто-нибудь по-арабски понимает? Тут арабка прилетела из Москвы!

Марина обрадовалась — она понимала настоящего чеченца. Подошел здоровенный бородач в пятнистой форме с погонами полковника. Заговорил на ломаном арабском:

— Зачем прилетели в Грозный, ханум?

Степанова сделала вид, что обрадовалась. Еще раз сложила руки и поклонилась. Не поднимая глаз, объяснила:

— Господин, мой брат, вопреки воле родителей, улетел к вам полгода назад и пропал. От него нет вестей уже четыре месяца. Вот последнее письмо, которое мы получили…

Марина протянула обычный российский конверт, аккуратно обрезанный по верху. Чеченец вытащил бумагу, повертел в руках и вернул:

— Что там написано, ханум?

Смутившись, объяснил:

— Говорить по-вашему умею, а вот читать не научился…

Женщина благоговейно прижала письмо ко лбу, расправила и собралась читать, но чеченец, заметив скопившихся людей, попросил:

— Своими словами, пожалуйста, ханум!

Степанова робко и быстро взглянула на него и снова опустила глаза к полу:

— Рафат пишет, что здесь холодно и он находится в Чечне, но не имеет права назвать точное место. Сказал только, что это пригород Грозного. Наш отец слег от горя. В семье больше нет сыновей и он отправил меня, свою старшую дочь, на поиски Рафата. Я с трудом приехала сюда. Из Москвы меня вообще почему-то не хотели пустить в Грозный. Я с трудом умолила какого-то русского начальника поставить мне печать на выезд. Вот фотография моего брата, господин…

Чеченцу явно понравилось, как она его называет. Маринка вытащила снимок красивого араба с роскошными черными усами и белозубой улыбкой. С надеждой спросила:

— Может, вы его знаете, господин? Рафат Киямуддин эль Харуди…

Мужчина развел руками:

— К сожалению, ханум, не встречал. Вы собираетесь его искать?

— Если вы господин, разрешите…

Марина еще раз поклонилась. Здоровяк попросил:

— Не могли бы вы показать содержимое вашей сумки?

Женщина, не поднимая глаз, поставила сумку на длинный стол и расстегнула замки, распахнув стенки. Полковник небрежно приподнял несколько тряпок сверху, сунул руку до дна и провел там: внутри находилась лишь женская одежда и все необходимое в дороге. Посмотрел на опущенные глаза и попросил:

— Не могли бы вы приподнять чадру, чтобы сличить ваше лицо с фотографией?

Маринка тут же прикрыла глаза рукавом:

— Господин, здесь слишком много мужчин. Вы образованный человек и наверняка знаете наши законы — лицо женщины может видеть лишь ее отец и законный муж. Меня воспитывали в старых законах. Я могу показать лицо только вам, но не здесь…

Полковник кивнул пограничнику:

— Пропусти!

Степанова застегнула сумку и засеменила вслед за полковником. Чеченцы удивленно смотрели ей вслед. Здоровяк провел женщину в маленькую комнатку. Выгнал за дверь сидевших там мужчин. Марина, словно бы в смущении, осторожно приподняла чадру и во второй раз, робко, взглянула в лицо полковника черными блестящими глазами. Быстро накинула чадру обратно. Он, не скрывая восхищения, спросил:

— Вы замужем, ханум?

Марина поправила чадру на голове и с надеждой в голосе сказала:

— Отец собирается сыграть свадьбу, как только я найду Рафата. Мой жених сын шейха Дамира.

Полковник подумал: имя шейха показалось ему смутно знакомым. Если женщина говорит правду, ссориться с арабами не стоило. В последнее время суданский миллионер бен Ладен дважды присылал крупные партии оружия, обученных в Пакистане инструкторов и деньги. Он отогнал появившиеся не хорошие мысли о женщине прочь и предложил:

— Ханум, вы слишком красивы и я не хочу, чтобы вас обидели. Я дам вам в провожатые двух своих людей. Один из них, хоть и плохо, но говорит по-арабски. Можете искать своего брата в пригородах Грозного. Я дам вам специальное разрешение — ищите. Очень надеюсь, что вы его разыщете.

Степанова рассыпалась в изъявлениях благодарности:

— Да хранит вас Аллах всемилостивый и милосердный. Да умножит он ваши годы за доброту вашу, господин.

Марина несколько раз поклонилась, сложив ладони. Он сам сходил и поставил на таможне штамп в паспорт и вернул его женщине. Крикнул:

— Дзакоев, Уманов, зайдите!

Появились два худощавых мужика в камуфляже, заросшие бородами по самые глаза. Полковник заговорил по-чеченски:

— От этой женщины ни на шаг не отходить. Никаких приставаний, ясно? Она невеста сына шейха Дамира. Что-то я о нем слышал… А нам только и не хватало сейчас, чтоб арабы обиделись! По ее словам, прилетела искать брата, но на всякий случай проследите. Пусть ходит, смотрит и спрашивает. Уманов, ты немного говоришь на арабском, будешь переводчиком. Вот бумаги на свободный проезд по пригороду. Можете взять мою машину. Все равно в ближайшие четыре дня я тут проторчу. Русские что-то затевают…

Мужчины кивнули, покосившись на замотанную в тряпки фигуру с узкой прорезью на месте глаз. Женщина, прежде чем уйти, еще раз поклонилась и поблагодарила полковника:

— Как ваше имя, господин? Чтобы я могла в молитвах поминать его…

Полковник сначала не хотел отвечать и молчал. Затем подумал, что женщина может назвать его имя шейху и в будущем это может пригодиться. Сообщил:

— Аслан Хачилаев.

Маринка, исковеркав фамилию, произнесла:

— Аслан Кяциляевь… Я запомню, хотя фамилия очень сложно звучит.

Полковник усмехнулся и пробормотал по-чеченски:

— Да уж не сложнее вашего…

Поиски по просьбе мнимой Фатимы начали с района Октябрьское. Степанову с сопровождающими пропускали всюду, только интересовались у чеченцев, кто она и откуда. То, что перед ними иностранка, бросалось в глаза сразу. Марина старательно кланялась всем, протягивала фотографию и старательно объясняла, что она хочет. В большинстве случаев ее не понимали. Уманов переводил с грехом пополам, но в конце концов привык и уже сам говорил за женщину. С каждым отрицательным результатом она становилась все печальнее и время от времени смахивала слезы с глаз. Оба чеченца увидев такое, связались с полковником Хачилаевым:

— Мы только Октябрьское проехали, а она уже плачет. Похоже настоящая сестра этого Рафата Харуди.

Аслан вздохнул и разрешил:

— Провезите ее по всем районам. Может, кто слышал об этом парне? Спрашивайте сами. Я навел справки: шейх Дамир помогает настоящим мусульманам в борьбе против неверных. У него действительно есть не женатый сын. Если с женщиной что случится, я с вас с живых кожу сдеру! Спроси ее, может она хочет где-то отдохнуть, а мы в это время сами ее брата разыщем?

Уманов ответил:

— Да я уже спрашивал. Плачет и говорит, что сама хочет его найти и обнять первой! Иначе, что же она за сестра, если отдыхать будет, а кто-то за нее станет брата искать.

— Ох уж эти обычаи! Ладно, везите куда захочет! Но чтобы ни-ни! С уважением относиться!

Трое суток Марина старательно “искала” брата, попутно отмечая в памяти замаскированные огневые точки — чеченцы готовились к войне основательно. В самом Грозном и вокруг него находилось множество вооруженных людей. Причем вооруженных основательно, буквально “до зубов”: у них были и минометы, и БТРы, и танки и даже артиллерия с ПВО. Много раз она слышала разговоры чеченцев о том, что Грозный они не сдадут ни при каких обстоятельствах и будут стоять насмерть.

Дзакоев и Уманов относились к ней с почтением и выказывали всяческое уважение: отгоняли любопытных, приносили горячую пищу и тут же выходили из комнаты, давая ей возможность поесть спокойно. Словно два верных пса, по очереди дежурили у дверей, когда она спала. Уманов временами пытался расспрашивать о ее семье, но так как знал он арабский плохо, дело не заладилось. Марина делала вид, что не понимает его, а он по-настоящему не понимал ее. И часто ругал сам себя:

— Ведь говорили мне — учи арабский, пригодится! Нет, не послушал, а теперь и поговорил бы, да не могу!

В Старой Сунже она увидела одного из разведчиков Бредина. Парень, вместе с несколькими другими русскими, таскал камни для бруствера у пулеметного гнезда. На его лице виднелись синяки и кровоподтеки, да и охранники, наблюдавшие за пленниками, при любом промахе били прикладами и кулаками. Такое произошло при Маринке. Она вскрикнула от ужаса и закрылась рукавами. Уманов аж подскочил! Арабка могла пожаловаться, что ее специально напугали. Дзакоев без разговоров подлетел к охране и одним ударом сбил “обидчика” с ног. Рявкнув при этом:

— Ты что, ослеп? Не видишь, что здесь женщина, да еще арабка? Да она шейху своему пожалуется, что напугали, от нас пыль останется!

Оба бросились успокаивать трясущуюся словно в лихорадке, мнимую Фатиму:

— Ханум, мы не хотели вас напугать! Это кяфира ударили, стоит ли переживать?