Соседи (СИ) - Коруд

— до дна, досуха. Выпотрошили, выскребли до основания. Малец молчал, склонив голову к плечу. «Это чтобы лучше слышать тебя…». Он и впрямь слушал, и впрямь хотел поверить в то, что жизнь не кончена.

А она не кончена. Она не должна кончаться, потому что ты решил сдаться. Когда ей кончаться, она определит без тебя. И, положа руку на сердце, вряд ли в этот момент ты окажешься готов с ней расстаться.

— А для кого-то смысл — это ты. Или станешь… смыслом, — голос у малой дрожал, ей, похоже, тоже тяжело давались слова. — Ведь у тебя точно есть друзья. Может быть, даже девушка… А однажды ты услышишь, как озорно смеется твой ребенок, когда ты щекочешь его пятки, и в эти минуты ты не сможешь оторвать от его солнечного лица глаз. Только представь себе… — выдохнула она, будто сама это всё сейчас проживала. — Говорят, это особенная любовь, точно стоит того, чтобы тут задержаться. Ты найдешь в его чертах черты своих родных, он будет смотреть на тебя их глазами… Они продолжатся в твоем ребенке… Как в той песне{?}[Баста — Сансара]… Помнишь? И ты будешь счастлив… У тебя столько всего впереди… Всё еще впереди! Сколько тебе лет?

— Девятнадцать…

«Для детей рановато, конечно, но посыл…»

Егор попробовал представить нарисованную Ульяной картину. Он бы наверняка запомнил, если бы в детстве ему щекотали пятки. Такое вряд ли забывается. Попробовал представить, как сам заливается смехом. Попробовал представить себя щекочущим пятки своему ребенку папашей — и грудь ощутимо сдавило. Если когда-нибудь, хоть когда-нибудь, у него будут дети, хоть один, он целыми днями только и будет его щекотать — пятки, подмышки, ребра, снова пятки. И смотреть на это «солнечное лицо». И пусть его деть не взглянет на него глазами его близких, всё равно…

Правда… для детей нужны двое, нужно еще найти, нужна семья.

Вестимо, не его случай.

Можно усыновить… Но… Кто отдаст ребенка одиночке? Требования к опекунам всегда были жесткими.

Хочется стать для кого-то смыслом, да?

Да. Очень.

— Давай я помогу тебе оттуда выбраться… — не двигаясь с места в ожидании разрешения подойти, произнес Егор. — Постоим, покурим, поговорим… А через неделю у нас сольник, организую тебе вписку, познако…

Резкий раздраженный автомобильный гудок, спустя какую-то секунду вылившийся в какофонию безумных уличных звуков, распахнувшиеся глаза малой, её стремительный рывок к парапету — всё случилось в один миг, произошло на их глазах. Там, где только что находился тот парень, больше никого не было… Никого. На единственную секунду мир встал. Перестал вертеться, выключил все звуки. Чтобы через мгновение ожить и сделать вид, что ничего не заметил.

— Е-… Егор?..

Бросившись к перилам, он пытался высмотреть в воде тело, но зацепиться глазу оказалось не за что. Течение шло на них, и Егор кинулся к противоположной стороне моста, предполагая, что мальчугана успело пронести за их спины. В голове успела мелькнуть шальная мысль прыгать следом, рука уже потянулась к вороту, но Ульяна — в мозг она, наверное, умеет лазить, чем еще это можно объяснить? — тут же вцепилась в предплечье мертвой хваткой.

— Нет! Нет! — яростно замотав головой, закричала она. — Не надо!

К этому моменту Уля уже натурально рыдала: нос покраснел, нижняя губа дрожала, руки тряслись. В затуманенных глазах стояли слезы — прорывались из неё всхлипами, лились по щекам ручьями, низвергались с подбородка водопадами. Такое — второй раз на его памяти. Второй раз она так плачет. Первый раз случился в его шестнадцать лет, когда ушел её отец… И… Господи Боже, или кто там, на небе, есть? Есть там кто? Кого просить? Как это вынести? Как на это смотреть и не пытаться сделать хоть что-то, лишь бы ей стало легче, лишь бы пригасить её страх? Как не желать забрать на себя хотя бы часть её боли, обернувшись каким-нибудь Коржиком? Как разрешить себе такой простой и привычный у обычных людей жест, понимая, что тебе же и аукнется? И, возможно, куда сильнее, чем ты думаешь.

К ним стремительно приближался небольшой бело-синий катер.

— Малая… — одной рукой загребая её в охапку, а вторую поднимая наверх в попытке привлечь к себе внимание, пробормотал Егор, — сейчас его найдут… Всё будет… нормально.

«Наверное…»

Странное чувство… Ты вроде как пытаешься помочь, а ощущение такое, что помогают тебе. Ты вроде как пытаешься даже в таком положении сохранять какую-то дистанцию и держаться в рамках, но чем мокрее становится твоя футболка, тем условнее становятся рамки и дистанция, а потом ты, чувствуя нарастающее раздражение от себя самого — такого, блядь, принципиального приверженца отношений на расстоянии вытянутой руки, не ближе, — плюешь просто на всё, потому что футболка ну совсем уж мокрая, хоть выжимай, и плечи трясутся под рукой. Краем глаза следишь за происходящим на реке. Она даже не видит, что парня достают прямо сейчас — причем, кажется, живого. Из-под моста — заметить его под мостом было, конечно же, невозможно. Может, чудом войдя в воду под более или менее правильным углом, не переломав себе о дно ноги и выплыв, он смог зацепиться за кусок какой-нибудь ржавой, торчащей из опор арматуры, может… Да какая разница, как его уберегли?

Там, внизу, голоса, перекрикиваются люди, кто-то даже смеется, кто-то, задрав подбородок, кивает головой и вскидывает руку с поднятым вверх большим пальцем.

— Смотри, малая… — наконец очнулся Егор. — Живой… Твоими молитвами.

Опустил руку, давая ей возможность убедиться во всем собственными глазами. Ульяна вскинула голову, всхлипнула, с усилием вытерла щеки тыльной стороной ладони и отступила на шаг. Глаза забегали по катеру и людям.

— В одеяле вон. Синем. Видишь? — доставая из кармана пачку, спросил Егор. Как всё-таки вовремя он позаботился о сигаретах. Не перекурить вот это вот всё сейчас — просто преступление против собственной нервной системы.

Помедлив, малая кивнула, тягостно и рвано вздохнула, шмыгнула носом, а потом дрожащей рукой изъяла из открытой пачки сигарету и забрала из руки зажигалку. Чиркнула и с третьей попытки прикурила. Попробовала затянуться и ожидаемо тут же закашлялась до слёз из глаз. Но это её не остановило. Вид она имела такой безучастный, словно бездумно перекуривает на лавочке — так обычно выглядят заядлые курильщики, уже не осознающие процесса. Егор, склонив голову, наблюдал за тем, как продолжат развиваться события. С одной стороны, порыв ему кристально ясен, сам он без сигареты сейчас бы не обошелся, и тут всё понятно: Ульяна наивно полагала, что вот этим успокоится. А с другой… Она даже не представляет, на что подписывается. Что это