Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А меня не затопчут насмерть эти сильные и агрессивные особи?! — тревожно спросила Дана.
— Ты, Дана, раз здесь появилась, — ответил Пастух, — уже являешься бессмертной, неприкасаемой, вечной Божественной сущностью, и все понятия потустороннего мира, тем более такое понятие как смерть, тебя не касаются, и бесконечное существование твое на плоскости и под сводом охраняется самым высшим законом, установленным свыше. Так что о смерти пусть думает твоя проекционная тень, которая, как я почему-то уверен, не будет думать об этом, уплетая макароны с подливкой, да и вообще чувствуя себя сразу в двух плоскостях…
— А куда, Пастух, мне деваться потом — с этой самой обочины? Прятаться? Я, Пастух, довольно сообразительна: сидя в кустах как раз на обочине, я и звука не подала, когда мимо меня проходили плохие потусторонние призраки, и заплакала лишь тогда, когда почувствовала хороших…
— Прятаться, Дана, — ответил Пастух, — тебе совершенно не нужно, да там и не спрячешься: с восемьдесят шестого столба столбовые Гуртовщики начинают следить за скотиной, не давая ей разбредаться и подправляя ее целенаправленное движение к нулевому столбу, и, увидев мою записочку у тебя на хвосте, они сразу отправят это послание Хозяину, а тебя в ожидании решения возьмут под опеку…
— А нельзя ли переместить сюда мою куклу — Еву? — спросила бесполая телка. — С ней мне было бы не так одиноко…
— Я, Дана, в отношении тебя пока ничего не знаю, но поскольку ты ощущаешь себя сразу в двух плоскостях, то, вероятно-возможно, выражаясь мычаньем одного сверхсведующего быка по имени Иллюзор, ты сумеешь сделать это сама после того, как великий Хозяин определит смысл твоего появления здесь и причислит тебя к тому или иному скотскому направлению…
Миновав семьдесят третий столб, Пастух сразу свернул направо, на эту самую «второстепенную ветку», оказавшуюся обыкновенной узкой тропинкой, по обе стороны которой поверхность была изрыта какими-то бороздами, из которых вдобавок торчали еще и булыжники, так что шаг в сторону мог обернуться подворотом копыта или даже целой ноги, и поэтому телки, выстроившись гуськом, двигались голова в хвост, медленно, но упорно всходя на небольшую возвышенность, пока, наконец, не преодолели подъем, после чего перед ними открылась большая дорога, похожая на Всеобщий Великий Тракт, если не учитывать то, что дорога эта не была полностью занята бесконечными развалистыми стадами никуда особенно не спешащей скотины, но лишь редкие, малочисленные гурты — каждый соблюдая свою постоянную скорость, — шли, быстро шли, бежали и быстро бежали по ней, подгоняемые очень сердитыми окриками невидимых Пастухов, которые, очевидно, еще до мест наказания начинали перевоспитывать провинившихся особей.
— Мне, Пастух, кажется, — сказала Елена, — что я уже видела этот тракт, он мне знаком, правда, не понимаю откуда…
— Конечно же видела, — ответил Пастух. — Гуртовой тракт, Елена, входил во Всеобщий Великий Тракт, в котором для простоты восприятия телкам первого круга открываются все дороги, а также гурты и стада, следующие по ним, то есть дорога, которая сейчас перед вами, есть элемент того, что вы уже видели, поэтому ты ее и запомнила и сейчас наблюдаешь отдельно, уже совершенно реально — взглядом полноценной коровы, хотя таковой пока еще не являешься…
Телки приблизились к самой обочине тракта и, пока их Пастух чем-то черным, вроде угля, чертил на расправленном рулончике кожи послание Хозяину, принялись с интересом, но мысленно все же выражая сочувствие, разглядывать провинившуюся скотину, следующую к местам наказания, заметив сразу, что не только гурты, но и одинокие особи целенаправленно движутся по этому тракту и что картина движения, в отличие от Всеобщего Великого Тракта, где все казалось застывшим перед глазами моментом, постоянно меняется и — провинившихся особей не так уж и мало, как это показалось сначала.
Гурты коров, коз и овец в пять-десять голов шли медленно или быстро, с понурым видом, не глядя по сторонам. Такой же численности гурты, составленные быками, среди которых попадалась корова, как будто случайно втиснувшаяся в группу быков, только бежали, причем с таким гордым, уверенным и даже каким-то счастливым видом, что, казалось, несутся они к какому-то празднику, где только и будут делать, что веселиться, — чего нельзя было сказать о бегущих в окружении быков коровах, ноги которых то и дело подкашивались и даже подламывались от страха или усталости, и только резкий крик невидимого Пастуха выпрямлял эти ноги и заставлял придерживаться общей скорости бега. В промежутках между гуртами с разной скоростью двигались одинокие кони, лошади, козлы и бараны, и, наблюдая такое количество провинившихся сущностей, Елена удивленно заметила:
— Я и не думала, что может быть так много наказанных…
Пастух, между тем, закончил свое послание, и несколько телок, из любопытства не преминув, конечно, заглянуть в кропотливо начертанное, увидели там только непонятные знаки, и поэтому Антонина-гадалка спросила:
— А как, Пастух, вы выразили бесполость?
— Я выразил это отсутствием силуэта скотины, просто пустым пятном, — ответил Пастух, свернул кожу в рулончик, перевязал бечевкой и прикрепил той же бечевкой к хвосту покорно стоящей Даны, ожидающей своей участи, после чего обратил все внимание свое на тракт, высматривая, очевидно, литерный гурт.
Долго ждать не пришлось, на дороге возникли и стремительно приближались, пыля, три быка — морды в пене, и корова светло-рыжей окраски, по всем признакам объятая ужасом… Пастух неожиданно свистнул, брат его — для телок невидимый — крикнул, маленький гурт на миг сбавил скорость, и Пастух так толкнул на дорогу бесполую Дану, что она оказалась сразу между черным быком и коровой и включилась в движение. Обогнав все, что было на тракте, литерный гурт с реальным Оно моментально унесся за предел коровьего видения.
74. На полкопыта в реальности
Телки как-то проекционно вздохнули, Пастух закурил, впервые позабыв склеить козу,
- Четыре четверти - Мара Винтер - Контркультура / Русская классическая проза
- Сам ты корова - Рудольф Ольшевский - Русская классическая проза
- Поступок - Юрий Евгеньевич Головин - Русская классическая проза
- Город Баранов - Николай Наседкин - Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Быльки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Байки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев - Русская классическая проза
- Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин - Советская классическая проза / Русская классическая проза