Королева у власти - Хлоя Пеньяранда

голосом разума. Голосом Фейт. Она стремилась не к мести, а только к единству. Чтобы бороться с гораздо большим злом, которое еще впереди.

Злобный голос прорезал напряженную тишину:

– Кто, по-твоему, ты такая, чтобы говорить, девчонка!

Фейт повернулась и посмотрела вниз на короля Хай-Фэрроу, но не успела выплеснуть вспыхнувший в глазах гнев, когда другой голос ответил за нее с противоположного конца зала:

– Она дочь своей матери. – Агалор смотрел на Фейт широко раскрытыми глазами. Невероятного сходства было достаточно, чтобы стереть все сомнения в ее происхождении. Но в ее внешности прослеживались не только материнские черты. – Моя дочь, – почти прошептал он.

Слова прозвучали достаточно ясно, и Рейлан почувствовал отразившиеся на лице Фейт эмоции. Должно быть, это откровение заставило неистово работать ее и без того измученный разум.

Еще до того, как она повернула голову и поймала его взгляд, Рейлан понял, что новость пробудит тьму, которая все это время умоляла ее об отдыхе. В ее взгляде читалась только безмолвная мольба о помощи, и он подхватил ее прежде, чем она успела упасть.

Глава 56

Фейт

Фейт сидела у теплого камина в своих покоях. Впервые за несколько дней она смогла сидеть так долго, чтобы покинуть кровать. Благодаря визитам лекаря ее тело практически исцелилось от ран и ссадин после кандалов, а также боли в костях после ночей в каменной клетке.

Джейкон и Марлоу заняли соседние покои и часто навещали ее. Иногда даже чаще, чем ей хотелось. Не то чтобы она не хотела их видеть, но, как и в случае с Ником и Торией, ей нечего было сказать. Она отказывалась говорить о меняющем все открытии, обрушившемся на нее в самый неподходящий момент. Отказывалась даже видеть Рейлана после событий в тронном зале.

С тех пор она блокировала все чувства. Боль, горе, потрясения – все это переполняло ее, и всего одна неосторожная мысль могла сломить окончательно. Она не могла думать о словах короля Райенелла – не хотела верить в них. Поэтому позволила себе только скорбеть, оплакивая потерю друга.

Фейт поглотило чувство вины. В своем замысловатом плане дистанцироваться от друзей и оттолкнуть Рейлана, чтобы предотвратить предсказанные Отражением ужасные события, она совершенно не подумала, что может потерять молодого стражника. Она могла бы сказать больше и заставить его уйти. Могла стараться сильнее. Каяс был добрым другом и союзником, мечтателем о лучшем мире, и его потеря была невыносимой. Фейт не могла отделаться от мысли, что он заслужил жизнь гораздо больше, чем она.

Дверь позади медленно открылась без предварительного стука. Она не нуждалась в обостренных чувствах фейри и поняла, что подобное поведение не свойственно никому из друзей. А может, у нее развилось шестое чувство по отношению к генералу. Фейт слышала его нерешительные шаги, словно он давал шанс выставить его, как она делала прежде – три раза. Но не в этот раз. Она знала, что рано или поздно должна встретиться с ним.

Позже будут похороны Каяса, и она не хотела чувствовать тяжесть еще одного груза. Поэтому позволила Рейлану подойти, но не оглянулась на него, вместо этого наблюдая за танцем пламени в камине. Когда-то огонь утешал ее, наполнял силой, но теперь лишь вселял тревогу из-за сходства с фениксом – с Райенеллем.

– Как себя чувствуешь? – В ласковом голосе Рейлана звучало беспокойство.

Чувства… Не существовало слов, способных описать глубину ее вины и терзаний. Она не ответила.

Рейлан молча сел в кресло напротив. И они оба молчали долгое время. Фейт никак не могла решить, что хочет ему сказать.

Наконец она нарушила тишину:

– Как долго ты знал? – При этих словах она посмотрела на него, чтобы увидеть правду, когда услышит ответ.

Рейлан нахмурился. На его лице мелькнуло смятение, словно вопрос заставил задуматься над чем-то еще. Он не смотрел на нее, лицо оставалось непроницаемым, пока он наблюдал за янтарным пламенем. И было видно, как тщательно выбирает слова.

– Со дня первой встречи.

Фейт хотелось разозлиться на него. Она заслуживала правду. Даже когда они узнали друг друга, начали сближаться, он все равно выбрал скрывать это от нее. Но эмоции стихли, когда их взгляды встретились, и в ночном небе его зрачков вспыхнула боль. Она не могла сделать ему еще больнее.

– В любом случае это уже не важно, – пробормотала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь.

– Разве ты не хочешь дать Райенеллу шанс – узнать о своей родине?

– Здесь у меня есть все, что нужно. И мне не надо большего, – сказала она, но ненавидела, что слова походили на ложь, еще более очевидную, когда произнесла их вслух.

– Чушь собачья, и ты это знаешь.

Она слегка вздрогнула, когда он вскочил на ноги.

– Можешь обманывать кого угодно, но я вижу тебя насквозь, Фейт Ашфаер. Чего ты так боишься?

Его страсть на мгновение ошеломила ее. То, как он произнес чужое имя, пробудило что-то в душе. Дыхание замедлилось, и она почувствовала прилив… чего-то, что разгорелось в груди подобно гордому пламени. Она быстро погасила слабый огонь волнами вины и горя. Она не заслуживала того, чтобы ее обычное имя сочеталось с именем могущественного рода. Была недостойна этого.

– Мы не в сказке, Рейлан. Человеку не дадут корону и трон из-за каких-то притязаний на имя, с которым он даже не рос.

– Может, ты и не росла с именем Ашфаер, но была рождена с ним. Оно твое по праву. И ты поднимешься до него. Я это видел, Фейт. Тебе не нужна корона, трон и другие проклятые атрибуты, чтобы заявить о себе.

Эти слова повергли ее в замешательство. Робкая гордость боролась с уродливыми семенами сомнений, прораставшими по мере того, как она обдумывала перспективу.

– Мне нет места в чужом королевстве. Там меня никто не примет. Я не принадлежу тому миру.

– Нет, принадлежишь. Думаю, ты уже давно об этом знаешь. И больше всего на свете боишься признать это.

Превозмогая боль в костях, Фейт поднялась на ноги.

– Что пугает меня больше всего, так это то, что я – ничто! – Это прозвучало как признание поражения, чтобы заставить его понять, почему она не стоила его усилий. – Я всего лишь полукровка, ничтожество со способностями, которое никогда не должно было родиться. Каяс мертв! Он умер, чтобы спасти мое гнусное существование! Я ни на что не претендую, ни на какое место, и для всех будет лучше, если я останусь здесь, молчать и скрываться. Здесь