Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо - Анна Александровна Матвеева

но потом всё-таки признавал главное: «Слава богу, он верит в свой талант и надеется на будущее».

Между тем Прахов привлёк Врубеля ещё и к работам над реставрацией Владимирского собора. К несчастью, его эскиз росписи «Воскресение» так и не был принят. Позы римских стражников показались заказчикам нарочитыми, «неканоническими», а кроме того, художник по неопытности допустил чисто технический просчёт, не вписав в эскиз дверь храма (орнаменты, созданные Врубелем, можно увидеть в соборе по сей день).

Неудачи, конечно же, огорчали Врубеля; впрочем, он был пока ещё молод и относительно здоров, хотя первые признаки душевной хвори проявились уже в Киеве. Прахов даже посоветовал Михаилу уехать на время в Италию, посетить Венецию и Равенну, и Врубель действительно совершил эту поездку. Вернувшись в Киев, он реставрировал мозаики в барабане купола Софийского собора, продолжал трудиться над фресками Кирилловской церкви, а в свободное время делал портреты, если лицо модели казалось ему примечательным. «Девочка на фоне персидского ковра» (1866, Музей русского искусства, Киев) была написана с маленькой дочки ростовщика Дахновича, которого художник, надо думать, посещал не из любви к искусству. Печальные огромные глаза этой девочки, проникающий в душу зрителя взгляд напоминают сразу и грядущего «Демона», и «Царевну-Лебедь», и прекрасного «Ангела с кадилом и свечой» (1887, Музей русского искусства, Киев). Отец малышки от портрета отказался.

Можно долго рассуждать о становлении художника, о том, как непросто он искал собственный путь, отвергая протоптанные коллегами удобные дорожки… А можно сказать так: в Киеве начался расцвет Врубеля, здесь он обрёл свою особенную, сказочную, совершенную манеру письма. Его ангелов, демонов, печальных дев, его благоуханную сирень невозможно перепутать с работами других живописцев: даже тот, кто не силён в атрибуции, скажет сразу – это Врубель.

Любопытно, что и сам художник со временем станет считать вершиной своего творчества росписи Кирилловской церкви. Бывая в Киеве, он часто подолгу наблюдал свои работы и однажды, стоя перед «Надгробным плачем», произнёс не без горечи: «Это то, к чему бы следовало вернуться».

С Киевом связана ещё одна важная глава жизни Михаила Врубеля – первое знакомство, а точнее, столкновение с «Демоном». На сцене оперного театра в Киеве поставили «Демона» Рубинштейна, либретто которого, как известно, было написано по мотивам поэмы Лермонтова. На Врубеля спектакль произвёл колоссальное впечатление, и он уже тогда буквально заболел образом Демона. Это была самая настоящая одержимость, она-то в итоге и приведёт Врубеля к трагическому финалу…

Разгадать Демона для художника значит нарисовать его. Врубель внимательнейшим образом изучал иллюстрации к поэме, пытаясь ответить себе на вопрос: кем же был тот страдающий низверженный ангел?.. Первого «Демона» Врубель написал в Киеве, но работа эта не сохранилась. Михаил Александрович довольно легкомысленно относился к своим полотнам – мог писать одну картину поверх другой, если его вдруг увлекал новый сюжет, а холста под рукой не было. Скорее всего, схожая судьба постигла и первого «Демона»…

Интересное свидетельство о том, как работал Врубель, оставила петербуржская художница, восторгавшаяся его творчеством, Анна Остроумова-Лебедева:

«Я была страстной поклонницей его вещей и с неослабным вниманием наблюдала за ним. Он был неразговорчив, неоживлён и по наружности непримечателен, но его живописные вещи вызывали во мне восторг и непонятное волнение. Его сочетание красок было неожиданно, терпко и необыкновенно полнозвучно. Сочетание холодного зелёного цвета со всеми оттенками синего или лилового он впервые внёс в живопись. И как его живопись звучала! Какая насыщенность! <…> Помню, как он незадолго до своей болезни заканчивал на выставке “Демона”. Картина была уже повешена, и он всё-таки каждый день приходил и что-то переписывал. Даже в день открытия выставки, когда уже ходил народ, он, взобравшись на лестницу, вновь её переписал, всё изменив. Чувствовалось, как он стремился с величайшим напряжением уловить то, что ему так хотелось реально, в красках в ней выразить».

Пребывание в Киеве затянулось, Врубель чувствовал, что настало время что-то менять. В 1899 году он решил ехать в Москву. Валентин Серов, бывший сокурсник, свёл Врубеля с Саввой Ивановичем Мамонтовым, отцом «девочки с персиками». Мамонтов сразу же высоко оценил талант Врубеля (к Забеле, блиставшей в его частной опере, он был, к сожалению, настроен холоднее и периодически «затирал» её, лишая партий на театре), пригласил жить к себе в усадьбу, обеспечил заказами и выделил студию в московском доме, где Врубель начал пробовать себя в скульптуре, о чём давно мечтал. В 1890 году миру явился «Демон сидящий» (Третьяковская галерея), одна из самых знаменитых работ Врубеля, завораживающая своей печалью, полная мрачных предчувствий и таинственной, нездешней красоты. На рубеже 1890–1891 годов Врубель создал цикл иллюстраций к собранию сочинений Лермонтова, и эти прекрасные пугающие картины лишили сна не одного впечатлительного ребёнка (помню, как я, автор этих строк, листала книгу с зажмуренными глазами, чтобы не видеть измятых губ Демона и его огненных всевидящих очей). Мамонтов, может, и не был в восторге от работ Врубеля той поры, но свято верил в его гениальность.

Меценат во всём поддерживал протеже, тот путешествовал вместе с семьёй благодетеля по Европе, побывав в Испании, Франции и Греции. А вот супруга Саввы Ивановича терпеть не могла Врубеля, считала его «богохульником и пьяницей». Широкая публика, ознакомившись с новым иллюстрированным изданием Лермонтова, тоже была не в восторге: художника бурно ругали, вновь осуждая за неканоническое отношение, только теперь уже не к религии, а к русской классике.

Литература, театр и музыка – три главных доминанты творчества Врубеля, создавшего за свою жизнь немало картин, панно, скульптур по мотивам всем известных произведений: от русских народных сказок до «Фауста», от «Ромео и Джульетты» до «Пиковой дамы». Благодаря Мамонтову он стал получать заказы как художник-оформитель оперных спектаклей – и услышал однажды чарующий голос молодой солистки, репетирующей партию Гретель… Вот тогда Демон и отпустил его душу, на время уступив место Ангелу.

«Человек вполне порядочный…»

Забела действительно была ангел – и по характеру, и в амплуа: злые героини или хотя бы персонажи с душевным ущербом ей попросту не удавались. Для Врубеля Надежда Ивановна стала ангелом-хранителем и, сколько было возможно, оберегала его дух от болезни. Услышав ясный голос Нади на той судьбоносной репетиции, Михаил Александрович позабыл о правилах приличия и вообще позабыл обо всём, желая лишь одного: приблизиться к чуду.

«Я была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: “Прелестный голос!”, – вспоминала Забела. – Стоящая здесь Т.С. Любатович поспешила мне представить: “Наш художник