Бессильная - Лорен Робертс

попадать в бокс, должны входить через дверь у тренировочной площадки. Так что, Ленни, ты должен впустить их, так как дверь открывается только изнутри, и оттуда ты можешь отправиться по туннелю в сторону Чаши. Понятно?

Ленни отрывисто кивает. — Понял.

Мы разговариваем еще как минимум час, обсуждая детали. А потом мы с Ленни встаем, чтобы уйти, разминаем затекшие тела, машем на прощание и поднимаемся обратно по лестнице.

Когда мы выходим на улицу, меня обдувает прохладный ветерок, и я снова начинаю дрожать. Ленни обнимает меня за плечи и прижимает к себе, другой рукой взъерошивая мои волосы. Я смеюсь, отталкиваю его ладонь, пытаясь пригладить сумасшедшие серебристые пряди, рассыпавшиеся по плечам.

— Завтра бал, — говорит Ленни, почти торжественно.

— Завтра бал, — отвечаю я, мой голос едва превышает шепот.

— А потом будет последнее Испытание. — Он смотрит на звезды, которые смотрят на нас сверху вниз.

Я выдыхаю дрожащий смех, похоже, не в силах подобрать слова, так как говорю: — А потом — последнее Испытание.

Ленни смотрит на меня глазами, полными смеха. — Кто ты, попугай или Пэйдин?

Я фыркаю и откидываю голову назад, чтобы посмотреть на звездное небо. Мой ответ тихий, задумчивый. — Я не знаю, кто я.

Я чувствую, как меня сжимают за плечо, и поворачиваюсь, чтобы увидеть Ленни, улыбающегося мне. — Ты — Пэйдин Грей. Серебряный Спаситель, серебряный язык, быстро вонзающий свой серебряный кинжал в людей.

Глава 48

Кай

Крики. Ужасные, мучительные крики бьются о мой череп, эхом отдаются в голове.

Она.

Это она.

Я бегу по коридорам замка, потею, ищу, кричу, ищу ее.

Единственный ответ — крик о помощи, мольба о пощаде.

Я распахиваю ее дверь, врываюсь в комнату и осматриваю темноту.

Что-то серебристое сверкает в лунном свете, проникающем через открытое окно.

Вот оно.

Ее волосы. Должно быть, это ее прекрасные серебристые волосы.

Но то, на что падает мой взгляд, не красиво.

Нет, оно разбито.

Она вся в крови, сидит в луже. Слезы текут по ее лицу, теперь искаженному в агонии.

Боль за гранью понимания.

Страдания, от которых невозможно спастись.

Я снова замечаю серебристый блеск, но это не ее волосы, как мне показалось раньше.

Кинжал.

Это ее кинжал.

Его острие упирается ей в грудь, пуская кровь, которая стекает по ее телу и отражает слезы, текущие по ее лицу.

Какая жуткая симметрия.

Я вдруг оказываюсь рядом с ней, стоя на коленях в луже крови. Ее крови.

Она не видит меня, не говорит, не делает ничего, кроме крика.

Злость. Я никогда не видел такого страдания.

— Пэйдин! Пэ посмотри на меня!

Ничего. Никакой реакции.

Снова рыдания. Больше крови.

Я хватаюсь за тонкую рукоятку кинжала, который она медленно втыкает в свое сердце.

Она вся в крови.

Кровь такая липкая, что прилипает к моим рукам, ползет вверх по рукам, покрывая меня тем, что я никогда не смогу смыть.

Я никогда не хотел, чтобы на моих руках была ее кровь. Никогда — ее кровь.

Она медленно поворачивает голову, ее залитое слезами лицо теперь обращено ко мне.

— Сделай так, чтобы это прекратилось.

Она хнычет.

Пэйдин не хнычет.

— Это так больно. Просто, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось. Пусть это прекратится. Прекратится!

Рыдания сотрясают ее тело, а я держу кинжал неподвижно, пока она отчаянно пытается вонзить его в свое прекрасное сердце.

— Мое сердце болит.

Снова рыдания. Еще крики о том, чтобы позволить ей умереть.

Это неправильно. Это очень неправильно.

Пэйдин слишком сильная, слишком упрямая, слишком особенная.

Она не может умереть. Я не позволю. Ни от ее руки, ни от чьей-либо другой.

Ее крики раскалывают мою душу, мою голову, мое сердце.

Я не могу этого вынести. Не могу. Я больше не могу.

Я чувствую, как слезы застилают глаза, текут по лицу.

Теперь я умоляю.

Я умоляю ее остаться. Чтобы она жила. Ради меня.

Возможно, я даже кричу, рыдаю, трясусь.

— Кай?

Я поворачиваю голову и сквозь дымку истерики различаю долговязую фигуру, нависшую надо мной.

На его лице знакомая мальчишеская ухмылка, несмотря на кровь, вытекающую из груди, где глубоко засела метательная звезда.

Он падает на колени, глаза блестят и смотрят на меня.

На этот раз я слышу, как крик вырывается из моего горла, когда я бросаюсь к нему, обнимаю его, умоляю его жить.

Шаги гулко отдаются от стен, и я поднимаю голову, чтобы увидеть десятки тел, окружающих меня. Все окровавленные и умоляющие. Все — мои жертвы.

Они смотрят на меня, в их взглядах горит ненависть к человеку, который их убил.

Я знаю каждое из их лиц. Каждая из их ран нанесена мной.

Они кружат вокруг меня. Стервятники, предвкушающие смерть.

И тут я слышу звук, который мне слишком хорошо знаком.

Тошнотворный хруст металла, рассекающего кости, рвущего сухожилия, мускулы, обхватывающие лезвие.

Она падает на землю — кинжал в сердце, губы в улыбке.

Я кричу.

Я поднимаю ее на руки, зачесываю назад ее окровавленные волосы, что-то говорю, но не знаю что.

Мой разум оцепенел. Мое сердце онемело.

Все онемело.

Она улыбается в смерти, как будто счастлива, что избавилась от жизни.

Счастлива, что избавилась от меня.

Я — горе. Я — печаль.

Я — мучение.

Я думаю, что тоже могу быть мертв.

Просто разлагаюсь изнутри.

Глава 49

Пэйдин

Крики. Никогда еще я не слышала агонии в такой грубой форме.

Я только что забралась в постель, вернувшись из Лута, и тут же сбросила с себя одеяло и вскочила на ноги. Я металась по темной комнате, спотыкаясь об отброшенные сапоги, небрежно лежащие на полу.

Когда мои пальцы наконец-то обхватывают прохладную ручку двери, я с силой распахиваю ее и выхожу в затененный коридор.

Раздается крик, и я замираю на месте.

Это он.

Не знаю, откуда я это знаю, ведь я никогда раньше не слышала, как будущий Энфорсер кричит, но что-то тянет меня в сторону его комнаты. Мои ноги двигаются сами по себе, с каждым шагом приближая меня к нему.

Я останавливаюсь перед его дверью.

Что я делаю?

Я не могу просто так войти в его комнату. Ведь так?

Неправильно.

Это плохая идея.

Да, но это плохая идея, которую я хочу осуществить.

Из его горла вырывается еще один мучительный крик, и я без колебаний распахиваю дверь. Темнота поглощает меня, и я снова спотыкаюсь в комнате, глаза напряжены, чтобы видеть, руки протянуты, чтобы направлять.

Появляются очертания кровати и лежащего на ней тела. Я