Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не вижу, — ответила Дана, вглядевшись.
— Тогда поверни свою голову и вглядись-ка назад.
— Вижу, — ответила телка, — вроде коровы плывут, и как будто в тумане… — И вдруг заявила: — Вы меня обозначили тут чем-то таким, о чем у меня и понятия нет, и поэтому я сейчас разозлилась: оставьте меня в покое, я, в конце-то концов, корова, и хоть и бесполая, но не хуже других… — и она замычала и удалилась пастись в одиночестве в густую траву.
73. Гуртовой тракт
— Итак, — сделал вывод Пастух, — у нее нету прошлого, но присутствует будущее, причем не в единственном экземпляре: позади она видит нескольких своих двойников, это значит, что появится много подобных…
— Да, но как же они будут плодиться? — удивилась Овсянка.
— В этом, телка, — ответил Пастух, — и состоит, как я чувствую, основная загадка или замысел недосягаемых сфер, и распутывать и истолковывать это придется всезнающему Хозяину — нам, простым Пастухам, подобные вещи не по уму…
— Мне, Пастух, показалось, — сказала Джума, — что эта корова, пусть и Божественное Оно, какая-то не очень-то добрая, да и вообще не из нашей компании, и вот впервые за всю дорогу подумала, что, может быть, на плоскость проникло зло из потусторонней иллюзии? Заметьте, она съела ворону и зашвырнула снова в старье свою любимую куклу…
— Проекционные языки, Джума, — ответил Пастух, — как только возникло мертворожденное слово, заменив собою Божественное мычанье, разделили весь свой воображаемый мир на две половины, образовавшиеся в головах у теней благодаря искаженному звуковому ряду, и начали обсуждать все, что ни есть, с точки зрения этих двух половин, одну из которых обозначили злом, другую — добром, причем наинелепейше утвердив, что зло может являться основой добра, добро же — порождением зла… Но, видимо, таковы были воля Создателя и желание Намерения, которые тем самым уводили проекции от понимания единства всего в обыкновенное словоблудие, частью которого и является мертвозвучащее обсуждение добра и зла. Если бы вы, телки, были верблюдицами из пустыни и умели плеваться, то я бы дал вам бесценный совет: плюньте на это бессмысленное занятие ваших потусторонних теней: на осмысление добра и зла. Здесь, на плоскости, в отличие от нереального мира, неразделенное нечто, о котором я уже сто раз говорил, уравновешивая добро и зло, не допускает раздельного существования этих проекционных понятий и, следовательно, не стоит даже задумываться о том, что собой представляет то, чего в реальности просто-напросто нет и что проникнуть сюда не может, поскольку Великий Закон Божественной плоскости, не принимая ничего инородного, возвращает чуждые понятия и смыслы назад — как происходит это с так называемыми грехами, которыми отягощен, если вы помните, бедный одинокий козел, в потусторонней иллюзии именуемый козлом отпущения… Событие же с Даной — не что иное, как рождение новой величины на плоскости и под сводом, и факт этот вызывает у меня не просто тревогу, но предчувствие чего-то не очень хорошего, даже опасного, сложного, моему разуму пока недоступного, и выскажусь прямо: ох, пахнет все это дело нездоровой коровьей мочой!
Тут Пастух соорудил небольшую козу, дал послюнявить ее Ириске, несколько раз глубокомысленно выпустил дым, причем затягиваясь так сильно, что коза эта почти сразу истлела, и, наконец, как выдохнул с остатками дыма следующий вывод:
— Конечно, Подслушиватель — если только он сам сейчас не оторопел от этого факта и его эфирное тело, рассеянное в пространстве, не онемело от удивления и не застыло в недоумении в эфире же, — уже доложил Хозяину о появлении невиданной особи, и поэтому срочно, просто безотлагательно я обязан отправить бесполую сущность поближе к нулевому столбу, где Гуртоправы и высшие Пастухи, которые на последних столбах занимаются распределением дальнейшего движения скотины, возьмут ее под свою опеку и будут ожидать решения высшего разума: куда девать это уже реально Божественное Оно, в которое пони и жеребцы только еще играют… Так что их игры закончились!.. «Крышка!» — как сказал мне однажды мой друг, пастух Николай, мудрый во всех отношениях пастух, и особенно в том, что касается едких мертворожденных созвучий, которыми — иногда к сожалению — скотине запрещается разбавлять свой реальный язык! Сходите за Даной, приведите ее на дорогу, и быстро двинемся в путь!
Мария-Елизавета и Анна привели с луга довольно покорно идущую бесполую сущность, и перед началом движения Пастух выстроил стадо таким образом, что Дана оказалась в центре колонны, как бы оберегаемая слева и справа Анной и Розой, а сзади и спереди Джумой и Еленой, и двинулся по дороге вперед, на ходу объясняя коровам, что необходимо проделать, чтобы отправить Божественное Оно поближе к нулевому столбу:
— Сейчас, телки, мы свернем с этой главной дороги на второстепенную ветку, которая выведет нас к специальному тракту, предназначенному исключительно для передвижения гуртов, безостановочно следующих к местам наказания… Тракт этот именуется Гуртовым, так же имеет столбы, но пролегает по совершенно бесплодной поверхности, где в пределе скотского видения не найдется даже травинки или маленькой лужи, и поэтому остановки на нем просто бессмысленны… С самым быстрым из этих гуртов, который мы, Пастухи, с подачи моего друга — пастуха Николая, обозначаем языком Николая как «литерный», я и отправлю Дану вперед, после чего вы спокойно продолжите свое поступательное движение к нулевому столбу, по своей обычной дороге. К хвостику твоему, Дана, я прикреплю рулончик-записочку — из
- Четыре четверти - Мара Винтер - Контркультура / Русская классическая проза
- Сам ты корова - Рудольф Ольшевский - Русская классическая проза
- Поступок - Юрий Евгеньевич Головин - Русская классическая проза
- Город Баранов - Николай Наседкин - Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Быльки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Байки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев - Русская классическая проза
- Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин - Советская классическая проза / Русская классическая проза