Девушка по имени Судьба - Гуиллермо Гланк

Катриэль, увидев издалека Викторию, спешился и подошел к ней. Он давно знал эту одинокую могилу, но не знал, чья она.

— Здесь лежит мой друг Адальберто Гутьеррес, — ответила Виктория на немой вопрос сына. — Он помог тебе появиться на свет, он дал тебе имя, он спас мне жизнь ценой своей жизни. Скажи ему спасибо, сынок, и носи его имя с честью. Он был очень достойным человеком.

И Катриэль-Адальберто поклонился тому, кто так хотел заменить ему отца…

Многое вспомнилось Виктории, и многое рассказала она своему сыну.

В доме их ждали к ужину, но не дождались.

— Я, кажется, знаю, где они, — сказала Мария.

— Они вспоминают того, кто был и нам с то¬бой верным другом, — со вздохом сказал Энрике.

— Им так нужно побыть вдвоем, — прибавила Мария.

Через несколько дней Катриэль-Адальберто и Милагрос, взяв с собой Айлен и Асунсьон, поехали в индейскую деревню. Даже узнав, что по рождению он белый, Катриэль не отказался от народа, с которым породнился. Он продолжал считать себя сыном индейского племени и хотел, чтобы его дочь Айлен сохранила связь с родом его матери. Милагрос была одного мнения с мужем. Она не питала неприязни к той, что была женой Катриэля, подарила ему дочь и умерла. Познакомившись с Инти, она искренне почувствовала к нему симпатию. Своим спокойным достоинством и благородством он невольно напомнил ей Катриэля.

— В нашем доме мы всегда будем чтить память вашей сестры, — сказала ему Милагрос, — и наш дом всегда будет открыт для вас. Моя маленькая Айлен никогда не забудет свою маму, обещаю вам!

— У вас золотое сердце, Милагрос, — ответил ей растроганный Инти, — у моей сестры было точно такое же.

Благосклонно принял Катриэля с женой и вождь племени. Раз уж белые поселились на здешних землях, так пусть уж лучше роднятся с индейцами, чем воюют с ними. Рожать детей лучше, чем убивать. Так считал старый и мудрый вождь, который много воевал на своем веку, чьи сыновья стали могучими воинами и погибли, чьи внуки подрастали, и он хотел поглядеть и на правнуков.

— Я запишу наши индейские предания и легенды, — сказал Катриэль Милагрос, когда они возвращались из селения. — Земля, на которой поселились белые, помнит их. И для того, чтобы жить на ней счастливо, каждый должен их знать.

Закатное солнце золотило бескрайние прерии. Древняя эта земля приняла в свое лоно разных детей человеческих: и красных, и черных, и желтых, и белых. Она давала им кров и пищу для того, чтобы они породнились и создали новую расу, жизнестойкую и жизнелюбивую, помнящую разных богов, и поэтому терпимую и терпеливую…

— Доминга! Ты куда? — окликнула Мария старую служанку, которая поставила супницу на хрустящую скатерть и пошла к двери. Вся семья сидела в большой столовой за воскресным столом. — Ты же сидишь с нами, Доминга! Ты давно член нашей семьи, и мы не будем обедать без тебя! Хватит тебе сидеть одной на кухне!

— Ты заменила нам мать, Доминга, — поддержала сестру Виктория. — А для наших внучек ты — бабушка. Пришел наш черед заботиться о тебе, — и первой она налила суп старой Доминге.

Вечером Доминга поила Браулио чаем на кухне и говорила:

— Я стала старая, Браулио. Для меня настало то время, когда все хвори обрушиваются разом. Но я прожила хорошую жизнь. Вырастила своих девочек — Марию с Викторией. И ты, если что, заботься о них. Смотри, чтобы не случилось чего плохого! Заботься и о них, и о Милагрос, и о детках…

— Что это ты, Доминга? Как будто умирать собралась? — похлопав по руке старую приятельницу, засмеялся Браулио.

— Все под Богом ходим, — отвечала старуха. — А тебе я вот что скажу: женись, Браулио! Тебе сейчас самое время жениться. Вон как Паулина на тебя заглядывается! Не заставляй девушку томиться. Таких, как она, днем с огнем поискать.

Быстрая и проворная смуглянка Паулина была по душе и Браулио, но он считал себя слишком старым для женитьбы. Слова Доминги смутили его: — неужели и вправду заглядывается? Но Доминге можно было верить — она знала про все сердечные дела во всей округе.

Однако отвечать Доминге он не стал, только отпил еще глоток крепкого душистого чая.

— Хорошо бы построить здесь часовенку, — сказала Мария, когда они с Викторией и двумя малышками добрались до кладбища.

И сестры подошли к могиле Хуана и Амалии, на которой не были так давно. Обитатели «Эсперансы» не оставили ее в забвении — все вокруг было убрано, цвели цветы.

— Мама, папа, дорога оказалась очень длинной и трудной, но мы вернулись. Мы снова здесь, как обещали, мы опять вместе, — говорила Мария.

— Да, мы вместе и счастливы, — подхватила Виктория, — а это наши внучки.

— Они — залог нашей крепкой и счастливой семьи, — продолжала Мария, — и мы клянемся…

— …что всегда будем любящими сестрами, — закончила Виктория.

Подошел Энрике и обнял сестер за плечи.

— Пойдем поговорим и с Росаурой, — тихо сказала Мария, и все втроем они медленно пошли по дорожке, а маленькие девочки, смеясь и шаля, бежали впереди.

Эпилог

Прошло еще десять лет. В «Эсперансе» готовились встречать Рождество. Ждали Лусию с Пабло и с детьми, ждали Камилу с Мариано. Вся семья обещала быть в сборе, и поэтому у Марии с Викторией было особенно много хлопот. С грустью вспоминали они свою Домингу, ее сладкие булочки с корицей, румяную индейку, шоколадный торт. Вместе с хозяйками суетилась и Паулина, ставшая вместо Доминги их правой рукой, и если ее муж, Браулио, был душой всего имения, то она была душой дома.

Милагрос с Адальберто поехали в Санта-Марию за покупками и должны были вот-вот вернуться. Дети, а их было уже четверо, с нетерпением ждали их.

— Что же привезут папа с мамой? — гадали они.

— Всяких сладостей для рождественского ужина, — отвечали бабушки, — но сейчас вы их все равно не получите. А если будете плохо себя вести, Санта Клаус не принесет вам подарков.

Крошка Росаура обиженно надула губки, а потом протянула пухлую ручонку к Виктории:

— Ну, тогда дай еще изюмчика, бабушка.

— Только поделись с Анибалом, — предупредила Виктория и щедро оделила любимицу изюмом.

— А большие дети ведь еще не знакомы с нашим Мартином, — с улыбкой проговорила Мария. — Выходит, что мы с Энрике приготовили им сюрприз.

Мартин, годовалый малыш, был самым младшим обитателем «Эсперансы». Он остался сиротой, и друг Энрике, генерал Хайме, вез его в монастырский приют, но дорожные обстоятельства вынудили генерала оставить малыша на неделю в имении. Стоило Марии взять Мартина на руки, как она поняла: нет, она не отдаст erо в приют. Он будет их с Энрике сыном. Заботы о малыше осветили жизнь Марии новым светом — «Женщины Оласабль в первую очередь матери, потом хозяйки, а уж потом жены» — так про них говорили, и так оно было на самом деле. Однако Энрике долго не соглашался усыновить Мартина. С болью он вспоминал о своем приемном сыне Августо и опасался повторить печальный опыт. Дни шли, малыш прогостил в имении больше месяца, и когда генерал Хайме наконец приехал за ним, то Энрике понял, что не в силах расстаться с мальчиком. Так на склоне дней Энрике с Марией вновь почувствовали себя родителями.