Великое сидение - Евгений Люфанов

Теперь неуемная дрожь и тоска охватывали царевича Алексея. Он бросился снова к своим друзьям: что делать? Как быть?..

Кикин настаивал твердо держаться на отречении от престола и проситься в монастырь, в монахи.

– Ты то пойми, что постричься так же недолго, как будет при надобности потом и расстричься, – убеждал он. – Пока монастырь для тебя самое безопасное убежище, а монашеский клобук к голове гвоздями не прибьют. Когда нужно будет – скинешь.

А Никифор Вяземский, предвидя, что такой желанный час непременно наступит, присоветовал зараньше тайной записью известить всех высших духовных лиц, что идет в монастырь неволею.

– Тогда и клобук скинешь с душевной легкостью. Не робей.

Алексей махнул на все рукой и на другой день отвечал отцу:

«Милостивый государь-батюшка! Письмо ваше, посланное в 19 день сего месяца, я получил того же дня поутру, на которое больше писать за болезнию своею не могу. Желаю монашеского чину и прошу о сем милостивого позволения. Раб ваш и непотребный сын Алексей».

Петр опять почувствовал себя как бы застигнутым врасплох, снова он промашку допустил, хоть и думал долго, а Алексей его хитроумно обвел. Думалось напугать сына и тем довести до повиновения, а вышло так, что сам же и указал ему лазейку, как того избежать: в монастырской келье укрыться. Нет, пострижение в монахи, на которое охотно соглашался царевич, не могло удовлетворить ни самого Петра, ни тех, которые были против возможности воцарения Алексея. Все они тоже подумали о том, что клобук ко лбу гвоздем не прибивают.

Алексей занемог от пережитых волнений, а Петр собирался за границу. Перед отъездом он зашел к болящему сыну и спросил, что же он окончательно надумал. Алексей повторил то, что писал, – просился в монастырь, в монахи.

– Решиться на такое молодому человеку непросто. Одумайся, не спеши и потом отпиши ко мне, что хочешь делать. Я же указую тебе самый верный путь, нежели идти в чернецы. Подожду еще полгода, – сказал на прощание Петр.

Проводив его сразу повеселевшим взглядом, Алексей облегченно перекрестился: слава богу, уедет и больше не станет донимать.

Ни в своих посланиях, ни в разговоре Петр не упоминал о новорожденном Петре, сыне царевича Алексея, как о возможном наследнике престола в случае отречения его родителя, и мысленно приберегал царственное наследство другому новорожденному Петру – своему последнему сыну. Еще в 1714 году издан был им указ о единонаследии, по которому всякому отцу (конечно же, и самому царю) предоставлялось право назначить себе наследником любого из сыновей, невзирая на старшинство.

IV

Ждала-ждала царица Прасковья, когда же наконец деверь царь Петр Алексеевич по-настоящему проявит заботу о замужестве другой своей племянницы, царевны Катерины Ивановны. То ему некогда, то недосуг. Может, отчасти и она, мать, виновата в таком промедлении, да ведь все как лучше хотелось, чтобы любимая дочка подлинно что в королевское замужество вышла и сама бы королевой была, ан вот и дождались, что двадцать четыре года Катеринке исполнилось, перестаркой сделалась, и кто же ее такую теперь возьмет?..

– О-ох-ти-и…

Беда из бед подошла. Все вроде бы, казалось, успеется: жалко было Катеринку-свет от себя отпускать. Вся радость в ней, баловнице, безунывной хохотушке, материнском утешении. С малых лет Катеринка, в ущерб своим сестрам, пользовалась материнским вниманием и за то сама постоянно ластилась к ней, не то что угрюмая нелюдимка Анна или пискля да хныкса, туповатая от рождения Парашка.

Два года тому назад приезжал в Петербург мекленбургский посланник барон Габихсталь, чтобы узнать об условиях возможного супружества своего государя герцога Карла-Леопольда с племянницей царского величества принцессой Екатериной Ивановной. Обещал ей свободное отправление своей веры при мекленбургском дворе, но требовал, чтобы при будущем мире со Швецией город Висмар был отдан герцогу и чтоб он получил вознаграждение за понесенные от Северной войны убытки. Царь Петр велел тогда отвечать, что выдаст за него племянницу, если герцог предоставит доказательство своего развода с первой женой. На том дело тогда и застопорилось.

Должно, не так-то просто было герцогу развода добиться. Ну и бог с ним совсем, – готова была отмахнуться от такого зятя царица Прасковья. Женатый он, этот меклер… меклин… Язык сломаешь, не выговоришь, – словом, герцог этот. А они уже обожглись на одном, когда Анну выдавали. Тоже ведь герцог был. Поди, и этот не лучше, раз с женой не живет. Может, вместо захудалого герцога бог пошлет подлинного королевича.

Ждали, надеялись, а не было никого. А вот тот же Карл-Леопольд вдругорядь себя Катеринке в мужья предложил. Разведен, дескать, все как следует тому быть. В самом высоком штиле просил руки и сердца принцессы Екатерины Ивановны, и царь Петр согласился. Брак этот отвечал его политическим планам, да и сколько же Катеринке еще в девицах ходить!

Прежняя супруга Карла-Леопольда немка Софья-Гедвига, урожденная принцесса нассау-фрисландская, была жива, но кто в точности знает, может, это она ужиться с герцогом не могла, а не он с ней; говорили еще, что герцог со своими подданными не ладил, так, может, с ними и не было никакой возможности ладить, поскольку он в них во всех заговорщиков видел, покушавшихся на его имущество, свободу и даже жизнь. Потому, может, и преследовал их, и в темницы сажал, а иных и на эшафот отправлял. Может, из терпения его выводили своей непокорностью, а он переносить не мог этого.

Царице Прасковье хотелось по возможности обелить нового зятя, как бы оградить его от злостных наветов. Как ни говори, а в близкой родне станет значиться, своим человеком будет.

Брачный контракт подписали представители высоких договаривающихся сторон: от имени невесты – вице-канцлер Шафиров, от жениха – его сват барон Габихсталь, который в особом артикуле брал на себя обязательства до свершения брака предъявить свидетельство о разводе герцога с первой женой.

Слава богу, в точности это было исполнено, и за то царица Прасковья всячески старалась барона приветить и угостить, как то подобает хлебосольной хозяйке и матери столь высокородной невесты. Барон имел отпускные аудиенции также у царя Петра и у его супруги. Все было сделано честь по чести.

Царица Прасковья убедительно просила Петра самолично присутствовать в городе Данциге при торжестве бракосочетания драгоценной Катюшеньки да строго-настрого велеть ее мужу пуще зеницы ока беречь молодую жену. Сама Прасковья из-за приключившегося тяжкого ножного недуга не могла поехать на свадьбу, о чем сильно скорбела. Только и утешалась тем, что царь-дядюшка до конца позаботится о племяннице.

Вот и наступило прощание. Повидавшись в тот день с прихворнувшим сыном, царевичем Алексеем, и предоставив ему время еще и еще раз подумать о своем будущем, царь Петр с супругой, племянницей-невестой и сопровождавшей их свитой выехал из Петербурга в Данциг.

Приезжал человек и божмя-божился, что видел в Петербурге царя. Заволновался Флегонт, обретавшийся в Старой Руссе под именем иерея Гервасия, и стал просить настоятеля церкви благочинного отца Захария, чтобы отпустил его не на долгий срок.

– По важному делу отлучиться надобно, а вернусь – так же безвозмездно в церковных службах помогать стану.

– А вернешься, отец Гервасий, или задумал совсем уйти?

– Поверь, отец Захарий, тому, что сказал.

(Не признаваться же, с каким намерением он, Флегонт, торопится в Петербург.)

– Придешь – и я с того дня плату тебе за усердие положу, – пообещал благочинный.

– И без того премного благодарен, что призрел у себя да пропитанием пользуешь, а деньги мне не потребны.

С умилением смотрел благочинный на подрядившегося помогать ему иерея-бессребреника. Не то он из блажных, не то воистину свят-человек? И кто знает, может, его беспримерное святожительство в вящую славу храму сему пойдет? Вдруг объявлен будет свой угодник Гервасий! Вот бы всей епархии было на диво, во славу и честь.

Спешил Флегонт в Петербург, ноги себе посбивал, обдумывая на ходу, как ему наверняка оказаться быть допущенным до царя. Скажет, что никому другому, а только ему одному должен поведать нечто столь важное, что изменит всю русскую жизнь. Правда будет в этих словах: в точности так и случится, что с окончанием на земле антихристова бытия как бы светлое воскресение для всех россиян наступит. И пусть в тот же час порушится в прах отданная подвигу жизнь его, Флегонта-Гервасия. Тут, у самой груди, в подкладке подрясника припрятан обоюдоострый кинжальный нож.

Но что же это такое?.. Был царь Петр в Петербурге, почти весь этот месяц был, а три дня тому назад отбыл с супругой своей и с племянницей.

– Что значит – куда? Тебе на что про то знать? – подозрительно поглядел на допытливого попа служивый человек, к коему Флегонт обращался с расспросами. – Уехал, и все тут.