Боги и чудовища - Шелби Махёрин

ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть с нашими сестрами?

Манон заколебалась, услышав горькие нотки в моем голосе.

– Ты говоришь так, будто у нас есть выбор, – еще тише сказала она.

– Где она? Скажи мне, Манон.

– Она убьет нас. – Манон коснулась заживающей раны, и я все поняла. Она не сказала Моргане о нас, позволив ворам сбежать. Манон отступила на шаг и коснулась другой щеки. Свежей раны. – Или это сделают твои охотники.

Внутри у меня все сжалось. Прислушиваясь к каждому шагу, каждому звуку, я последовала за ней, протягивая руку. Предлагая спасение.

– Пойдем со мной. Я никому не позволю причинить тебе боль.

Манон только покачала головой.

– Дракон падет, но все равно мы в меньшинстве. Моргана это знает. Не позволяй ей манипулировать…

Позади хрустнула ветка. Я подпрыгнула, выбрасывая нож назад, но Коко, замахав руками, закричала:

– Это я! Это всего лишь я! Что происходит? Я видела, как ты убежала. Что-то с Ридом? С Бо? Я потеряла его след, и…

– С ними все хорошо. – Я схватилась за грудь, почувствовав вероломное облегчение. – Это Ма-нон. Она сказала… сказала, что…

Но когда я снова повернулась к Манон, ее уже не было. Она исчезла.

На ее месте стояли Жозефина и Николина.

Когда вмешивается бог

Лу

Все произошло слишком быстро, уже ничего нельзя было остановить. Зарычав, Коко оттащила меня за дерево, одновременно рассекая себе руку. Упершись спиной в ствол, я ощутила, что кору покрыло нечто теплое и влажное, смешанное со жгучей крапивой, и оно мгновенно расплавило мою броню.

Затем пришла боль. Страшная боль.

Острые ветви пронзили мне руки и ноги, поднимая меня в воздух, как Иисуса на крест. Я попыталась закричать, позвать Клода, Зенну, кого угодно, но шипы уже проникли мне в рот. Они рвали мне губы, щеки, затыкали рот отравленными остриями. Я беспомощно отбивалась, но зубцы и шипы впивались все глубже.

Коко в ужасе потянулась ко мне, но Николина набросилась на нее, хихикая. Коко брызнула кровью ей в лицо, но Николина ударила ее кулаком в грудь. Нет, сквозь грудь. Прямо в сердце. Задыхаясь, Коко вцепилась в запястье Николины, широко раскрыв невидящие глаза.

Николина сжала кулак, и Коко застыла пугающе неподвижно.

– Николина. – Низкий голос Жозефины прорезал ночь. – Хватит.

Николина оглянулась на свою хозяйку, ее смех стих. Они смерили друг друга долгими взглядами, и неохотно Николина убрала руку от груди Коко. Глаза Коко закатились, и она без сознания рухнула на землю.

– Мерзость, – пробормотала Николина.

Жозефина никак не отреагировала. Она лишь смотрела на меня. Уже не так бесстрастно, как прежде.

– Принеси мне ее сердце, – произнесла она леденящие душу слова и кивнула на меня.

Если Николина и поколебалась, если по ее лицу и пробежала тень, это было почти незаметно. Я могла лишь смотреть, обезумев от боли, как она делает шаг в мою сторону. Два. Три. Сердце бешено колотилось, перекачивая кровь Жозефины по моим венам. Ее яд. Я не стану закрывать глаза. Пусть Николина увидит свое отражение в их глубине. Пусть увидит то чудовище, которым она стала, это мерзкое подобие человека, которым она когда-то была: ее собственные черты, черты ее сына, превратившиеся во что-то больное и извращенное. Четыре шага. Кровь Коко все еще капала с руки Николины. Она обжигала ей кожу.

Николина не обращала на это внимания.

Однако на пятом шаге ее взгляд метнулся к Долёру. Река извивалась позади нас через город – та самая река, в которой Архиепископ чуть не утопил меня, река, в которой мы с Ридом произносили наши клятвы. Жозефина проследила за ее взглядом, рыча на что-то, чего я не видела. Я напрягла слух, но за глухим ревом воды ничего не было слышно.

– Ну же, – поторопила Николину Жозефина. – Давай.

Николина поспешно двинулась вперед, но тут же содрогнулась. Ее нога дернулась. Поскользнувшись, Николина неуклюже упала на колени, и замешательство исказило ее ужасное лицо. Замешательство и… и паника. Стиснув зубы, Николина попыталась встать, но ее мышцы свело судорогой. Они восстали против нее.

Я уставилась на нее, не смея надеяться.

– Непослушные, мерзкие… – Каждое слово вырывалось из горла Николины резким выдохом, как будто она испытывала ужасную боль. Она согнулась в три погибели, но все же продолжала ползти вперед, ногтями впиваясь в землю. – Хитрые… маленькие… мышки…

– Бесполезная тварь. – Скривив губы от отвращения, Жозефина пошла ко мне, жестоко пнув Николину под ребра. – Сама все сделаю.

Николина подняла голову с пугающе пустым выражением лица.

В мой первый день в Цезарине бродячий пес забрел на помойку, где я пряталась. Дрожащий и одинокий, он держал в пасти кость. Его единственное сокровище. Я видела, как жестокая девчонка украла косточку у пса, как она била его этой костью. И тогда пес огрызнулся, бросился на нее и укусил за руку. Позже в тот же день – после того как девчонка убежала, плача и истекая кровью, – мужчина, проходя мимо, погладил собаку по голове и дал ей немного калиссонов. Пес побежал за ним домой.

Как бездомная собака на помойке, Николина огрызнулась, вонзив ногти в ногу своей хозяйки.

Жозефина дернулась, словно от неожиданности, и недоверчиво прищурилась. И тут ее глаза расширились от ярости. С диким рычанием она наклонилась и схватила Николину за волосы, дернула ее голову вверх и глубоко вонзила зубы ей в горло. Я ощутила тошноту, услышав, как щелкают и хрустят зубы Жозефины, жадно поглощая пищу – в то время как Николина беспомощно брыкалась. Ее крики перешли в бульканье.

Жозефина вырвала ей голосовые связки.

И даже тогда она не остановилась. Жозефина пила и пила, пока руки Николины не ослабли, а ноги не подкосились. Она пила до тех пор, пока позади нас не раздался всплеск, а потом рокот волн. Послышались боевые кличи. Мимо пробежала обнаженная женщина – ее серебряные волосы развевались, а трезубец сверкал. Я никогда не думала, что буду так рада видеть пятую точку Эльвиры.

Отбросив Николину, Жозефина обернулась с дикими глазами. Кровь хлынула у нее изо рта, но она поймала трезубец Эльвиры прежде, чем та ударила бы ее по голове. Орельен срубил мое дерево одним ударом дубинки. Он поймал меня с удивительной нежностью, а Ласимонн между тем опустился на колени рядом с нами.

– Госпожа передает наилучшие пожелания, – пророкотал он. – Прости. Будет больно.

Он выдернул шипы у меня изо рта, вытащил их из моих рук и ног, а Олимпьенна, Леопольдина и Шабтай набросились