Новый Белкин (сборник) - Наталья Иванова

А может, узнал. И что-то понял. Жизнь умнее планов, согласно которым люди – материал. Материалом по теме называют Стремухина «одноклассники». «Материал» – все люди (и весь мир) для старого хрыча, в оны годы служившего на канале Волга-Москва, убившего здесь какого-то зэка, избежавшего расстрела (научил начальника ловить хитрого сома), всегда выполнявшего все установления, а теперь ежедневно рыбалящего на этом самом (столько чудес сулившем и так обманувшем!) канале. Даже вкусивший в Бухте истинной радости (толком этого не понявший, но душевно исцелившийся) Стремухин, призывая автора (своего одноклассника – здесь без обмана!) написать о том, «как человек встает с колен», готов помочь ему «подробностями и материалами». Но никаких «материалов» нет – есть люди, их судьбы, их соблазны, их тайны, которые можно только угадать и придумать, но не раскрыть вполне. Есть люди и их неодолимая тяга к радости, некогда воспетой Шиллером:

У грудей благой природыВсе, что дышит, Радость пьет!Все созданья, все народыЗа собой она влечет;Нам друзей дала в несчастье —Гроздий сок, венки харит,Насекомым – сладострастье,Ангел – Богу предстоит.

Чудо не в том, что злая и глупая афера лопнула (в план вкралась ошибочка – квартиру Стремухин уже продал), а в том, что «одноклассники» не готовы к своей подлянке. Самая лучшая из них, Майя (для подельников – «Александра»), мечась по Бухте, всей душой хочет, чтобы план сорвался. И за то получает награду – ровно ту, о которой грезила. Не «счастье в личной жизни», а миг радости, зато – чистой. Автор молчит о том, что сталось с Майей потом, но поскольку разделивший ее радость Стремухин (он так и не узнал, кто и зачем зазвал его в Бухту) сумел выпрямиться (и любовь нашлась, и друзья оказались друзьями, и боль вины отступила, и семейная тайна приоткрылась, заставив героя наконец увидеть ушедших – мать и неведомого прежде отца), то веришь и в счастье Майи.

Что же до остальных «одноклассников», то от греха и они ускользнули, но большего не заслужили.

Кто ж не мог любить, – из кругаПрочь с слезами отойди!

Вот и не досталось им – в отличие от Майи – места на странном пиршестве, застольцы которого – бывший офицер, а теперь трактирщик Карп, его служащие Гамлет и Карина, пилот, катающий пляжников на самолетике, рыжий мальчик с рыжей подружкой, навязавшийся со своим шашлыком (куда ж огромную кастрюлю мяса девать?) Стремухин – собирались поздравить Ишхана, а вынуждены были его (и всех, кого любили и с кем простились навсегда) поминать.

Радость не отменяет боли, гнева, сознания несправедливости. Ишхана очень жалко. И не его сыну Гамлету и невестке Карине в ту ночь утешиться тем, что Ишхан снова с Ливой. Как и Стремухину – тем, что мать, в смерти которой он себя винит, наконец соединилась с его отцом, которого всю жизнь любила и ждала. Всему свой черед. Рай на земле невозможен, но и ад не так силен, как мнится всякой мрази.

А у рыжих тинэйджеров все получится. Девочка, что не позволила любимому лишнего и расскажет отцу (хозяину чудо-сада, где растут чудо-яблоки всех сортов) правду о том, что с ней приключилось, знает: жить надо правильно. И радостно. Возможно, она вразумит не только своего рыжего рыцаря, но и всех нас.

Нашу длань к Твоей, Отец,Простираем в бесконечность!Нашим клятвам даруй вечность,Наши клятвы – гимн сердец!

Расслышать сквозь грохот магнитофонов, писк мобильников, урчание иномарок, треск крушимой мебели, рев ливня, каскады матюгов, истеричное хихиканье на грани плача и подлинно мучительные стоны мелодию Шиллеровой оды, сохранить ее чистоту, гармонию и силу, построить на ней сверхплотный сегодняшний роман – это значит указать путь в волшебный край чудес, иначе – в Бухту Радости. Что Дмитриев и сделал.

7 мая 2007

Счастье у разбитого корыта

Борис Екимов. Предполагаем жить // «Новый мир», 2008, № 5, 6

Действие первой главы повести Бориса Екимова разыгрывается в здании банка. Герой попадает туда случайно:

«Молодой человек просто шел по улице, томимый жарой, почуял прохладу за этими стенам, поднялся по ступеням. Стеклянные бесшумные двери гостеприимно раздвинулись перед ним, приглашая».

Сильной сюжетной нагрузки вступительный эпизод не несет. Хотя повествование начинается страшновато («Два охранника – крепкие ребята в форме – ловко подхватили нарушителя под руки, считай, понесли, его как пушинку. В сильных руках он бился, словно птица, кричал: – Не надо!! Не надо меня забирать! Я не хочу в темноту! Помогите!! Я ничего плохого не делал! Мне было жарко! Понимаете, жарко!!»), ни в чем не повинного Илью Хабарова быстро узнает и выручает опытный начальник службы безопасности. Более того, приключение в банке не надломит психики героя. (Как, впрочем, и предшествующее, гораздо более страшное: его, сына владелицы сети магазинов и хлебозавода, младшего брата кандидата в мэры города-миллионника, похитили и продержали несколько суток в холодном темном подвале.) Сцена введена ради монолога Ильи – травмированный недавней бедой, только что ставший свидетелем мгновенной смерти своего больничного знакомца, истомленный городской жарой, он сперва принимает офисную декорацию («рукотворный поток в конце пути своего, на первом этаже вестибюля, растекался невеликим озерцом в каменном ложе с зелеными берегами и исчезал около огромной стенной мозаики, изображавшей реку, зеленый луг, а дальше – лес»), а уяснив что к чему, горько сетует:

«Обманная река! Обманный лес! А надо жить по-настоящему. Должна быть настоящая река... Мы должны жить у настоящей реки, у живой воды, потому что это одна из радостей, самых великих, нашей единственной жизни».

О жизни у воды будут потом грезить самые разные персонажи – от обреченного соузника Ильи до олигарха-миллиардера (вполне симпатичного, но, судя по всему, тоже обреченного). Известно, как заканчивается ставшая заглавьем повести пушкинская строка – да в тексте и прямо цитируется «Пора, мой друг, пора...» Как и финал «Сказки о золотой рыбке», который дядюшка героя, бывший «большой милицейский начальник», а ныне подручный амбициозного молодого олигарха, считает «счастливым»:

« – Как нынче говорят, хеппи-энд, сказка...

– Какой же это – счастливый? – засмеялся Илья.

– Очень счастливый, Илюша.... Где старуха сидит?

– У разбитого корыта.

– У своей землянки она сидит, дурачок, на пороге дома родного. А могла бы так загреметь... Рыбка-то не простая, друг мой, а золотая. Могла бы эту старушку так законопатить... А она ей и землянку оставила, и старика-кормильца. Все живые, здоровые... Одним словом, как в сказке».

Тертый мужик думает о том, что ждет его великолепного (повторю: не только «крутого», но и обаятельного, не утратившего человечности) хозяина. Старые знакомцы из высших сфер только что намекнули: миллиардер слишком высоко берет, пора бы остановиться. Но раздумья экс-милиционера, в которых сплетаются холодный расчет (не лучше ли спрыгнуть с колесницы, если возничего не остановишь?), тоска уставшего человека по покою и воле и осознание невозможности выйти из «дела» (отказаться от бешеных денег, без которых уже нельзя обойтись) странным образом аукаются с благословляющим сегодняшнюю полунищую жизнь рассуждением терпеливой деревенской старухи, помнящей не только позднесоветское (весьма относительное) благополучие, но и годы раскулачивания. Старуха живет у реки с внуками и правнуком (дети в основном на заработках, хорошо, если не очень далеко от дома; любимый сын – отец главного героя, замечательный доктор, о котором помнят и в родном хуторе, и в большом городе – безвременно умер) – и радуется тому, что Бог дает. Кажется, все просто: с одной стороны – новые (хоть в большинстве – с советским прошлым) хозяева жизни, которые никак не могут уняться, с другой – вечная терпеливица. Только напрашивающихся банальных выводов (добрые и честные бедняки, бессовестные жадные скоробогачи) из повести Екимова вытянуть невозможно. Как ни жалеет писатель порушенную деревенскую жизнь, хамства и злобы многих разоренных селян он не прячет; как ни понятны укоры «деловым людям», почти никого из них невозможно счесть только корыстолюбцем. Должен же кто-то налаживать хлебозаводы и закупать линии детского питания? И разве став мэром (если станет), старший брат героя не принесет городу пользы? И кто в конце концов позаботится о сирых и убогих, если не те же богатеи, у которых постоянно кто-то просит денег? И кому полегчает, если могучего олигарха (тратящего свою прибыль не только на тримальхионовы пиры – хоть и на них тоже) «остановят», то есть вычеркнут из жизни? (Возможно, именно это и происходит в финале повести, хотя точных сведений о катастрофе, в которую попали долларовый миллиардер и все-таки сохранивший ему верность отставник, нет, а главный герой заставляет себя верить в лучшее.)