Париж - Эдвард Резерфорд

Певцы, танцоры, музыканты, акробаты, жонглеры, торговки любовным зельем, карманники, проповедники – все собрались на Новом мосту. Любой, кто захочет пройтись по нему в солнечный день, обязательно найдет здесь что-нибудь интересное, что заставит его забыть о своих делах.

В числе достопримечательностей Нового моста был крупный мужчина, красивый, с гривой темных волос и красным шарфом. Он произносил импровизированные речи, которые мог в любой момент прервать, чтобы обругать кого-нибудь из зевак. Чем богаче и самодовольнее был прохожий, тем яростнее и язвительнее ругательства. Если делалось это остроумно, то его жертвы бросали ему монетку или две, дабы никто не заподозрил их еще и в недостатке галльского духа. Однако не все умели видеть в этом юмор и, бывало, набрасывались на остряка с кулаками. И это вызывало еще большее веселье среди зрителей, ведь он был не только велик, но и силен.

– Я родился огромным младенцем, – заявлял он. – Вот почему отец дал мне имя Эркюль, в честь древнего героя Геркулеса. Моя мать после тяжелых родов называла меня Стервецом. С тех пор так и повелось.

Его специальностью была логика. Он брал любое утверждение – предложенное зрителями, чем абсурднее, тем лучше – и потом безупречными логическими рассуждениями, прерываемыми лишь на то, чтобы обругать того, кто привлек его внимание, доказывал, что это нелепое утверждение истинно.

– Я современный Абеляр! – кричал он. – Но я превосхожу его в трех пунктах. Моя логика лучше. И у меня два яйца. – А потом обращался к ближайшей хорошенькой женщине, шла ли она пешком или сидела в богатой повозке: – Позвольте мне, мадам, подкрепить мое заявление доказательствами.

А если кто-то вызывал его недовольство, то пощады Эркюль не давал. Когда молодой аристократ прошел мимо, состроив презрительную мину, месть Эркюля Ле Сура была мгновенна, громогласна и в рифму:

Ах, этот богатей в нарядеЗа ум мой не заплатит мне.Отлично выбрал он одежду,Сидит прекрасно на дерьме!

А когда молодой человек потянулся к мечу, то прозвучало следующее:

– Смотрите, он взялся за свой меч! Днем он носит его на боку, а по ночам – между ног. Ну конечно, надо же ему куда-то руки девать.

Когда Эркюль не выступал на Новом мосту, то зарабатывал себе на жизнь сапожным ремеслом в собственной мастерской. Но только когда хотелось. Каждый погожий денек он выходил на мост, и остроумие приносило ему ничуть не меньше денег, чем шитье сапог.

Однажды какой-то богатый щеголь отказался воспринимать шутки Эркюля с юмором, достал оружие и ранил остряка в руку. Ле Сур мог бы добиться его ареста, но не стал ничего предпринимать.

– Я никогда не обращаюсь к закону, – объяснил он свое поведение зрителям. – Я философ.

Шесть месяцев спустя тот богатый щеголь исчез.

Но сегодня, в теплый летний день 1665 года, философ Ле Сур не мог справиться со смущением.

Уже в четвертый раз на мосту недалеко от Эркюля останавливается один и тот же крытый экипаж.

Карета была богатой и, очевидно, принадлежала человеку с деньгами, однако на ней не было герба, который указывал бы на личность владельца. При ней был только кучер, без выездных лакеев. Как и первые три раза, она остановилась в некотором отдалении, но достаточно близко, чтобы пассажир мог слышать его речи через приоткрытую дверцу. Щель была узкой и к тому же заслонялась занавеской, но у Ле Сура было ощущение, что за ним еще и наблюдают.

Кто наблюдает? Какой-то аристократ, которого развлекают его шутки, но который не желает быть увиденным? Возможно. Шпион? Тоже возможно. У кардинала Мазарини всегда было множество шпионов, они шныряли повсюду, пролезали в любую толпу, и когда их донесения вызывали у великого человека любопытство… Могло случиться всякое.

Сам Мазарини умер четыре года назад, после столь же долгого правления, как и его наставник Ришелье, не дожив до шестидесяти. Значит, там могло находиться другое высокопоставленное лицо. Или даже сам… Ле Сур вздрогнул при этой мысли… Это мог быть сам молодой король.

И что же теперь делать? Менять ли тон своих речей? Следить ли за выражениями, избегать ли намеков на дурное правление – на всякий случай?

Нет. Он же Эркюль Ле Сур. Пусть арестуют, если посмеют. Тут вам не дворец, а Новый мост, и он – король этого моста.

Поэтому, не обращая больше внимания на карету, он завел тираду о пороках знати. Не забыл упомянуть и короля, сказав, что если бы молодой Людовик XIV был настоящим мужчиной, то повесил бы большинство аристократов на ближайшем фонарном столбе. Тут Эркюль все же глянул в сторону повозки, но тот, кто в ней сидел, по-прежнему никак не проявлял себя.

Через час философ решил, что пора заканчивать. Карета стояла на прежнем месте, на южном краю моста. Эркюль зашагал в сторону дома, и это означало, что ему придется пройти мимо загадочного экипажа. Когда он поравнялся с ней, кучер окликнул его:

– Эй ты, садись.

– Зачем?

– С тобой кое-кто хочет поговорить.

– И кто же это?

В этот момент дверца кареты распахнулась, и Эркюль Ле Сур очень удивился.

Женевьева д’Артаньян всегда понимала свое положение в жизни, еще с тех пор, когда была совсем малюткой. Ее семья принадлежит к знатному роду, но у них нет денег.

Для ее брата все было немного проще. Он мог жениться на любой состоятельной наследнице. Даже если она окажется не благородных кровей, сам он останется аристократом, и их дети тоже будут аристократами. Или же он мог достичь успеха в какой-либо сфере жизни и таким образом добыть себе состояние. Конечно, торговлей он никогда не сможет заниматься, столь низменное занятие не пристало благородному человеку. Но он мог стать солдатом или пойти на службу королю, чтобы своими деяниями заслужить славу и богатство. Что вовсе не помешает ему взять в жены все ту же состоятельную наследницу.

У девушек вроде Женевьевы особого выбора не было. Ей предстояло выйти замуж за благородного и желательно богатого человека.

Если она выйдет за человека без титула, то утратит свою знатность, а ее дети родятся простолюдинами. И никакое богатство мужа не улучшит ее положения в обществе, двери аристократов окажутся закрытыми для нее и ее потомков, и если эти потомки захотят получить сколько-нибудь высокую должность на королевской службе, без титула это будет практически невозможно. Родовитость имела значение. Она определяла все в жизни любого человека.

Да, во Франции существовали способы обойти эту проблему. Во-первых, даже незнатному человеку король мог пожаловать титул за заслуги, но на достижение этого могла уйти вся жизнь. Также были различные должности в государстве, при назначении на которые сразу давался и титул. Ну и самый простой способ – это титул купить.

На протяжении веков благородные семейства тем или иным путем приобретали множество титулов, чаще всего – вместе с поместьями, которые покупали или получали в дар. И они могли продавать эти титулы, это было абсолютно законно. Таким образом, богатый человек имел возможность деньгами проложить себе дорогу в мир аристократии. А если его жена происходила из знатного рода и имела родственников, которые стремились поддержать фамильную честь, то ее дети с непринужденностью носили бы титул, купленный на буржуазные деньги отца, и мало кто вспомнил бы, что они едва не выпали из класса, к которому принадлежала их мать.

Катрин, сестра Женевьевы, вышла замуж за обеспеченного торговца. Однако к титулам он не выказал никакого интереса. Это немало огорчало Женевьеву и ее брата, однако они ничего не могли поделать. Зато Женевьева нашла себе мужа-аристократа.

Персеваль д’Артаньян происходил из младшей ветви древнего рода Монтескью д’Артаньян, которая давным-давно отделилась и звалась просто д’Артаньян.

Женевьеве повезло, что она встретила Персеваля. У него имелось достаточно денег, чтобы содержать красивый замок в Бургундии и дом в Париже. Он гордился своей многовековой родословной, которая восходила к древнему правителю Гаскони. Однако в текущем столетии один из дальних родственников также взял себе имя д’Артаньян, чему муж Женевьевы не обрадовался.

– Да-а, он то ли шпион, то ли просто на побегушках у Мазарини, – вот и все, что он сказал о нем молодой жене вскоре после свадьбы.

Но в последнее время тот д’Артаньян так преуспел на службе короне, что стал главой королевских мушкетеров и был принят при дворе. Так что теперь, заметила Женевьева, ее муж стал называть этого человека «мой родственник д’Артаньян, тот самый мушкетер».

Нужно сказать, что у Женевьевы было все, о чем только могла мечтать женщина: даруемые деньгами жизненные удобства и высокое положение. Спустя двенадцать лет брака она растила двоих детей, мальчика и девочку, и оба были крепкими и здоровыми. У нее имелась всего одна проблема.