Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень - Виктор Лагздиньш

– Похоже…

– Ну–ну… У меня с полдюжины таких, волю и понюхать как следует не успевают.

– Где его можно найти?

– Виктора? – спросил майор и тут же понял, что вопрос не к месту. – Не знаю, не видел, но кто–то мне говорил… Да, кто же это был? Не дворничиха ли из его прежнего дома? Сейчас позвоню ей…

Майор ловко повел разговор, упомянув о Викторе мимоходом. Была, вероятно, причина, почему с дворничихой следовало говорить обиняками, но по кивку Харий понял, что нужная информация получена.

– Есть у меня тут одна, как я называю, бар–дама, – сказал майор, снимая с вешалки фуражку. – Сходим к ней, так или иначе пора потрясти ее за тунеядство. Дольше месяца ни на одной работе не держится. Конечно, ей нелегко, – майор усмехнулся. – Ночью по кабакам, утром на работу. Кто это выдержит? Две сестры – и обе хороши! Мамочка работала завзалом, вышла замуж и оставила дочерям квартиру. Для таких вот квартиры сыплются, как из рога изобилия.

Пешеходная дорожка вилась между кирпичными многоэтажками с чахлым кустарником и песочницами во дворах.

– Пришли. На четвертом этаже.

Узкая, довольно грязная лестница. Напрасно майор колотил в дверь. Пожилая женщина, проносившая мимо детскую коляску, ехидно заметила:

– Стучите громче, эти днем спят.

Когда возвращались к автобусной остановке, майор сказал:

– Может, и к лучшему, что не застали. Если Виктор здесь бывает, то вернее нагрянуть утром, часиков в шесть. В это время им негде время убить – и они расходятся по своим берлогам. Утречком подъедете? Заодно обыск сделаем, если понадобится. Но советую – вместе, мне этот район хорошо знаком. До завтра!

– А если в пять?

– Годится!

Рано утром прозвонил будильник, следователь Даука глянул в окно и увидел, что машина опергруппы уже стоит у подъезда. Он прыгнул в брюки, электрической бритвой проехался по щекам и, сопровождаемый недовольным урчанием голодного желудка, сбежал по лестнице.

Участковый стоял в условленном месте и перелистывал какие–то документы; когда подъехал «бобик», он запихнул их во внутренний карман шинели.

– Машина пусть тут постоит. – Майор взял руководство в свои руки. – Увидят в окно, поймут, дело серьезное, а эти дамочки серьезных дел как огня боятся.

Они звонили и стучали, но им никто не открывал. Майор, приложив ухо к двери, внимательно прислушался. Внезапно он зажмурился, и Харий понял, что в квартире кто–то есть.

– Открой, Белла, это я! Не выводи меня из терпения!

Он постучал изо всех сил и снова прижался ухом к двери. По выражению его лица и подмигиванию можно было понять, что там, внутри, зашевелились.

– Белла, открой!

– Кто там? – спросил тревожный женский голос.

– Это я, участковый!

Звякнула дверная цепочка, щелкнул замок, и на пороге появилась заспанная женщина лет двадцати трех или чуть постарше; лампочка, освещавшая лестничную площадку, раздражала ее, она жмурилась. Харий ожидал увидеть расхристанную взлохмаченную особу, но эта скорее была похожа на ухоженную девицу из итальянского коммерческого фильма: наскоро накинутый длинный шелковый халат с декоративной вышивкой, на ногах комнатные туфли с загнутыми кверху носами, бигуди в волосах под газовым платочком. Миловидная женщина.

– Почему не открываешь, когда стучат? – спросил майор, бочком протискиваясь в квартиру.

– А я знаю, кто это ломится среди ночи?

– Какая ночь, люди уже на работу встают. Ты–то где работаешь?

– Вагоны мою. Но сейчас на бюллетене, простыла.

– Покажи больничный!

Женщина отвернулась и стала шарить в секретере.

Ассоциаций с итальянскими фильмами комната не вызывала, но и запущенной ее нельзя было назвать, хотя косметический ремонт все же требовался. Здесь явно не хватало мужской руки. Купленная когда–то дорогая темная стенка успела расшататься, дверца шкафа держалась на одной петле, но следов ночных попоек не было видно.

Харий нарочно оставил наружные двери открытыми и прошел с Беллой и майором в комнату. Если кто и прячется на кухне или в туалете, более благоприятного момента, чтобы дать деру, ему не дождаться. Тут он и наткнется на парней из опергруппы, поджидающих во дворе.

Белла подала майору голубой больничный листок. Взглянув на дату, он вернул его.

– А сестра? – участковый кивнул в сторону соседней комнаты.

– У ее сына сыпь.

– Постучись, я хочу посмотреть.

– Она знает, кто пришел. – Белла отворила дверь и зажгла свет.

На широкой постели лежала женщина постарше и с нею мальчонка с красноватыми пятнами на лице. Нет, ни та, ни другая не прогуливались по рынку с бриллиантами в ушах, сопровождая плута из плутов, смуглые кавказцы ту даму описывали совсем иначе.

Майор ловко опустился на колено и заглянул под кровать. Белла презрительно фыркнула, майор покраснел и сказал:

– Я твоего старика вспомнил, который под кровать забрался, а выбраться не смог. Подумал, может, и сейчас кому надо помочь. Он больше не приходит? Открой–ка заодно шкаф!

Белла открыла шкаф – и там никого.

Все трое вернулись в прихожую, сестра Беллы с мальчиком остались в кровати.

У майора было неспокойно на душе, он обошел остальные помещения, но ничего не нашел.

– Когда ты увидишь Виктора? – внезапно спросил он.

– Какого Виктора?

– Ты знаешь, о ком я спрашиваю.

– Вазова–Войского?

– Да, да… Шило.

– Об этом жуке слышать ничего не хочу!

– Зато мы хотим. Мой коллега прямо жаждет с ним повстречаться. Ведь он у тебя живет, так?

– Жил! Когда отсидел свое, куда ему было податься, вот я его и приютила. Как–никак старая любовь. Приняла, откармливала, как бычка, а он стащил мое барахло и смылся.

– Заявление в милицию написала?

– Ничего я не написала и писать не буду. Пусть подавится!

– Ты все–таки скажи, где его искать.

– Оставьте вы меня в покое… Я за ним по пятам не хожу, за этим идиотом!

– Ты, Белла, голос не повышай, а то ведь я могу и рассердиться.

– Идите к цыганам, там он! – вдруг крикнула из другой комнаты сестра.

В машине майор потер заспанные глаза и, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Ну что я могу с ними поделать? Ничего. Скандалов не устраивают, приводят из кабачка старичков малахольных, те во всем слушаются и ведут себя спокойно. Молодые, цветущие бабы, а сами себя губят. И неглупые, небось понимают, что вечно так продолжаться не может. Мойщицы вагонов с лакированными ноготками! Хороши! Поработают пару недель – и ищи–свищи! Им бы приличному ремеслу обучиться, тогда, может, и встали бы на ноги.

Машина тем временем выехала из квартала и повернула на широкую асфальтированную улицу, параллельную железной дороге.

– Езжай прямо, – сказал майор. – Путь неблизкий.

– Что это она молола о старой любви?

– Чепуха, – махнул рукой майор. – Белла, может, и была для него первой любовью, но никак не наоборот. Во всяком случае, так мне дворничиха рассказывала. Еще когда Виктора в первый раз арестовали. Ей, в свою очередь, поведала мать Виктора. Мамаши, известно, всегда найдут романтическую причину. Краденые денежки он спускал на пару с Беллой, ей все было мало, все грозилась уйти к другому. Ездили кутить в Таллинн, в Ленинград. Подростка ночами нет дома, а мамочка молчит, как заговорщик. Вот и домолчалась до инфаркта.

Между улицей и железнодорожным полотном стоял не огражденный забором розовый дом в два этажа, перед ним выстроился ряд дровяных сарайчиков, темнела чугунная водокачка.

– И этот у меня вот где! – проговорил майор, вылезая из машины. – Все жильцы вроде работают, а на самом деле шляются по Центральному рынку, спекулируют.

– Когда–то тут пасся конь рыжей масти.

– Это давно было. Когда в доме одни цыгане жили.

– А теперь?

– Теперь всякий народ, но все равно гляди в оба. Все время что–нибудь случается. Весной четверых посадили за изнасилование.

Решили, что и на этот раз наверх пойдут вдвоем, а оставшиеся в машине последят, чтобы из дома никто не удрал.

За дверьми был облупленный, грязный коридор с квартирами по обе стороны. Где–то хныкал ребенок, на него покрикивала мать.

– Здесь… Только осторожно, не споткнитесь.

На второй этаж вела крутая скрипучая лестница без перил, со сбитыми ступеньками.

– Как в бочке… Держитесь рукой за стенку, – наставлял майор.

В дальнем конце коридора тускло светилось окно, на дворе светало.

Все же номеров квартир было не разглядеть, и майор принялся считать двери.

– Кажется, тут, – проворчал он и постучался.

Дверь открыли сразу, и Харий увидел женщину, кутающуюся во фланелевый халат. В лицо пахнуло теплым смрадом.

– Доброе утро!

– Доброе… – ответила женщина. Взгляд у нее был робкий и пугливый. Видно, утренние и вечерние визиты милиции были ей не в диковинку, казалось, она уже смирилась с очередной потерей.