Роза Марена - Стивен Кинг

Он двинулся по тротуару к номеру 251. Если там окажется всего несколько шлюх, он возьмет их всех в заложники. Если их будет много, он захватит столько, сколько сумеет, — может, полдюжины, — а остальные пускай себе бегут куда хотят. Потом он просто станет пристреливать их по одной, пока кто-то не скажет адрес Розы. Если окажется, что его не знает никто, он перестреляет их всех и станет искать сам, но… он не думал, что дойдет до этого.

«Что ты будешь делать, если там полно легавых, Норми? — тревожно спросил его отец. — Легавые — снаружи, легавые — внутри, и все охраняют это заведение от тебя?»

Он не знал. И сейчас его это мало трогало.

Он миновал 245-й, 247-й, 249-й. Этот последний дом от тротуара отделяла ограда, и, добравшись до ее конца, Норман резко остановился, глядя на номер 251 по Дархэм-авеню с тревогой и подозрением, сузившимися глазами. Он был готов к большому оживлению или обычному течению жизни, но не подготовился к тому, что видел сейчас — полному его отсутствию.

Дом «Дочерей и Сестер» стоял в конце длинной, узкой лужайки с задернутыми от дневной жары шторами на втором и третьем этажах. Он выглядел тихим и безмолвным как памятник. Окна слева от веранды были не зашторены, но свет в них не горел. Не заметно никакого движения внутри. Никого на веранде. Ни одной машины на въездной аллее.

«Я не могу просто так стоять здесь», — подумал он и снова двинулся вперед. Он прошел мимо дома, заглянув во дворик с овощными грядками, где раньше видел двух шлюх — одной из них оказалась та, которую он сцапал сегодня возле туалета. Сейчас двор был пуст.

«Это выглядит ловушкой, Норми, — предупредил его отец. — Ты ведь понимаешь это, верно?»

Норман дошел аж до дома с номером 257 на двери, потом повернулся и небрежной походкой двинулся обратно по тротуару. Он знал, дом выглядит как ловушка, отец в этом смысле прав, но чутье подсказывало ему, что это не так.

Бык Фердинанд встал перед его глазами как навязчивое резиновое привидение. Норман вытащил маску из заднего кармана и надел себе на руку, даже не сознавая, что делает. Он понимал — это неудачная мысль: кто бы ни выглянул из окна, наверняка удивится, с чего это здоровенному мужику с распухшей физиономией вздумалось разговаривать с резиновой маской… и заставлять маску отвечать, шевеля ее губами. Однако все это, казалось, тоже не имеет никакого значения. Жизнь стала… ну, очень простой. И Норману она вроде бы нравилась.

— Не-а, это не ловушка, — сказал Фердинанд.

— Ты уверен? — спросил Норман, очутившись уже перед номером 251.

— Ага, — ответил Фердинанд, кивнув своими украшенными гирляндами рогами. — Они продолжают веселиться на своем пикнике, вот и все. Сейчас они все, наверное, сидят вокруг зефирных пирожных, пока какая-нибудь лесбиянка в бабушкином платье голосит «На сильном ветру». Тебе удалось нанести на их денек всего-навсего временную морщинку, не больше.

Он застыл перед дорожкой, ведущей к «Дочерям и Сестрам», уставившись на маску, словно пораженный громом.

— Прости, парень, — оскорбленно-извиняющимся тоном проговорил ze bool, — но, знаешь, я ведь не придумываю новости, а лишь сообщаю их.

Норман был ошеломлен и сделал для себя открытие — на свете бывает нечто, почти столь же паршивое, как прийти домой и обнаружить, что твоя жена отправилась в неизведанные дали, прихватив с собой в сумочке твою банковскую кредитку. Это означает, что тебя полностью игнорируют.

Но когда тебя игнорирует горстка баб…

— Тогда научи их не поступать так, — сказал Ферд. — Преподай им урок. Давай, Норми. Покажи им, кто ты есть. Проучи их так, чтобы они навсегда запомнили.

— Так, чтобы они навсегда запомнили, — повторил Норман, и маска энергично закивала на его руке.

Он снова засунул ее в задний карман, вытащил из левого переднего пластиковую электронную карточку Пам и листок бумаги, который вырвал из ее записной книжки, и пошел по дорожке. Поднялся по ступенькам веранды, бросив один — как он надеялся, небрежный — взгляд вверх на видеокамеру, торчавшую над дверью. Карточку он прижимал к ноге. Все-таки чьи-то глаза могли следить за ним. И везет ему или нет, а помнить об этом не мешает. Фердинанд был всего-навсего резиновой маской с рукой Нормана Дэниэльса вместо мозгов.

Норман нажал на кнопку, подался вперед и проговорил:

— «Мидленд Гэз», проверка утечки по району, десять-четыре?

Он отпустил кнопку. Подождал. Взглянул вверх, на камеру. На черно-белом изображении, наверное, не будет видно, как распухло его лицо… Он надеялся на это и улыбнулся, чтобы продемонстрировать, насколько он безобиден, но сердце стучало в его груди, как маленький злобный моторчик.

Никакого ответа. Вообще ничего.

Он снова нажал на кнопку.

— Есть кто дома, девчонки?

Он дал им время, медленно досчитав до двадцати. Его отец шептал, что это ловушка, — именно такая, какую он сам бы устроил в подобной ситуации: заманить подонка внутрь, заставить его поверить, что здесь пусто, а потом обрушиться на него, как груда кирпичей. И это верно, ловушку такого сорта он наверняка бы устроил сам, только… здесь ее не было. Он был почти уверен в этом. Дом пуст, как банка из-под пива.

Норман сунул карточку в прорезь. Раздался один-единственный громкий щелчок. Он вытащил карточку, повернул дверную ручку и вошел в переднюю «Дочерей и Сестер». Слева от него послышался тихий ровный звук: миип-миип-миип. Это была сигнализация от замка. Надпись «Входная дверь» вспыхивала и гасла в окошечке.

Норман бросил взгляд на листок бумаги, который взял с собой, ему потребовалась одна секунда, чтобы удостовериться, что он правильно запомнил номер, и набрал 0471. Еще одно мгновение, от которого у него замерло сердце, и сигнализация продолжала свое миип-миип, а потом смолкла. Норман выдохнул воздух из легких и закрыл за собой дверь. Он отключил сигнализацию, даже не думая об этом, — просто сработал полицейский инстинкт.

Он огляделся, отметил для себя лестницу, ведущую на второй этаж, а потом прошел в главный холл. Просунул голову в первую комнату по левой стороне. Она была похожа на класс для школьных занятий — в одном конце стояли сдвинутые в кружок стулья и классная доска. На доске были написаны слова: «Достоинство», «Ответственность» и «Вера».

— Слова мудрости, Норми, — заметил Фердинанд. Он снова очутился на руке Нормана — словно по волшебству. — Слова мудрости.

— Как скажешь, по мне — все тот же старый хлам. — Он огляделся и возвысил голос; разрывать криком эту кажущуюся какой-то пыльной тишину было бы нелепо, но мужчина должен делать то, что положено мужчине.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});