Замок Саттон - Дина Лампитт

«Отсрочка суда — это только совпадение или тактика? — думал он. — Я смогу собрать всех пэров не раньше, чем завтра, а значит, у них будут целые сутки, чтобы хорошенько пораскинуть умом над уликами против ее любовников. Если так и задумано, то это весьма ловкий трюк».

Но мертвенно-бледное лицо Розы Вестон смотрело на него, она ждала ответа, и он согласился:

— Да. Мы поедем сейчас же. Но будьте готовы к худшему. У Его Светлости крутой нрав.

— Теперь терять нечего, — пролепетала она.

Несмотря на кажущееся спокойствие этих двух женщин, их молчание обескураживало герцога: а тем временем огромная его барка проплывала мимо прекрасных берегов Темзы, миновала тихие сонные деревни Челси и Ричмонд, тучные пастбища, стремясь туда, где вдали находился самый величественный из дворцов — бывшая собственность давно умершего кардинала Уолси. И вот, наконец, Роза прервала тревожное безмолвие.

— Да возблагодарит вас Бог за это, лорд герцог, — сказала она. — Может, это и не принесет никакой пользы, но, по крайней мере, вы приложили старание.

Но попытки его оказались тщетными. Хотя герцог и знал, что прием у короля будет бесчеловечным, даже он не был готов к тому, что произошло в действительности. Анна Вестон, не проронившая ни слова с момента отъезда из Вестминстера, внезапно закричала: «Сохраните ему жизнь!» — и припала к ногам короля, который сидел, развалившись, на троне с отсутствующим видом и сосал конфету.

С лицом, похожим на саму смерть — чернота траурного убора резко контрастировала с безжизненной белизной ее кожи, — Роза тоже опустилась на колени перед королем Генрихом, ладони ее были умоляюще сжаты, она шептала, как показалось герцогу, тоном, содержащим скрытую угрозу:

— Ваше Величество, сир, я пришла, чтобы ходатайствовать о сохранении жизни мужу — сэру Фрэнсису Вестону. Он не повинен в том, в чем его обвиняют, так как он вообще не способен на такие чудовищные злодеяния.

«Это лишает ее последней надежды, — подумал Норфолк. — Ничего такого ей не надо было говорить. Генрих не допустит, чтобы бросали тень на его суд».

— Ваша Светлость, если вы помилуете его, семейство Вестонов готово отдать все на свете, чем располагает — сто тысяч крон, дом в Саттоне, мои имения в Кендале и Морсби и, кроме того, все строения, включая замок Саттон и все наши земли. Мы согласны полностью разориться, если вы изволите подписать отмену смертного приговора.

На какое-то мгновение герцог заметил, что Генрих готов поддаться соблазну. В обмен на росчерк пера она предлагала целое состояние, к тому же это не обязывало его снять обвинения с остальных троих подсудимых и позволяло продолжить суд над братом королевы. Но затем Норфолк увидел, как маленький рот короля — отталкивающий, затерявшийся в складках жира и клочьях бороды — твердо сжался. Алчность Генриха отнюдь не доходила до глупости. Одно сомнительное решение может скомпрометировать все эти дела о государственных преступлениях. Когда-то красивое лицо исказил раздражающий взгляд — может быть, из-за того, что на какой-то миг он позволил себе обдумывать эту идею, — враз перечеркнувший добрые надежды, утопив их в морс слез. Разгневанный Генрих лениво встал, высокомерно глядя на леди Вестон, будто перед ним была какая-то куча навоза.

— Повесить его, — произнес он, — повесить!

И, перешагнув через нее, как через скамейку для ног, он прошествовал из комнаты, выкрикнув в направлении Норфолка:

— Жду вас у себя немедленно, сэр.

— Помоги нам, Господи, — промолвила Роза. — Он может изменить свое решение?

— Нет, — резко ответил Говард. — К сожалению. Надеяться не на что.

— Посол Франции собирается…

— Посол Франции может пытаться сделать все, что ему заблагорассудится, но никакое чудо не повернет события вспять. Вы же видели выражение лица короля.

— Тогда, лорд герцог, позвольте попросить вас о последней милости.

Говард переминался с ноги на ногу. Генрих был в скверном настроении и явно порицал Норфолка уже за то, что Вестоны прибыли в Хемптонский дворец. Последней каплей может явиться то, что он заставляет королевскую особу ждать себя.

— Мадам, я вынужден сейчас же уходить, надо срочно обсудить некоторые вопросы с Его Светлостью.

— Не смею вас больше задерживать, прошу только передать доктору Захарию сегодня вечером вот это. И она достала из кармана плаща письмо с сургучной печатью.

— Но я намереваюсь эту ночь провести здесь.

— Тогда я могла бы пойти к нему сама, но не знаю, что мне делать со свекровью.

Ее лицо вдруг искривилось, как у маленькой девочки: единственная слеза потекла по крылу носа и повисла на его кончике, при других обстоятельствах это могло вызвать у него улыбку.

— Прошу вас, — настаивала она.

— О, хорошо. Теперь уходите. Скорее возвращайтесь в поместье Саттон. Вот-вот стемнеет.

— Скажите доктору Захарию, что я буду ждать его там.

Норфолк пристально взглянул на нее.

— Не думаю, что даже он способен изменить то, что предначертано судьбой.

Она посмотрела на него глазами, похожими на радугу.

— Но он мог бы попытаться, — слабо возразила она.

* * *

Анна Болейн сидела в высоком кресле в Большом зале Туаэра и размышляла о началах и концах. И действительно, нет ни начала, ни конца, вся жизнь — сплошной круговорот, поэтому событие, с которого началось это необычайное происшествие — любовь девушки к робкому юноше и ее желание отомстить тем, кто их разлучил, — теперь привело к конечной точке. Напротив нее, среди множества лиц, представляющих пэров всего королевства, которые пришли сюда, чтобы осудить ее на смерть, сидел Гарри Перси. Все очарование, все мечты и страстные желания обрывались здесь, в этом зловещем месте; и он, с изможденными глазами, дряблой кожей, с лицом цвета старого пергамента, был не способен даже взглянуть на нее. Помнил ли он то, что врезала в свою память она: страстные юношеские поцелуи, благоухание цветов, всю ночь витающее в воздухе, ощущение его объятий, пение соловья. Желал бы он, чтобы все повернулось вспять, чтобы она, графиня Нортумберлендская, сейчас ждала бы его дома, в окружении рослых ребят с темными, как у матери, глазами и кудрями и девочками с мягкими манерами и кроткими, как их отец? И вместо этого он — камень преткновения всей ее жизни — теперь вынужден участвовать в ритуале, которому предназначено отнять эту жизнь, предопределенная для них игра любви и смерти сыграна до конца — колесо судьбы остановилось. То, что начиналось между Анной и Гарри, тем же и закончилось. Все завершилось. Она бесстрастно смотрела на лица своих врагов. Суффолк с его огромной развевающейся бородой и подлыми глазами, маркиз Экзетерский, сгорбившийся, как стервятник над добычей, граф Дерби и его два соратника-заговорщика, лорды Монтергю и Сэндис, которые без устали трудились, чтобы уничтожить ее. Но ее отца там нет? Вероятно, испугался того, что могут сказать, если он проявит крайнюю бестактность, приняв участие в суде по делу собственного сына и дочери.