Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Третий отдел имел своих представителей, или офицеров линии Ν, во всех районных отделах на территории ГДР[1131]. Они искали людей, чьи биографии могли быть использованы в легендах нелегалов. Проверки осуществляли агенты КГБ в восточногерманских лагерях для репатриантов и учреждениях, работавших с репатриантами, для получения имен лиц прибывавших из Западной Германии или других стран, а еще лучше, просившие разрешения поселиться в Восточной Германии. Посмотрев на такого человека и убедившись, что он всерьез намерен переселиться на Восток, офицеры КГБ старались его завербовать и взять с него обязательство хранить тайну, но никогда не говорили ему о том, что его фамилией и биографией воспользовался нелегал КГБ, живущий где-нибудь на Западе. Это была очень напряженная работа, которую следовало делать в максимально короткий срок, что объясняет, почему Третий отдел в Карлсхорсте всегда был самым многочисленным в аппарате КГБ[1132]*.

Другой стороной деятельности Третьего отдела была также подготовка и подделка документов для нелегалов, и с этой целью в аппарате Карлсхорста был целый штат специалистов по документации. Отдел руководил вспомогательными агентами поддержки — Рунге называл их практикантами — в ГДР, которые помогали снабжать нелегалов легендами и документами и учить их специфике нелегальной работы. В этом смысле ГДР была бесценной территорией для управления «С», ибо здесь можно было в полной безопасности под прикрытием ГДР жить и осваивать условия работы за границами СССР.

Проверка и обучение будущих нелегалов в ГДР — Рунге принимал в этом участие — были поставлены очень серьезно, и агенты сдавали трудный «экзамен», прежде чем получали свое первое назначение. В одном из обучающих сценариев Рунге была дана роль ярого антисоветчика, западно-германского бизнесмена, который якобы посетил Восточную Германию и был знаком с людьми из Западной Германии и США, имевших потенциальный интерес для КГБ. Кандидаты получали информацию о приезде в ГДР «западного немца, а дальше они должны были сами разработать вступление в контакт и развитие операции. В роли западного немца Рунге оспаривал взгляды студента на текущие события, искушал его женщинами и/или алкоголем и старался затруднить получение информации по интересующему его предмету. Он проверял политическую надежность будущего нелегала, его моральную устойчивость, профессиональную компетентность и изобретательность. После окончания операции Рунге ставил оценки, а сами операции обсуждались с Наливайко и представителями других отделов в Карлсхорсте. Судя по сообщению Рунге, из тридцати—сорока кандидатов, находившихся на подготовке, некоторые были немецкими агентами, выбранными для нелегальной работы, а другие — советскими нелегалами, завершившими образование в Москве и проходившими практику в ГДР. Иногда ему не удавалось определить, к какой группе принадлежит будущий агент, потому что приезжавшие из СССР «великолепно владели немецким языком»[1133].

Весной и летом 1967 года Рунге был в Карлсхорсте, а Борис Наливайко, начальник Третьего отдела аппарата, готовился к возвращению в Москву, а на его должность назначался его заместитель Мариус Юзбашьан, который оставался в Восточном Берлине до 1970 года, то есть до возвращения Наливайко, получившего последнее заграничное назначение. В своих воспоминаниях Наливайко написал, что, возвратясь в Карлсхорст, он не нашел «глобальных перемен в агентурно-оперативной работе». Когда же он в последний раз покидал Карлсхорст в 1974 году, то не сомневался в важности Восточной Германии для нелегальных операций КГБ, отметив, что в тот год Москва назвала работу Третьего отдела «весьма удовлетворительной»[1134].

Приложение 8. СОВЕТСКИЕ АКТИВНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ: КРАТКИЙ ОБЗОР

Не вызывает удивления точка зрения Анатолия Голицына, будто активные мероприятия советской разведки начались в 1959 году при Александре Шелепине, когда был создан отдел «Д». Первое сообщение по этому поводу 1952 года было признано «единственным относительно полным освещением предмета (дезинформации), полученным от советского источника»[1135]. Специалисты из западных контрразведок, естественно, знали о том, что Советы едва ли не с первых лет используют дезинформацию, однако у них никогда не было маломальской истории предмета. Согласно архивам СВР «специальное бюро дезинформации» было создано в Государственном политическом управлении (ГПУ) 11 января 1923 года с единственной целью — «ломать контрреволюционные планы и вражеские заговоры». Задачи этого бюро были схожи с теми, что выполнялись будущими подразделениями дезинформации, и нацелены на внутренних и внешних врагов нового режима[1136].

В то время отношение к активным мероприятиям было далеко не бесхитростным. Новому органу дезинформации было приказано в первую очередь отмечать доклады, получаемые ГРУ, управлением разведки Красной армии и другими службами, касающиеся информации о России, доступной иностранным разведкам, а также сведения о характере информации, которую стремится добыть противник. Анализ этих факторов должен затем помочь в подготовке информации для передачи противнику, создающей искаженную картину внутренней обстановки в России, в ее Во-оружейных Силах и т. д. Фактически Комитет информации (КИ) с момента своего создания в 1947 году был глубоко вовлечен в осуществление активных мероприятий, продолжающих традицию ЧК, а именно — использовать разведку для продвижения вперед советских целей. В своей записке Сталину в сентябре 1947 года о создании Комитета информации Молотов в качестве первоочередных задач новой организации включил меры, направленные на то, чтобы: «срывать маски с антисоветской деятельности иностранных кругов, влиять на общественное мнение в других странах, компрометировать антисоветски настроенных политиков в иностранных правительствах». Эти задачи остались в силе и когда Комитет информации был передан Министерству иностранных дел, и резидентурам КИ было поручено создавать агентурные сети во влиятельных органах прессы и пропаганды»[1137]. Именно подразделение дезинформации как составная часть КИ руководило активными мероприятиями в 1947—1951 годах, в первые годы борьбы Востока и Запада за будущее Германии. Тем не менее, когда внешняя разведка как составная часть государственной безопасности была возвращена из КИ в МГБ, дезинформация в МГБ не вернулась[1138].

Когда произошла эта подвижка и остался «малый» КИ внутри Министерства иностранных дел, отдел дезинформации, известный как служба 2 или служба «Д», сохранился как часть «малого» КИ (Гоголевский бульвар в Москве). Он действовал как внешняя часть отдела активных мероприятий Первого Главного управления КГБ, но его деятельность оставалась скрытой от большинства сотрудников «малого» КИ[1139]. Важной частью работы этой службы было подготовка дезинформации, в основе которой были сообщения внешней разведки, а потом передача ее зарубежной прессе с помощью надежных каналов для компрометации политики, враждебной СССР[1140]. В то же время служба «Д» участвовала в тайных пропагандистских мероприятиях, предпринимаемых Первым Главным управлением КГБ. Один из примеров — план использования возможного дезертирства западногерманского разведчика Фридриха Хайнца. Этой операцией руководил Евгений Питовранов, руководитель аппарата КГБ в Карлсхорсте, и она противостояла попыткам Запада создать Европейское оборонительное сообщество. Позднее отдел перешел в ведение — более формальное, но не менее секретное — отдела Министерства иностранных дел, координировавшего внешнеполитические цели с программами активных мероприятий, осуществлявшихся по каналам внешней разведки. Проведение активных мероприятий осуществлялось при координации их с разведывательными данными, получаемыми от таких отделов Первого Главного управления, как географические отделы, отдел информации и контрразведки.

Тем не менее именно громоздкая бюрократия, работавшая в тесной связи с германским отделом, подготовила и провела эффективные атаки на Западный Берлин как «шпионское болото». Эта кампания должна была достигнуть кульминации прямо перед четырехсторонним совещанием по Берлину, которое, как надеялся Хрущев, состоится до истечения срока его ультиматума. Атаки на Западный Берлин составляли первую фазу более широкой программы активных мероприятий в поддержку советских планов относительно Берлина. Другие «фазы» были разработаны и запущены отделом «Д» после его создания Шелепиным в январе 1959 года. Возглавленный специалистом по европейским делам Иваном Агаянцем, новый отдел соединил вместе сотрудников из разных отделов Первого Главного управления для создания и координации дезинформационных программ. Западноберлинская «шпионско-болотная» кампания была очень активной, однако Голицын в своей книге не считает ее дезинформационной операцией новой методологии — или сверхпланом дезинформации, касающегося будущих событий в коммунистическом лагере. Во время берлинского кризиса, то есть в 1958—1960 годах, Хрущев, Центральный комитет, советское правительство и отдел «Д» в КГБ, как пишет Голицын, всю свою энергию отдавали советско-югославским отношениям[1141].