Взлет и падение третьего рейха. Том I - Уильям Ширер

Почти месяц в прекрасной столице на Дунае, отстроенной в стиле барокко, жители которой более, чем жители какого–либо другого города, умели наслаждаться жизнью, царило беспокойство. Доктор Курт фон Шушниг, австрийский канцлер, позднее вспоминал о периоде с 12 февраля по 11 марта как о «четырехнедельной агонии». С момента подписания 11 июля 1936 года австро–германского соглашения, в секретном дополнении к которому Шушниг пошел на большие уступки австрийским нацистам, Франц фон Папен, специальный посол в Вене, неустанно содействовал подрыву независимости Австрии и ее поглощению Германией. В объемном докладе фюреру, составленном в конце 1936 года, он указывал о достигнутых в этом направлении успехах. Об этом же он сообщал в своем докладе годом позже, замечая, что «дальнейшие успехи в этом деле могут быть достигнуты только путем сильнейшего давления на федерального канцлера Шушнига». Этот совет, в котором вряд ли кто нуждался, был вскоре претворен в жизнь, причем настолько буквально, что даже Папен не мог этого предположить.

В течение 1937 года австрийские нацисты, подстрекаемые и финансируемые из Берлина, усилили кампанию террора в стране. Почти каждый день рвались бомбы, в горных районах многочисленные и часто буйные нацистские демонстрации ослабляли положение правительства. Были раскрыты заговоры, ставящие целью свержение Шушнига. Наконец 25 января 1938 года австрийская полиция произвела обыск в штаб–квартире так называемого «комитета семи», который официально занимался выработкой условий перемирия между нацистами и австрийским правительством, а на самом деле являлся центром нацистского подполья. Там были найдены документы, подписанные Рудольфом Гессом, заместителем фюрера, из которых становилось ясно, что австрийские нацисты весной должны поднять восстание, а когда Шушниг попытается его подавить, германская армия войдет на территорию Австрии, чтобы «немцы не проливали немецкую кровь». По словам Папена, там был и документ, в котором планировалось его убийство (или военного атташе генерал–лейтенанта Муффа) местными нацистами, чтобы создать повод для германской интервенции.

Если жизнерадостный Папен не пришел в восторг, узнав, что приказом из Берлина он был во второй раз намечен в качестве жертвы нацистских головорезов, то телефонный звонок, раздавшийся в дипломатической миссии 4 февраля, окончательно его расстроил. Звонил из берлинской канцелярии статс–секретарь Ганс Ламмерс, который уведомил Папена, что его специальная миссия в Вене закончилась. Он был уволен, как Нейрат, Фрич и некоторые другие.

«Я был поражен и чуть не лишился дара речи», — вспоминал позднее Папен. Оправившись после такой новости, он решил, что Гитлер, вероятно, намерен принять более серьезные меры против Австрии, избавившись от Нейрата, Бломберга и Фрича. На самом деле Папен настолько свыкся с создавшейся ситуацией, что решил сделать нечто «нетипичное для дипломата» — так он сам выразился. Он вознамерился спрятать копии своей переписки с Гитлером в «надежном месте» — таким местом оказалась Швейцария. «Мне были слишком хорошо известны все клеветнические кампании третьего рейха», — говорил он. Как мы видели, это чуть было не стоило ему жизни в июне 1934 года.

Увольнение Папена явилось одновременно и предупреждением Шушнигу. Шушниг не доверял бывшему кавалеристу, но быстро понял, что у Гитлера на уме нечто похуже, чем навязать ему общество лукавого посла, который по крайней мере был ревностным католиком, как сам канцлер, и джентльменом. В последние месяцы европейская дипломатия не баловала Австрию. После образования оси Берлин — Рим Муссолини сблизился с Гитлером и не проявлял прежней заинтересованности в независимости маленькой страны, как после убийства Дольфуса, когда он послал на Бреннерский перевал четыре свои дивизии, чтобы напугать фюрера. Ни Англия, проводившая под руководством Чемберлена политику умиротворения Гитлера, ни Франция, пораженная глубоким внутренним политическим кризисом, не выражали желания защищать Австрию в случае нападения на нее Гитлера. Теперь вместе с Папеном ушли с арены и консервативные начальники германской армии и министерства иностранных дел, которые прежде являлись силой, сдерживавшей непомерные амбиции Гитлера. Шушниг не отличался широтой мышления, но считался человеком довольно неглупым. Кроме того, он был достаточно хорошо информирован и не питал иллюзий относительно собственного все ухудшающегося положения. Он понял, что настало время — как после убийства Дольфуса — политики умиротворения немецкого диктатора.

Папен, хоть и изгнанный со службы, предложил свой вариант. Будучи человеком, всегда готовым примириться с пощечиной от вышестоящего начальника, он на следующий после увольнения день поспешил к Гитлеру, «чтобы выяснить, что же происходит». 5 февраля он застал фюрера в Берхтесгадене «рассеянным и измученным» после борьбы с генералами. Но Гитлер обладал способностью быстро восстанавливать силы, и разжалованный посол попытался заинтересовать его идеей, которую уже предлагал две недели назад во время их встречи в Берлине: почему бы не уладить это дело с самим Шушнигом? Почему бы не пригласить его в Берхтесгаден для личной беседы? Гитлера эта идея заинтересовала. Забыв о том, что только что сам выгнал Палена со службы, он велел ему возвращаться в Вену и организовать встречу.

Шушниг быстро согласился на встречу, но, несмотря на то что находился в невыгодном положении, выдвинул ряд условий. Он должен заранее знать, какие вопросы хочет обсудить Гитлер, и ему должны быть даны гарантии, что соглашение от 11 июля 1936 года, по которому Германия обязалась уважать независимость Австрии и не вмешиваться в ее внутренние дела, останется в силе. Более того, после встречи должно быть подписано совместное коммюнике, в котором обе стороны выразят готовность соблюдать соглашение 1936 года. Шушниг не имел ни малейшего намерения лезть в логово зверя. Папен поспешил в Оберзальцберг посоветоваться с Гитлером и вернулся оттуда с заверениями фюрера, что соглашение 1936 года останется неизменным и что он просто хочет обсудить «недоразумения и трения», возникшие после его подписания. Это было не совсем то, чего хотел австрийский канцлер, но он заявил, что доволен ответом. Встреча была назначена на утро 12 февраля[91].

Вечером 11 февраля Шушниг и сопровождавший его заместитель министра иностранных дел Гвидо Шмидт отправились в специальном поезде в обстановке повышенной секретности в Зальцбург, откуда им на следующее утро предстояло выехать на автомобиле в горную резиденцию Гитлера. Этому путешествию суждено было стать роковым.

Встреча в Берхтесгадене: 12 февраля 1938 года

Папен приехал на границу, чтобы приветствовать гостей из Австрии, и был в то морозное утро, как показалось Шушнигу, в прекрасном настроении. Он заверил австрийских гостей, что и Гитлер великолепно настроен. И тут последовало первое предупреждение. Папен добродушно сообщил: Гитлер надеется, что доктор Шушниг не будет возражать против присутствия в Бергхофе трех генералов, оказавшихся там совершенно случайно, — Кейтеля, нового начальника штаба ОКВ, Рейхенау, командовавшего войсками на баварско–австрийской границе, и Шперле, командовавшего ВВС в этом же районе.

Папен позднее вспоминал, что гостям «такая новость не понравилась». Шушниг ответил послу, что не возражает, так как «выбора все равно нет», однако, будучи воспитанником иезуитов, насторожился. Но то, что последовало дальше, все равно ошеломило его.

Гитлер, в коричневой рубашке штурмовика и черных брюках, встретил австрийского канцлера и его помощника возле входа. Слова приветствия показались Шушнигу чересчур официальными. Через несколько минут он остался наедине с Гитлером в просторном кабинете на втором этаже. За окнами разворачивалась величественная панорама: Альпы в снежных шапках и Австрия родина обоих собеседников.

Курту фон Шушнигу исполнилось сорок один год. Все, кто знал его, согласятся, что это был человек с безупречными манерами австрийского аристократа, поэтому неудивительно, что разговор он начал с красивых слов о великолепном виде из окна, отменной погоде, сказал несколько лестных слов о кабинете, который, несомненно, был свидетелем многих встреч, оказавших огромное влияние на развитие событий. Гитлер перебил его: «Мы встретились здесь не для того, чтобы обсуждать вид из окна или беседовать о погоде». И тут разразилась буря. Как вспоминал позднее австрийский канцлер, последовавший затем двухчасовой разговор походил в некотором роде на монолог»[92].

«Вы сделали все, чтобы не проводить дружественную политику, — кипел Гитлер. — Вся история Австрии — это непрекращающаяся государственная измена. Так было в прошлом, и сейчас не лучше. Этому историческому парадоксу пора положить конец. И я могу сказать вам прямо сейчас, герр Шушниг, что твердо намерен положить этому конец. Германский рейх — одна из великих держав, и никто не повысит голоса, если она решит свои пограничные проблемы».