Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины - Владимир Ильич Порудоминский

спальню… Когда мы пришли, Лев Николаевич уже успокоился. Бирюков рассказывал, что ноги больного вдруг начали двигаться. Он подумал, что Льву Николаевичу хочется почесать ногу, но, подошедши к кровати, увидел, что и лицо его перекошено судорогой.

– Бегите вниз! Несите бутылки с горячей водой к ногам. Горчичники нужно на икры! Кофею, кофею горячего!

Кто-то отдавал приказания, кажется Душан и Софья Андреевна вместе… Сухонький Душан бесшумно, как тень, скользил по комнате. Лицо Софьи Андреевны было бледно, глаза полузакрыты, точно веки опухли. Нельзя было без боли в сердце видеть лицо этой несчастной женщины…

Но она не потерялась: уложила бутылки вокруг ног, сошла вниз и сама приготовила раствор для клистира. На голову больного, после спора с Душаном, наложила компресс…

Душан заботливо, осторожно, с нежными уговаривания-ми, хотя больной все время находился в бессознательном состоянии снимал с него платье. Наконец его покойно уложили.

– Общество… общество насчет трех… общество насчет трех…

Лев Николаевич бредил.

– Записать, – попросил он.

Бирюков подал ему карандаш и блокнот. Лев Николаевич накрыл блокнот носовым платком и по платку водил карандашом. Лицо его по-прежнему было мрачно.

– Надо прочитать, – сказал он и несколько раз повторил: – Разумность… разумность… разумность…

Было тяжело, непривычно видеть в этом положении обладателя светлого, высокого разума – Льва Николаевича.

– Левочка, перестань милый, ну, что ты напишешь? Ведь это платок, отдай мне его, – просила больного Софья Андреевна, пытаясь взять у него из рук блокнот. Но Лев Николаевич молча отрицательно мотал головой и продолжал упорно двигать рукой с карандашом по платку…

Потом… потом начались один за другим странные припадки судорог, от которых все тело человека, беспомощно лежавшего в постели, билось и трепетало. Выкидывало с силой ноги. С трудом можно было удержать их. Душан обнимал Льва Николаевича за плечи, я и Бирюков растирали ноги. Всех припадков было пять. Особенной силой отличался четвертый, когда тело Льва Николаевича перекинулось почти совсем поперек кровати, голова скатилась с подушки, ноги свесились по другую сторону.

Софья Андреевна кинулась на колени, обняла эти ноги, припала к ним головой и долго оставалась в таком положении, пока мы не уложили вновь Льва Николаевича как следует на кровати…

Александре Львовне, вызванной мною запиской, она говорила:

– Я больше тебя страдаю: ты теряешь отца, а я теряю мужа, в смерти которого я виновата!..

После пятого припадка Лев Николаевич успокоился, но все-таки бредил.

– Четыре, шестьдесят, тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять, семьдесят… – считал он.

Поздно вечером он пришел в сознание.

– Как вы сюда попали? – обратился он к Душану и удивился, узнав, что он болен.

– Ставили клистир? Ничего не помню. Теперь я постараюсь заснуть.

Через некоторое время Софья Андреевна вошла в спальню, стала что-то искать на столике около кровати и нечаянно уронила стакан.

– Кто это? – спросил Лев Николаевич.

– Это я, Левочка.

– Ты откуда здесь?

– Пришла тебя навестить.

– А!..

Он успокоился. Видимо, он продолжал находиться в сознании…

Поздно ночью приехал из Тулы доктор (Щеглов)… Душан объяснил ему болезнь, как отравление мозга желудочным соком <уже знаем, что в своей записи Маковицкий называет другую причину болезни>. На вопрос наш о причине судорог приезжий доктор отвечал, что они могли быть обусловлены нервным состоянием, в котором находился Лев Николаевич в последнее время, в связи с наличием у него артериосклероза…

Позже Маковицкий обобщит: причинами припадков врачи считали малокровие мозга, ослабление сердечной деятельности, переутомление литературными занятиями, длинные прогулки, простуду, отравление кишечника ядами при повторном колите, артериосклероз. Если сегодняшняя медицина отвергает эти предположения, то этим она подтверждает сомнения Толстого в достаточных познаниях медицины тогдашней.

4 октября Булгаков продолжает: «Все миновало. Ночью Лев Николаевич спал. Утром проснулся в сознании. Когда Бирюков рассказал ему содержание его бреда, слова: душа, разумность, государственность, – он был доволен, по словам Бирюкова…

Как страшно вчера было при опасении смерти Льва Николаевича, так сегодня радостно его выздоровление».

«Мы надеемся…»

В 1909 году – до ухода и смерти Льва Николаевича рукой подать – домашние врачи – Никитин, Беркенгейм и Маковицкий по просьбе Черткова, составляют подробное заключение о состоянии здоровья их пациента. Документ этот, помимо важности содержания, еще и тем дорог, что другого такого в медицинской биографии Л.Н.Толстого не имеется. Думается, нелишне познакомиться с ним, прежде чем выйдем с Толстым на последнюю в его жизни дорогу. Заключение, конечно же, передает уровень медицинских знаний своего времени, притом, что научная истина всегда относительна и постижение ее бесконечно, о чем постоянно твердил врачам сам «неудобный» пациент.

Письмо – заключение

Вы обратились к нам, как к врачам, пользующим в течение последних лет Льва Николаевича Толстого с просьбой высказать наше мнение по поводу состояния его здоровья. Исполняя с готовностью Вашу просьбу, считаем своим долгом сообщить Вам следующие данные:

Со времени тяжелой болезни Льва Николаевича, перенесенной им в Крыму зимой и весной 1902 г., состояние его здоровья можно назвать совершенно удовлетворительным, принимая во внимание его 80-летний возраст. За этот семилетний период Л.Н-ч переносил несколько раз различные случайные заболевания – инфлюэнцу, воспаление вен на ногах и т. д. Но это были лишь кратковременные болезни, не приковывавшие его надолго к постели и не прекращавшие на более или менее продолжительное время его работу. Рассматривая организм Л.Н-ча, можно сказать, что органы пищеварения его представляются не совсем устойчивыми, что стоит в связи с тем обстоятельством, что они и раньше представляли из себя слабое место, но каких-либо тяжелых органических заболеваний пищеварительной системы у него нет. Органы дыхания совершенно нормальны. Сердце и сосуды для 80-летнего возраста настолько хороши, что приходится удивляться, насколько мало выражен склероз доступных исследованию артерий, насколько велика сила сердечной мышцы, позволяющая Л.Н-чу совершать так много физических движений. Бывавшие иногда у Льва Н-ча приступы сердцебиения и тягостного ощущения в области сердца, сопровождавшиеся перебоями пульса и некоторой аритмией сердечных сокращений, всегда вызывались различными нервными влияниями – сильными волнениями радостного или печального свойства, и быстро уступали нервным средствам.

За истекший год у Л.Н-ча были припадки головокружения с потерей сознания и кратковременным ослаблением памяти, внушавшие серьезные опасения близким Л.Н-ча за его жизнь. Припадки эти всегда вызывались различного рода душевными волнениями, сопровождались расстройствами в сосудистой сфере (покраснение лица, твердый напряженный пульс и затем малокровие мозга – бледность лица, малый, частый пульс, похолодание конечностей и перебои). Все это дает нам твердую уверенность