Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

сдержалась Злата.

— Чума, — усмехнулся Демьян.

— Ей подходит, — хихикнула она. — Я так понимаю, в спальне я видела еще двух всадников апокалипсиса. А четвертый где?

— А четвертый, видимо, я, — будто и не шутя ответил Дем.

— Прекрати, — вздохнула Злата. — Навь — она не только про смерть.

— А про что еще?

Злата пожала плечами. У нее не было точного ответа на этот вопрос, но ей все казалось, что он где-то близко.

— Я схожу умоюсь? — спросила она.

— Конечно. Ванная рядом с кухней.

— Я найду.

В ванной Злата смыла растекшийся макияж и еще долго умывала лицо холодной водой, а потом какое-то время разглядывала себя в зеркало. Опухшая, бледная, и кожа опять пошла красными пятнами. На фоне полопавшихся капилляров это выглядело совсем чудесно. Не умела она страдать красиво.

На полочке под зеркалом стоял стаканчик. В нем было две зубные щетки. Злата машинально отметила про себя этот факт. Насколько она знала, Юля жила одна.

— Я пойду к Яше, — сказала она, вернувшись в гостиную. — Дем, спасибо тебе большое.

— За что? — удивился он. — Мы же семья. Злат, ты всегда можешь ко мне прийти. С чем угодно. А вот теперь иди и успокой своего парня.

Злата кивнула.

***

Чтобы перешагнуть порог в комнату Яши, Злате потребовалось определенное мужество. Ладно, что уж тут, много мужества потребовалось. Но она напомнила себе, что она царевна, а царевна — это не только про платья и взгляд сверху вниз, но и про то, что нужно быть достойной своего статуса и уметь поступать по чести, — и это, как всегда, помогло.

Яша сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, поджав к груди колени. Он выглядел абсолютно опустошенным и даже не глянул на нее. Злату накрыло ощущением вины. Она, конечно, не ожидала, что он кинется к ней с объятиями, просто уже привыкла, что он сглаживает углы в том, что она натворила. Но, видимо, этому настал конец. Наверное, это было честно. Не мог же он делать это вечно.

— Привет, — позвала она.

Яков кивнул, но глаз так и не поднял.

— Яш, прости меня, — попросила Злата, дошла до кровати и села на самый краешек. — Мне очень жаль, что так получилось. Сильно спиной ударился?

— Ты же разрешила, — негромко сказал он. — Или я что-то неправильно понял?

— Разрешила, — подтвердила Злата. — А потом испугалась.

— Чего?

— Что ты… ты…

Она не могла его так обидеть. Как же это сложно — говорить.

— Что просто хочу затащить тебя в постель? — тем не менее сам сообразил Яков и вдруг признался. — А знаешь, хочу. Сам от себя не ожидал, но вот…

Злата дернулась и резко развернулась к нему.

— Это из-за того, что я летом делала?

— Это из-за того, что я тебя люблю, — устало ответил Яша. — И меня к тебе тянет. Мне все время хочется к тебе прикасаться. И целовать хочется. И видеть такой, какой никто не видит. И делать так, чтобы тебе хорошо было. И попробовать то, что еще летом хотел. И я подумал, раз ты согласилась… Если бы ты просто сказала перестать, я бы перестал.

Вот так. А она напридумала себе невесть чего. А ее просто любят. А что она не сразу поняла… Ну, опыт новый.

— Я знаю, что ты бы перестал, — кивнула она. — Яш, можно я тебя обниму?

Он наконец посмотрел на нее. Потом тоже кивнул. Злата подобралась ближе, и потянула его за собой, укладывая их обоих на кровать, обняла, спрятала лицо на груди.

— Яш, я не готова, — поделилась она. — Пожалуйста, дай мне время. Извини, я все понимаю, но…

— Не надо извиняться. Нет так нет.

— Скажи, а тебе бывает со мной неудобно?

— В смысле?

— Ну, знаешь, стыдно за меня или еще что-то? За мое поведение?

— Нет.

— Ладно… А ты мне скажешь, если что-то будет не так?

— Злат, ты из-за Клима?

— И из-за него…

— Боги, я ему рот зашью, — едва ли не прорычал Яков, и Злата вдруг поняла, что с лета он все-таки изменился. Стал увереннее. — А знаешь, что? — продолжил Яша. — Я почти дочитал твою книгу. Так вот, она странная, конечно. Зато там героиня счастливая. Делает, что хочет, вот и счастливая. Сначала она меня раздражала жутко: я все думал, ну нельзя же так открыто радоваться, и проявлять чувства, и просить все, чего хочется. А потом спросил себя: а почему нельзя? Кто запрещает? Кому от этого плохо? Так что если хочется чего-то, то можно. Ну, не так, конечно, чтобы других смущать, и то, что они на кухне творили, пока все в соседней комнате были — это так не надо, а вдруг бы зашел кто, но вот наедине…

— Наедине можно?

— Да. Я думаю — да.

— А если что — ты скажешь?

— Злата, я не стану над тобой смеяться как тот. Вот скажи, мои шрамы кажутся тебе смешными?

— Конечно, нет.

— А другие дети надо мной долго смеялись. Я приходил домой и плакал. Но дома родные словно их совсем не замечали. Я долго думал, что они там становятся невидимыми. Вот как в калитку входишь, так сразу. Но потом однажды осознал, что это невозможно, и спросил у отца, почему так.

— И что он ответил?

— Он сказал, что они любят меня, а значит, и все во мне. И коли так случилось, значит, они будут любить и мои шрамы. А над тем, что любишь, нельзя смеяться. Так что — да. Если что-то будет не так, я просто скажу. И ты говори, чтобы я не ходил и не ломал голову, все у нас в порядке или нет.

— Скажу. Яш, а расскажи мне, чего именно тебе хочется.

Яков запустил пальцы ей в волосы и ближе притянул к себе.

— Мне хочется называть тебя своей, — прошептал он.

— Называй.

— Моя, — шепнул он. — Моя царевна.

И то, как он это произнес… Злата тяжело сглотнула, ощущая, как запылали щеки и отозвалось все внутри. Оу.

— А скажи так еще раз, — попросила она.

— Моя царевна,