Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стадо двинулось в густую траву, увлекая с собой неизвестную телку, а Пастух, выпустив дым, произнес, обращаясь в пространство: «Всем эфиром своим я чувствую: что-то не так… Не свалилась же она из области неба!..»
В этот раз, насытившись и напившись воды, телки не разлеглись на поверхности, как всегда беспечно и беззаботно, раскинув копыта, проваливаясь в умиротворенные сны под голубеющим сводом, но всем гуртом, окружив темно-серую особь, направились к Пастуху и, перебивая одна другую, стали докладывать:
— Пастух, кажется, эта телка только что из иллюзии, и зовут ее: Дана, но это проекционное имя…
— Она, Пастух, уже пустила струю — сразу на водопое, — правда, стесняясь…
— И она уже видела первое, что должна уметь везде и всегда делать корова…
— У нее, Пастух, частично реальное мышление: она не искала солнца и не задавала вопросов о времени…
— Она понимает, что попала в реальность, и не считает наше пространство сном, виденьем или несуществующей явью…
— Она думала, правда, что попала на небо, но мы, как могли, объяснили ей, что она находится в Божественной плоскости, на великой поверхности и под сводом…
— Она, Пастух, ощущает себя коровой, но, скорее, проекционной…
— О сущностях она не имеет понятия…
— Все это, — прервал многословие телок Пастух, — весьма интересно, но не дает никакой зацепки к тому, что, собственно, я должен делать с этой особой, как поступить: взять ли ее в наш гурт для движения по великим кругам, или оставить свободно пастись, или передать Пастуху, который, возможно, приставлен к ней, как к какой-то особой корове, и пока еще ее не нашел, — что делать? Сведений от Хозяина нет, Подслушиватель молчит — шепота его в отношении этой коровы я не улавливаю, и это меня настораживает больше всего: молчание высшего разума говорит только о том, что тут замешана воля Создателя и желание Намерения, которые отправили на плоскость из недосягаемых сфер очередное послание, и, как это часто случалось, оно может быть сразу неправильно растолковано. Я в данном случае должен выяснить первым принадлежность этой особы к какому-то направлению… — и Пастух попросил: — Расскажи-ка ты, Дана, что ты помнишь до своего появления здесь, что происходило с тобой в проекционном, как мы здесь называем, нигде?
— Я, Пастух, как вы себя называете, помню все, и в проекционном, как вы здесь говорите, нигде в общем и целом перед попаданием сюда ощущала себя совсем не в своей, как говорится, тарелке, — хотя в этой несомненной реальности, где я сейчас нахожусь, наверняка нет такого понятия тарелка… — так начала рассказывать Дана.
— Да, — согласился Пастух, — тарелок здесь нет, и не будет. Есть блюдца озер и есть выражение: траву вам на блюдце не подадут… Рассказывай дальше, как можешь.
— Я, собственно говоря, в том мире, из которого появилась — найденыш…
— Как это так? — спросила Антонина-гадалка.
— Ну, меня нашли возле дороги, в кустах, я плакала, была уже взрослым ребенком и вроде замаринованной…
— Как это — замаринованной? — удивился Пастух и обратился к коровам: — Коровы, переведите…
— Мычаньем — не выразить, — уверенно сказала Мария-Елизавета, поднаторевшая в коровнике-говорильне в Божественном языке, — а так — была истощенной…
— Ужас! — сказала Овсянка.
— Кошмар! — согласилась Ириска.
— Что было до этого, я не помню совсем, и откуда я появилась в кустах — тоже не знаю. Добрые люди взяли меня к себе…
— Тени, — поправил телку Пастух. — Это были, чтобы ты сразу привыкла, отображения реальной скотины в потусторонней иллюзии, то есть обыкновенные призраки, хоть и добрые, как ты утверждаешь…
— Тени, — согласилась темно-серая телка, — добрые тени взяли меня к себе и обнаружили, что я — ангел…
— Что-то ты заливаешь! — перебила Антонина-гадалка. — Давай-ка без сказок! Мы и так тут с трудом установили в себе понимание реальности и отличие ее от иллюзии, и то, что ты говоришь, мы называем несуществующим искаженным, взятым из книжек…
— Я и без сказок… — ответила Дана. — В первый же день меня стали купать и обнаружили, что тело мое — без пола…
— То есть как? — удивилась Мария-Елизавета.
— То есть у меня не было ничего… Не было, как выяснили потом, вообще органов деторождения и всего, что связано с этим… Была только дырочка для пускания, как вы выражаетесь здесь, струи, и все.
— А почему же тебя назвали она, а не он? — спросила Елена.
— Ну, потому что были нежные длинные волосы, красивое личико и все остальное… Я видела и запомнила себя в зеркале после купания…
Тут вмешался Пастух:
— Телки, вы что, не видите сразу, что перед вами не бык? Так и проекции отличают он от она… Но сам факт появления бесполого призрака в потустороннем нигде меня настораживает: видно, даже куклы замешкались, обнаружив бесполость, и не знали, куда ее и девать, поэтому она и сидела в кустах и стала найденышем — куклы, думаю, отдали ее теням теней, то есть отказались что-то решать и оставили выбор случайности…
— Я, Пастух, не очень-то понимаю ваш разговор, но что касается куклы — да, первая кукла у меня появилась случайно и по возрасту поздно, я и не знала, что существуют такие создания — я нашла ее в темной кладовке, в куче старых вещей, в доме тех самых проекций, которые приютили меня и постепенно превратились в родителей… Куклы — тоже бесполые, мою звали Ева, и она стала единственной для меня в мире подругой. Сходство между нами было в одном, но сходство — решающее… Родители говорили, что в доме у них поселились два ангела — Ева и я.
Тут перед носом новоявленной телки проплыло белое перышко, сброшенное промелькнувшей невидимой птицей из плоскости неба, и Пастух, подхватив это перышко на лету, тут же упрятал в сумку.
— Вот такие вот перышки часто, очень часто опускались передо мной, — вспомнила Дана.
72. Послание двум плоскостям
И продолжала:
— Перышки залетали в открытую форточку, отрывались от чучел, украшавших специальную охотничью комнату моего названого отца — по природе охотника, а на улице просто падали с неба… Собирая их, как и вы, Пастух, только в шкатулку, я раздумывала о том, кто я есть и что за знаки эти постоянные перышки… Я, конечно, тысячу раз сравнивала наши с Евой особенности строения, были периоды, когда я бесконечно рылась в анатомических книгах, не находя никакого ответа, а однажды решилась пойти с родителями к врачу, который, осмотрев меня всю, заявил: «Что вам сказать? Я ничего не скажу, кроме того, что
- Четыре четверти - Мара Винтер - Контркультура / Русская классическая проза
- Сам ты корова - Рудольф Ольшевский - Русская классическая проза
- Поступок - Юрий Евгеньевич Головин - Русская классическая проза
- Город Баранов - Николай Наседкин - Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Быльки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Байки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев - Русская классическая проза
- Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин - Советская классическая проза / Русская классическая проза