Взлет и падение третьего рейха. Том I - Уильям Ширер

«Более десяти миллионов немцев живут в двух государствах, расположенных возле наших границ… Не может быть сомнений, что политическое отделение от рейха не должно привести к лишению их прав, точнее, основного права — на самоопределение. Для мировой державы нестерпимо сознавать, что братья по расе, поддерживающие ее, подвергаются жесточайшим преследованиям и мучениям за свое стремление быть вместе с нацией, разделить ее судьбу. В интересы германского рейха входит защита этих немцев, которые живут вдоль наших границ, но не могут самостоятельно отстоять свою политическую и духовную свободу».

Так было откровенно заявлено, что отныне третий рейх считает себя вправе определять будущее семи миллионов австрийцев и трех миллионов судетских немцев, проживавших в Чехословакии.

Шушниг ответил Гитлеру через четыре дня — 24 февраля. В этот день он произнес речь в австрийском бундестаге, депутаты которого, как и депутаты германского рейхстага, были тщательно подобраны однопартийным диктаторским режимом. Он хоть и занимал по отношению к Германии примиренческую позицию, но подчеркнул, что Австрия в своих уступках дошла до предела и что пора остановиться и сказать: «Все! Хватит!» Австрия, отметил он, никогда не отдаст добровольно своей независимости. Речь он закончил пламенным призывом в рифму (по–немецки): «Красный, белый, красный! Так будет, пока мы живы!»

«День 24 февраля, — писал Шушниг после войны, — стал для меня решающим». Он с волнением ждал реакции Гитлера на свое дерзкое выступление. Папен на следующий день телеграфировал в Берлин, в министерство иностранных дел, что не следует воспринимать речь канцлера всерьез. По его мнению, Шушниг выразил свои достаточно сильные националистические настроения, чтобы укрепить собственное положение внутри страны, — в Вене были раскрыты заговоры, имеющие целью сбросить его из–за уступок, сделанных им в Берхтесгадене. В то же время Папен сообщал в Берлин, что «работа Зейсс–Инкварта… идет по плану». Назавтра Папен нанес прощальный визит австрийскому канцлеру и уехал в Киц–бюэль кататься на лыжах. Его продолжительная, скрытая от посторонних глаз деятельность в Австрии вот–вот должна была принести плоды.

Речь Гитлера, произнесенная 20 февраля, передавалась по Австрийскому радио. Вслед за тем по стране прокатилась волна нацистских демонстраций. 24 февраля во время трансляции ответной речи Шушнига озверевшая двадцатитысячная толпа нацистов в Граце ворвалась на городскую площадь, сбила громкоговорители, сорвала австрийские флаги и водрузила немецкий флаг со свастикой. Полицией командовал лично Зейсс–Инкварт, так что попыток остановить разбушевавшихся нацистов не предпринималось. Правительство Шушнига разваливалось. Хаос царил не только в политике, но и в экономике. Вкладчики стали изымать вклады из банков, причем не только иностранцы, но и сами австрийцы. В Вену все чаще поступали отмены заказов. Приток иностранных туристов, приносивших немалый доход австрийской казне, сократился. Тосканини прислал из Нью–Йорка телеграмму, в которой сообщал, что не приедет на фестиваль в Зальцбурге, обычно привлекавший тысячи туристов, «ввиду политических событий». Ситуация в Австрии становилась настолько безнадежной, что Отто Габсбург — молодой претендент на престол, проживавший в Бельгии, прислал Шушнигу письмо. Позднее канцлер вспоминал, что принц умолял его как бывшего офицера императорской армии остаться верным присяге и назначить канцлером его, принца, если такой шаг смог бы спасти Австрию.

В отчаянии Шушниг обратил свой взор в сторону австрийских рабочих. После жестоких репрессий, предпринятых Дольфусом против рабочих в 1934 году, их профсоюзы и политическая партия (социал–демократическая) подвергались гонениям, в том числе и со стороны Шушнига. Рабочий класс составлял 42 процента избирателей Австрии. Если бы в течение последних четырех лет канцлер проявил широту взглядов, а не ограничивался клерикально–фашистской диктатурой, и обратился к рабочим за поддержкой при создании умеренной антинацистской коалиции, то с относительно немногочисленными нацистами можно было бы легко справиться. Но Шушниг не обладал качествами, необходимыми для подобного шага. Прямой и честный, он был одержим идеей авторитарного однопартийного правления и презирал западную демократию.

Рабочие и социал–демократы, недавно вышедшие из тюрем вместе с нацистами, 4 марта откликнулись на призыв канцлера. Несмотря ни на что, они готовы были помочь правительству защитить демократию в стране, но просили канцлера сделать им такую же уступку, какую он уже сделал нацистам, разрешить их политическую партию. Шушниг согласился, однако было слишком поздно.

3 марта хорошо информированный Йодль записал в своем дневнике:

«Австрийский вопрос начинает обостряться. Туда следует направить сто офицеров. Фюрер желает встретиться с ними лично. Они должны постараться устроить так, чтобы австрийская армия против нас не только плохо воевала, но и вообще не воевала».

В этот критический момент Шушниг предпринял последний отчаянный шаг, о котором подумывал с конца февраля, когда нацисты начали захватывать власть в провинциях. Он решился на плебисцит — выяснить, хочет ли народ иметь «свободную, независимую, христианскую и единую Австрию»[96].

«Я чувствовал, что наступил момент принять четкое решение, — писал он позднее. — Ответственность перед страной обязывала не ждать, когда тебе через несколько недель заткнут рот… Ставки в игре настолько повысились, что требовалось приложить максимум усилий».

По возвращении из Берхтесгадена Шушниг сообщил Муссолини, защитнику Австрии, об угрозах со стороны Гитлера. Ответ дуче пришел незамедлительно: позиция Италии в отношении Австрии остается неизменной. 7 марта Шушниг отправил в Рим военного атташе с сообщением, что ввиду развития событий ему, «вероятно, придется прибегнуть к плебисциту». Итальянский диктатор ответил, что эта идея ошибочна. Он посоветовал канцлеру придерживаться прежнего курса. Дела идут на поправку, улучшение отношений между Римом и Лондоном помогут ослабить напряженность. Это было последнее, что услышал Шушниг от Муссолини.

Вечером 9 марта в Инсбруке канцлер объявил, что плебисцит состоится в воскресенье 13 марта. Неожиданная весть привела Адольфа Гитлера в ярость. В дневнике Йодля за 10 марта описывается первая реакция Берлина:

«Совершенно неожиданно, не посоветовавшись со своими министрами, Шушниг объявил, что плебисцит состоится в воскресенье 13 марта…

Фюрер не намерен этого терпеть. В ночь на 10 марта он вызывает Геринга. Генерала Рейхенау вызывают из Каира с заседаний Олимпийского комитета, генерал Шоберт (командующий Мюнхенским военным округом на границе с Австрией) тоже получает приказание прибыть, как и (австрийский) министр Глайзе–Хорстенау. Риббентроп задерживается в Лондоне. Министерство иностранных дел возглавляет Нейрат».

На следующий день, 10 марта, в Берлине царил переполох. Гитлер решился на военную оккупацию Австрии, чем, несомненно, поразил своих генералов. Чтобы предотвратить плебисцит, назначенный Шушнигом на воскресенье, армии предстояло войти в Австрию в субботу. Планом такая скоротечная операция не была предусмотрена. Гитлер вызвал Кейтеля на 10 утра, но тот, прежде чем поспешить к фюреру, встретился с Йодлем и генералом Максом фон Фибаном, начальником оперативного штаба ОКБ. Находчивый Йодль вспомнил о плане «Отто», который был разработан на случай предотвращения попытки посадить на австрийский престол Отто Габсбурга. Поскольку это был единственный реально существующий план военных действий против Австрии, Гитлер согласился довольствоваться им. «Приготовьте план «Отто», — приказал он.

Кейтель помчался на Бендлерштрассе, в штаб ОКБ, чтобы посоветоваться с начальником генерального штаба генералом Беком. Когда он попросил Бека ознакомить его с деталями плана «Отто», тот ответил: «Мы ничего не готовили. Ничего не делалось, абсолютно ничего». Бека вызвали в рейхсканцелярию. На встречу с Гитлером он взял с собой генерала фон Манштейна, который собирался покинуть Берлин, чтобы занять пост командира дивизии. Гитлер сказал им, что к субботе армия должна быть готова вступить на территорию Австрии. Никто из генералов против военной агрессии не возразил. Смущало их лишь то, что за столь короткий срок трудно подготовиться к военным действиям. Вернувшись на Бендлерштрассе, Манштейн принялся за работу — надо было подготовить Проекты необходимых приказов. Работу он закончил через пять часов — в 6 вечера. Согласно дневнику Йодля, в 6.30 мобилизационные приказы были направлены в три армейских корпуса и в ВВС. 11 марта, в 2 часа ночи, Гитлер издал Директиву ОКБ э 1 по плану «Отто». Он так торопился, что даже не подписал ее. Его подпись на директиве появилась только в час дня.