Жизнь, театр, кино - Жаров Михаил Иванович

За ночь согнали на равнину сотню волов с большими рогами - "цоп-цобе". Хвосты за ночь им обмотали соломой и поставили головой в ту сторону, куда они должны бежать. Снимать приготовились с трех или четырех аппаратов. Ясно, что дублей делать не удастся, - страховались.

Гостей и неучаствовавших в эпизоде загнали на холм от греха. Бык не артист - подожжешь ему хвост, - черт его знает, куда побежит!

Наконец все на месте. Режиссер, волнуясь, посматривает на операторов, операторы смотрят на небо, а директор смотрит на всех, но больше всего на незанятых в эпизоде людей.

- Не дай бог, быки поранят кого-нибудь. Не расхлебаешь потом беды! - сказал он стоявшему рядом с ним командиру части, которая снималась в массовых сценах.

Командир надвинул на нос от солнца фуражку и, посмотрев в степь, довольно мрачно произнес:

- Да! От быков всего ждать можно! Разрешите, чтобы было все спокойно, я окружу своими людьми место съемки, и если разъяренные быки побегут на народ, мы будем стрелять!

- Давайте, окружайте!

- Солнце на месте, можно снимать, - распорядился оператор.

- Поджигайте хвосты! - крикнул режиссер.

Побежали с факелами, подожгли хвосты.

- Внимание, съемка! Моторы!

- Есть моторы!

Все затихло. Трещат аппараты.

Быки стоят, помахивая хвостами, и никуда не бегут!

Но потом какого-то быка, видно, припекло - он сел на хвост и потушил свой факел.

Очевидно, их стало всех припекать, они поерзали, потерлись хвостами по земле и...

- Стоп!

Моторы остановились.

Быки не бегут!

Что же делать?

Решили дать залп в воздух. Быки, мол, испугаются и побегут. Дали залп. Не тут-то было. Быки только подняли головы от травы, которую жевали, и как бы прислушались, откуда стреляют. Потом опять стали жевать. Стоявший в группе режисеров Корнейчук, обращаясь к своим друзьям, которые хохотали до слез, заметил:

- Ну вот, а говорят мы сценарии не пишем! Написал, у них быки не бегут!

Было смешно и конфузно.

Но вдруг все радостно закричали: "Ура!" - и начали снимать.

Пока обсуждали, как заставить быков бежать, - пацаны, в которых никогда нет недостатка на съемках, взяли какие-то жерди и начали колоть и толкать быков в зад. Задние быки побежали, толпа зашумела, заорала, тогда дрогнули и побежали все остальные быки. Но бежали они не по заданной трассе, а как попало, в разные стороны, и в объектив аппарата попало всего несколько штук. Мы потом смотрели пленку - в пыли, которую подняли быки, бежали всего пять или шесть "рогачей", подняв хвост дудкой.

Как мне объяснили, в лаборатории шесть быков, снятых на негативе, превратили в восемнадцать посредством трюковой печати.

Всемогущая техника кино спасла сцену...

Власть образа

Пусть мне не удалось сыграть Гаврилу в театре. Зато всю свою страсть к этой роли я вложил в полюбившийся образ кинофильма. Все во мне было подчинено этой роли, я жил ею, знал всю подноготную Гаврилы, знал его до корней волос. Возбужденная и взбудораженная фантазия обостряла и роль, и все мои наблюдения в жизни. Курьезы, которые я рассказал, смешны и порой даже похожи на анекдоты. "Ах, так не бывает", - скажут иные. Может быть, и действительно так не бывает, но возбужденная фантазия создает, досочиняет, она во время творчества могуча. То, что проходит порой мимо сонного глаза наблюдателя, я вижу своими обостренными до предела нервами ясно, точно, хорошо.

Тогда роль набирает глубину. Смешное и неловкое чередуются и оттеняют драматическое и возвышенное.

Трагическое рождается и возникает естественно, и так же естественно и просто оно потрясает. В этом - смысл переходов, ключ к трудным и, казалось бы, невыполнимым кускам.

Кино дает тебе воздух, создает атмосферу и разбег с длинной дистанции, если тебе нужен этот разбег.

Меня часто спрашивают: вам не мешает свет, который слепит глаза; люди с бесстрастными лицами, рядом стоящие и деловито исполняющие порученную работу; ограниченное аппаратом пространство и, наконец, микрофон, о котором тоже надо помнить?

Нет! Не мешают, если ты во власти образа.

И да! Очень мешают, если ты прицеливаешься, ищешь, примеряешься к роли, обманываешь и себя, и других: "У меня все уже найдено - только не мешайте жить! .

Не верьте - это шаманство! Это рисовка или, если хотите, каприз "звезды". Подлинное творчество, оно демократично к окружающему. "Найти себя в образе", "Быть в образе" - это не мистика и не сумасшествие, это творческое воссоздание образа человека, в которого актер перевоплощается, уходя и возвращаясь, по своему желанию, в раз найденный и обретенный образ. А раз это так, то, находясь в образе, артист владеет им безраздельно, и окружающее мешать ему не может.

Закончив съемки и поставив точку, я с печалью снял с себя костюм, который стал таким родным, таким необходимым для моей второй жизни - в образе родного для меня Гаврилы. Бороду и усы я не снимал, а как бы отрывал с кровью. Мне было до слез жалко расставаться с куском моей жизни, прожитой в XVII веке.

Но время летит вперед. Смахнув слезу, я сел в поезд Киев -Львов. А к утру уже жал руку Каплеру, который был готов для поездки со мной по местам Котовского.

Братья Васильевы

План наш был прост: отдохнуть в Моршане, в санатории с шикарным названием "Хрустальный дворец", а затем поехать по Западной Украине, заглянуть в Черновцы и обратно в Львов через села и местечки, где бывал Котовский. Но обстановка тех мест была сложная: то ли шли военные маневры, то ли еще что-то, но передвигаться по дорогам было очень трудно. До Черновиц мы ехали с писателем Авдеенко в его машине. Помню большой митинг в городском театре, где мы собрались на встречу с интеллигенцией. Митинг открыл Корнейчук, выступали очень ярко и горячо Довженко, Бажан, Михалков, Луков. Я приветствовал коллег от имени артистов кино. Это был центр Буковины, город очень колоритный, здесь сосредоточивались торговые интересы многих

капиталистических стран. Реклама, яркая и броская, вывески и витрины фирменных магазинов ошеломили своим количеством, свидетельствуя о жестокой конкуренции, которую развили международные купцы в этом малюсеньком городке.

Эта поездка, кроме поверхностного знакомства с бытом и людьми, для съемок ничего не дала. Может быть, сказывалась трудная зимняя работа - я был утомлен и невольно подчинился инерции отдыха. Вернулся во Львов окрепший и огрубевший от ветра дорог. Встретил в гостинице братьев Васильевых, которые долго и весело хлопали меня по плечам, а потом потащили обедать. Такой наскок несколько озадачил меня: раньше встречи наши ограничивались краткими: "Здравствуйте!" да "Прощайте!". За обедом все выяснилось: я был нужен им для картины "Оборона Царицына". Отрывок из этого сценария я случайно прочел в одном из журналов. Сценарий сейчас лежал на столе, прикрытый широкой ладонью Георгия Васильева.

- Вот возьмите сценарий, прочтите его, а вечером мы поговорим. Сидим мы уже здесь три дня и пора уезжать, -работа ждет. Дело за вами!

- А что за роль? - робко спросил я, хотя знал, что сидеть между двумя стульями долго нельзя, и придется им сказать, что я уже занят.

- Роль главная, две другие - это исторические фигуры, их играть надо в документальных рамках, а ваша -художественный домысел, играй, рви страсти, смеши. Делайте все, на что вы такой мастак. Все подходит и все будет украшать роль казака Перчихина, которую мы писали, думая о тебе! - переходя на интимное "ты", закончил Сергей.

"Боже мой! - подумал я. - И эти писали, думая обо мне, вот уж поистине - не знаешь, где найдешь, где потеряешь. А как же Котовский? Его тоже пишут, глядя на меня?! Но у Каплера ведь еще нет сценария и есть только "Места Котовского", по которым нам даже не удалось проехать? А тут вот лежит готовый, пухлый сценарий в две серии, который ставить будут чудесные мастера "Чапая". Есть о чем погрустить!"