Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля - Уинстон Черчилль

На пике своей карьеры он обладал такой властью, таким влиянием, каких не было ни у кого другого в стране. Он был борцом за права слабых и бедных. Это было великое время. Вот уже почти два поколения сменилось с тех пор. Большинство людей даже не осознают, насколько значительную роль в создании их нынешних условий жизни сыграли законы, принятые по инициативе Ллойд Джорджа. Медицинское страхование и пенсия по старости стали первыми примерами крупномасштабных преобразований, затеянных государством, чтобы устранить препятствия на пути полноводной реки народной жизни, чтобы, не разрушив несущие конструкции общества, построить надежный мост через пропасть, в которую поколение за поколением падали столь многие – те, кого все бросили и кого никто не желал замечать. Сейчас мы уверенно движемся вперед по пути развития этих идей и более масштабного и глубокого применения их на практике. Я был помощником Ллойд Джорджа в те далекие времена и внес свой небольшой вклад в эту работу. Мне посчастливилось стать свидетелем тех больших шагов, которые мы уже сделали и будем делать и впредь для развития страхования, чтобы вырвать свой народ из цепких когтей нищеты и полного разорения. Марки, которые мы клеим на конверты, дороги, по которым мы ездим, система прогрессивного налогообложения, основные меры по борьбе с безработицей, принимавшиеся нами до сих пор, – все это в значительной степени было не только задумано, но и воплощено в жизнь Ллойд Джорджем, и я уверен в том, что благодаря той масштабной, трудной, созидательной работе, которую он проделал в социальной сфере на благо жителей нашей страны, его слава не только не померкнет с годами, но засияет еще ярче!

Когда полная умиротворенности, самодовольства и безмятежности жизнь викторианской эпохи внезапно оборвалась и ей на смену пришли охватившие весь мир потрясения и войны ХХ столетия, Ллойд Джордж выступил в новом для себя качестве, снискав не меньшую или даже большую славу. Несмотря на то, что он не был знаком с военным делом, несмотря на свою репутацию убежденного пацифиста, он, как только безопасность нашей страны оказалась под угрозой, сразу же принялся за организацию обороны, отложив в сторону все другие замыслы и планы. Он первым поднял вопрос о нехватке боеприпасов, артиллерии и всех прочих видов вооружений, которую в скором времени стали испытывать воюющие стороны, и который оказался роковым для императорской России.

Когда было сформировано коалиционное правительство, Ллойд Джордж покинул министерство финансов и возглавил министерство военного снабжения. На этом посту он с головой погрузился в работу по мобилизации британской промышленности. В 1915 году он приступил к строительству огромных военных заводов, которые могли заработать не ранее чем через два года. Многие тогда продолжали твердить, что война закончится через пару месяцев, но он без тени сомнения продолжал строить масштабные планы на два года вперед. Мне очень пригодилась продукция этих заводов в 1917 году, когда я унаследовал их от него, – готовые изделия сходили с их конвейеров мощным потоком. Тем временем Ллойд Джордж завладел верховной властью в государстве и возглавил правительство. (Члены парламента: «Завладел?») Да, завладел. Кажется, Карлейль сказал об Оливере Кромвеле: «Он жаждал заполучить эту должность. Наверное, он был создан для нее».

Его приход сразу же вызвал мощный прилив сил и энергии, какого еще никогда не было прежде. Он придал новый импульс всем направлениям деятельности правительства военного времени, каждое из которых было одинаково интересно ему.

Имея возможность наблюдать за ним вблизи, пользуясь его доверием и искренне восхищаясь им, я уже тогда начал писать о нем, отмечая две черты его характера, которые показались мне бесценными: во-первых, его умение глубоко погружаться в настоящее, не теряя при этом из вида будущее, а во-вторых, его умение обращать неудачи в средство достижения успеха в будущем. Яркой иллюстрацией этому могут служить успешное развитие ситуации на театре военных действий, формирование системы конвоирования, на которую он заставил перейти адмиралтейство и которая позволила справиться с немецкими подводными лодками, передача общего командования на Западном фронте в одни руки, в результате чего маршал Фош получил необходимые полномочия для того, чтобы привести нас всех к победе, и многие другие примеры. Все они уже стали частью истории тех страшных лет, но они никогда не сотрутся из моей памяти, и я часто мысленно возвращался к ним в ходе нынешней, уже второй по счету тяжелой схватке с германскими агрессорами, подходящей сейчас к своему победному концу.

Вот как этот государственный муж и наставник, чью тихую кончину в столь преклонном возрасте мы оплакиваем сегодня, послужил нашей стране, нашему острову и нашему времени, честно выполняя свой долг и в мирное, и в военное время. Вся его долгая жизнь – едва ли с не самого ее начала и почти до самого ее конца – прошла в политической борьбе и политических спорах. Он мог спровоцировать острую и иногда совсем ненужную вражду. Нет такой партии, с которой бы у него в тот или иной момент не было ожесточенных споров и острых конфликтов. Он стойко держался под градом критики и враждебных выпадов. Он достиг всех целей, которые ставил перед собой, несмотря на все препятствия, включая те, которые создавал он сам. Деловая хватка, находчивость и творческая энергия, отличавшие его на пике карьеры, не оставляли никаких шансов соперникам. Его имя известно каждому жителю нашего Содружества наций. Это был величайший уэльсец из всех, кого этот непобедимый народ породил со времен Тюдоров. Многое из того, что он сделал, продолжает жить. Некоторые из его начинаний найдут достойное продолжение в будущем, а те, кто придет нам на смену, будут стоять на том массивном, нерушимом основании, над возведением которого он трудился всю свою жизнь. Мы же, те, кто собрался здесь сегодня, должны быть бесконечно благодарны судьбе за то, что он щедро одаривал нас своей помощью и наставлениями, и за то, что именно он оказался за штурвалом в годину штормов и бурь.

Президент Рузвельт

17 апреля 1945 года

Палата общин

Черчилль установил тесные дружеские отношения со своим соратником, которого он удостоил звания «величайшего американского друга, который у нас когда-либо был».

Я вношу следующее предложение: передать Его Величеству наше нижайшее обращение, с тем чтобы довести до Его сведения, какую глубокую печаль вызвало у членов палаты известие о кончине президента Соединенных Штатов Америки, и просить Его Величество о том, чтобы, сообщая правительству Соединенных Штатов о своих чувствах в связи с этим событием, он также проявил бы великодушие и упомянул о том, что палата глубоко скорбит об этой утрате, понесенной Британским Содружеством наций, Британской империй и союзными нациями, а также выражает свои искренние соболезнования госпоже Рузвельт, семье покойного президента, правительству и народу Соединенных Штатов Америки.

Моя дружба с великим человеком, дань уважения к памяти и заслугам которого мы отдаем сегодня, продолжалась в течение всей этой войны. Первая наша встреча состоялась после окончания прошлой войны и длилась всего пару минут. Как только я вернулся в адмиралтейство в сентябре 1939 года, он сразу же телеграфировал мне, предлагая в любое время обращаться к нему напрямую по вопросам, связанным с военно-морским флотом, и прочим вопросам, если у меня возникнет в этом потребность. Я не преминул воспользоваться этим предложением, заручившись согласием премьер-министра. Зная о живом интересе президента Рузвельта ко всему, что связано с боевыми действиями на море, я непрерывно снабжал его подробными сведениями о том, как обстоят наши дела в этой сфере, а также о различных операциях, в том числе и об операции у Ла-Плата, которая стала лучом света в затянутом тучами небе в первую зиму военного времени.

Когда я стал премьер-министром, а огонь войны разгорелся с неистовой силой, когда наши жизни висели на волоске, я уже мог в своих телеграфных сообщениях обращаться к президенту с позиции существовавших между нами отношений, которые к тому времени приобрели характер очень близких и – во всяком случае для меня – приятных. Одерживали ли мы победу, терпели ли поражение – это общение продолжалась на всем протяжении охватившего мир противостояния вплоть до прошлого четверга, когда я получил последние сообщения от него. В них не было никаких признаков ослабления той ясности и живости ума, которая позволяла ему разрешать самые запутанные и сложные вопросы. Отмечу, что объем нашей переписки, которая, разумеется, стала намного более интенсивной после вступления Соединенных Штатов в войну, превысил 1700 сообщений, отправленных нами друг другу. Многие из них были весьма длинными. В большинстве из них речь идет о наиболее трудных вопросах, которые передавались на рассмотрение глав правительств только после того, как их не удавалось разрешить в официальном порядке на всех других уровнях. К этой корреспонденции следует прибавить наши девять встреч: одну в Аргентине, три в Вашингтоне, одну в Касабланке, одну в Тегеране, две в Квебеке и одну – самую последнюю – в Ялте. В общей сложности это 120 дней непосредственного общения, большую часть из которых я провел в Белом доме, у него дома в Гайд-парке или в его загородной резиденции в Блю-Маунтинс, которую он называл «Шангри-ла».