Одиссея Варяга - Александр Чернов

И это было вторым событием. В результате которого самодержец впервые лично и серьезно скорректировал планы Петровича и Вадика.

– Я прочел пояснения к чертежу этой миноноски, Михаил Лаврентьевич. То есть, как назвал ее или его Всеволод Федорович – "торпедного катера". С учетом того, что в самой форме корпуса кроется источник повышения его скоростных данных, я не хочу отдавать этот заказ за рубеж. Даже немцам. Ибо мы еще не в тех отношениях. Надеюсь – пока не в тех…

И на счет двигателя этого, американского… Незадолго до вашего появления в Петербурге, был у меня разговор с вице-адмиралом Верховским. Он тогда рассказывал мне о скоростных катерах и их гонках. Увлекательно, кстати! Может быть после войны и у себя нечто подобное организуем…

Так вот: в Германии с инженером Даймлером уже более десяти лет работает наш соотечественник. Звать его… Фамилию только запамятовал сейчас. Но не суть важно, вспомню обязательно… По словам Владимира Павловича, инженер этот ему рассказывал, что при его содействии немец уже выстроил и продает газолиновую машину силою в 350 лошадей. Более того, этот наш изобретатель как раз сейчас строит скоростной катер уже со своей машиной в 450 лошадей. Кроме того он достиг выдающихся успехов в конструировании двигателей для авто.

Он был в Петербурге еще год назад, и тогда демонстрировал мне немецкие грузовые машины с его двигателями. Мы закупили их для флота, а на "Лесснере" по лицензии Даймлера их строят и сейчас. Он там консультантом, хотя и живет в Германии. Верховский мне говорил недавно, что в случае нашего интереса он в четыре дня готов быть в Петербурге. Стоит пригласить, как вы думаете?

– Несомненно, государь! Если это так, и разница по силам в полтора раза, тем более наш, русский… Полагаю, что это немедленно нужно сделать. И кроме того, предлагаю пригласить как можно скорее Алексея Николаевича Крылова – заведующего опытовым бассейном. Будущее показало, Ваше величество, что это великий ум… Больше того, впоследствии он станет самым знаменитым российским ученым-кораблестроителем.

– У нас был уже один знаменитый… Так его круглое создание, похоже, больше никогда из Севастополя не вылезет…

– Ваше Величество, это, клянусь Вам, – совсем другой случай. Адмирал Попов все-таки не был ученым-кораблестроителем. В нашей же ситуации, именно с Алексеем Николаевичем нам и нужно обсудить все моменты по этому катеру, по винтам в частности, да и где строить, из чего, если у нас. Может быть в Або?

– Что ж. Давайте пригласим Крылова… С этой его вечно торчащей, неухоженной бородой… Аликс его уже увидела однажды… И чуть не испугалась до полусмерти. А ей бы это ох как сейчас ни к чему… Хотя, при чем здесь борода, конечно… Дело есть дело. Можно даже сегодня, часа за два до ужина…

Да, кстати! Вспомнил! Фамилия того инженера Луцкой! Или Луцкий… Точно Луцкий!

– Ваше величество, Николай Александрович, а что если мы сами к Крылову, посмотреть как там опыты в бассейне идут, съездим? И ничего нас смущать не будет. Кроме того лучше день другой подождать, пока Луцкий приедет, и его туда же пригласить. Вы сами прибудите инкогнито, поскольку вопрос важнейший, и уши лишние не нужны вовсе.

– Разумно… А переговорим у Менделеева, в лаборатории. Так по этому вопросу и порешим пока. Из флотских приглашу только Дубасова и Чухнина. Секретным предписанием. Рожественский сейчас на "Ростиславе" стрельбы организовывает для комендоров с "бородинцев". Не буду его отвлекать…

Ну, что ж. Значит, до завтра, Михаил Лаврентьевич. А в пятницу с утра поедем смотреть "Орла", раз уж Вы так настаиваете…

И так изо дня в день. Кроме перманентных попыток изменить мировозрение царя в отношении внутренней ситуации в России, Вадику приходилось координировать игру на бирже, продавливать просьбы и заказы двух своих товарищей через инстанции, держать руку на пульсе подготовки к уходу на Восток новых эскадр, организовывать на будущее опережающее развитие российской военной техники и следить за перестановками в командовании армии и флота. Да еще и антибиотики: расчеты, склянки, шприцы, живые мыши, дохлые мыши… Каждый божий день хронический недосып накапливался и вот однажды, когда он наконец достиг критической массы, у доктора элементарно сдали нервы…

****

Через двое суток, во время очередной "беседы без свидетелей" в Александровском дворце Царского Села, хронически не выспавшийся Вадик по просьбе августейшего собеседника излагал некоторые подробности того, что случилось в итоге трагического развития русско-японской войны в его мире, и как этого не допустить. Хорошо отдохнувший и погулявший с утра по парку Николай его, как всегда, очень внимательно слушал. И как обычно, после выслушанного, стал излагать, что следует делать. Ни на йоту при этом не изменив ни одного своего решения по сравнению с известной Вадику историей. Внезапно терпение слушателя императора, далеко, кстати, не самая ярко выраженная черта характера Вадика, иссякло. Он схватил со стола хрустальную пепельницу и от всей души швырнул ее в стену. После этого в наступившей мертвой тишине раздался странно шипящий голос Банщикова. У него вместе с крышей сорвало и предохранительные клапана, которые до сих пор охраняли самодержца от самых неприятных моментов истории будущего.

– Ваше пока еще величество, вы можете делать все, что вам захочется, но когда вы это делали в моем мире, то очень плохо кончили. И не только вы, всей вашей семье пришлось расплачиваться за вашу полную неспособность управлять Россией в критический момент. Вы помните, я вам говорил, что ваш сын дожил до тринадцати лет? Знаете, почему только до тринадцати? Да потому, что те самые революционеры, которых вы всерьез не воспринимаете и планируете разогнать одним полком гвардии, в семнадцатом году придя к власти, расстреляли не только вас, но и всю вашу семью!

На Николая Второго, который искренне любил своих дочерей и жену, было жалко смотреть. В одно мгновение из уверенного в себе человека и государя крупнейшей в мире страны он превратился в жертву своего самого страшного кошмара. Но Вадик, намертво закусив удила, больше не намеревался щадить чувства и самолюбие самодержца.

– В подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге в вас и ваших домочадцев сначала выпустят по барабану из револьвера, а потом тех, кто будет еще жив – от корсетов дочерей пули из наганов будут рикошетить – добьют штыками…

– Прекратите, – слабо прошептал Николай, но Вадик уже не слышал ничего, его понесло.

– Потом, чтобы тела не опознали, на лицо каждого выльют по банке кислоты, а сами лица разобьют прикладами винтовок.

– Пожалуйста, перестаньте, – слабо и тщетно взмолился Николай.

– Останки потом будут сброшены в шахту в глухой тайге, где их и найдут только в девяностые годы. А сама Россия, проиграв гораздо более серьезную войну, чем Русско-Японская, на пять лет скатится в братоубийственную гражданскую! Но это будет еще не конец… За сорок последующих с этого дня лет пятьдесят миллионов наших соотечественников погибнут насильственной смертью. ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ. И истоком этого безумного крававого потока явится Ваше, Николай Александрович Романов, царствование…

– Хватит!!! – уже не шептал, а кричал Николай.

– Зато можете радоваться, Вас потом канонизирует церковь, и станете вы великомучеником и страстотерпцем Николаем, – с убийственно злым сарказмом продолжал крушить хрустальные замки царя Вадик, – за такое и всю семью подвести под расстрел не жалко, не так ли, Ваше Величество? Оно того уж точно стоит…

– Не надо, пожалуйста, не надо!!! – у Николая началась первая в зрелом возрасте истерика.

– Не надо? Так а я-то тут при чем? – удивился Вадик, – Я-то ничего, что к этому привело, не сделал. Меня тогда еще вообще не было, не родился я. Даже родители моих бабушек и дедов еще не встретились. Вас, Николай Александрович, простите, в МОЕМ (выделил голосом Вадик) мире, не поддержал НИКТО. Вы умудрились, пытаясь угодить всем, наступить на мозоль каждому. Даже дворянство и малограмотные крестьяне, которые сейчас на вас молиться готовы, через тринадцать лет пошли против вас. И при известии о вашей гибели больше злорадствовали, чем горевали. И вы хотите повторения ЭТОЙ истории? Тогда можете спокойно продолжать в том же духе, а я, пожалуй, перееду в Новую Зеландию, там-то в ближайшие лет сто будет тихо, на мой век хватит…

– Но можно ли еще что-то изменить? Ведь это в вашем мире уже было… Может, это все-таки свыше предопределено, – подавлено отозвался Николай.

– Хрена лысого что-то вообще может быть предопределено! – грохнул по столу кулаком лекарь Вадик (или Миша – он уже и сам запутался), – у нас и "Варяг" не прорвался, и Макаров на "Петропавловске" погиб на мине 31-го марта, а тут – все это уже пошло по другому!

– Так, может, тогда и подвала этого Ипатьевского монастыря не будет, если все уже пошло по-другому? – встрепенулся Николай.