Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

а я приобрёл массу проблем из-за мерзавца Отиза.

— Отиз мёртв по приказу моего сына, — Бертран нахмурился, — а я не был выгодной партией, чтобы охотиться за мною, как ты пытаешься тут намекать.

— Хм, интересно, — он высокомерно приподнял голову, откровенно неприязненно разглядывая Катерину, показывая, что друг Берт и его жена заслуживают разного отношения от графа Тулузского. — Не знаю, чем она тебя взяла, но эта сеньора будет мстить мне за то, что я бросил её у алтаря.

— Вы ошибаетесь, — тихо ответила Катя, не желая устраивать среди жадных до зрелища глаз публичный скандал.

— Вы были жалкой в тот день, и отрицать это бессмысленно.

— Я находилась в плену и в беде, поводов для радости не было.

— Раймунд, моя жена — достойнейшая из всех женщин, я не позволю даже тебе оскорблять её, — задвигая Катю за свою спину, Берт встал напротив графа, предлагая немедленное сражение.

— О чём ты, друг! — чуть скривившись, усмехнулся Раймунд. — Не хватало нам ещё ссорится из-за женщины. Мне просто горько осознавать, что моя жизнь сейчас находится в руках твоей жены.

Гордо приподняв голову, он отступил и ушёл в тень, а с Бертрана слетела вся злость. Катерина опустила глаза. Граф оказался отличным манипулятором и своим отступлением он выиграл маленькую битву. Берт знает его как друга, как боевого товарища, но забывает, что тот с рождения живёт среди изворотливых политиков.

— Катрин.

— Берт, клянусь тебе, была бы возможность выкупить его, я бы это сделала, но нам не выбраться отсюда без сопровождающих! Подумай о том, что нам делать, если мы выйдем за ворота аги Яваша вместе с графом? Без животных, без оружия, без еды! Нас схватит кто-нибудь и заберёт в рабство.

— Рабы тут никому не нужны! Нас тут и так слишком много, это даже опасно для города. Но я согласен с тем, что ты говоришь, и не могу тобою рисковать.

— Берт, как же я рада! Обещаю тебе, мы быстро доберёмся до дома и соберём выкуп для графа. Корабль пойдёт налегке, ветра усилились, мы домчимся быстрее птиц!

— Очень хорошо, любовь моя, потому что я остаюсь.

— Что?

— Я верю, что ты сможешь организовать выкуп графа, только сама оставайся дома и больше не рискуй так, а я останусь с Раймундом, иначе ему не выжить здесь. Он не привык к таким условиям, и хотя он старается держаться, но как только я уеду, он сдастся.

— Берт, нет! Не зли меня, а то поедешь домой связанным!

— Катрин, ты сама говорила, что я человек чести, так почему же сейчас ты толкаешь меня на бесчестный поступок?

— Иногда я тебя ненавижу.

— Знаю, любовь моя, знаю, — он приобнял её на короткое мгновение и отступил из-под света факела, чтобы присоединиться к затаившемуся в тени графу.

Раймунд ненавидел эту женщину. Раньше он винил во всём Отиза, не слушая наставления аббата о том, что такие Отизы всегда найдутся на его голову, если он будет давать повод. Теперь Раймунд понял, что именно встреча с этой костлявой сеньорой меняет его жизнь.

Тогда он вступил в орден, поставив под угрозу всё своё наследство и лишь усилия короля с аббатом позволили придумать особые условия, по которым он мог как бы состоять в ордене и как бы не быть ему ничем обязанным. Сейчас вновь его судьба в её руках. От неё зависит, будет он жить или умрёт.

Была бы она хотя бы красива, наверное, было бы не так обидно. Что в ней нашёл Берт? Чем прельстился толстяк ага, что решил отпустить её мужа? Какими чарами она владеет? А другу бесполезно что-либо говорить, если он околдован, остаётся надеяться на его верность, на честь, которые сильны в нём и никакой ведьме неподвластны.

Утром следующего дня все домочадцы готовились к празднику. Это домашнее торжество, но родственников должно было собраться столь много, что слуги сновали с рассвета, норовя всё успеть. Катерина еле вырвала для себя Дохик из жадных ручек девочек, желающих выглядеть на празднике красивыми. Она собиралась сама сходить к ювелирам, чтобы продать медальон.

Хватило визита к двум мастерам, чтобы понять, что именно такие, как она — лакомая добыча для поживы. Нуждающаяся в деньгах сеньора — это как вывеска для призыва «обмани меня».

Катерина не смогла продать медальон, хотя, видя её упёртость, один из мастеров поднял цену, но это было бессмысленно. Оставалось надеется на то, что ага, освободившись от навалившихся на него дел, поможет продать украшение по хорошей цене и не выставит её из дома сразу после праздника. Бертрана она собиралась вывезти, несмотря ни на что.

Вернувшись, она сразу была вовлечена в кутерьму. Женщины собрались вместе и обсуждали недавнее происшествие, заинтересованно смотрели в сторону гостьи. Потом в помещение внесли большую каменную плиту, поставили её на пол, и все расселись вокруг на подушках.

После короткой молитвы было позволено угощаться. Катя с удивлением отметила, что не все женщины были мусульманками.

— Это язычницы, — шепнула ей соседка справа, — верят в солнце, ветер и мать кобылицу, — хихикнула она.

— Не слушайте эту завистницу, — наклонилась к Катерине соседка с другой стороны, — свет и огонь в их вере всего лишь зримое воплощение Бога в нашем мире. А верят они в осознанность действий, в гармонию духовного тела и физического…

— Что ты болтаешь? Хочешь склонить нашу гостью в их веру? «Счастье тому, кто желает счастья другим»[37], — насмешливо процитировала кого-то соседка справа, но спор затих, не успев разгореться.

Ввели Юмна и женщины вручили ему подарки. Мальчик улыбался, благодарил и торопился уйти на мужскую половину, однако, Кате было приятно, что её дар заинтересовал его и он не выпустил лабиринт из рук. Потом все вышли в сад, чтобы посмотреть на приглашённых танцовщиц, после уже сами танцевали. В какой-то момент к Катерине подошла богато одетая красивая женщина средних лет и прошипела ей в ухо:

— Если ты не уберёшься отсюда завтра, то пожалеешь.

Это было предупреждение второй жены аги Яваша Айкун, и ответа не требовалось. Но ещё хуже оказалось, что после трудного и шумного дня Катю позвала к себе в покои байбише, чтобы вежливо намекнуть о том, что гостье пора домой.

— Меня задерживает невозможность продать украшение, — попробовала Катерина воспользоваться заинтересованностью старшей жены в её скором отъезде.

— Для вас сделано немало, вы злоупотребляете нашим радушием, — размеренно произнесла каждое слово байбише и удостоила Катю долгим взглядом, чуть сдвигаясь в сторону, чтобы гостья увидела валяющийся свой подарок для Юмна в разломанном виде, но той отступать было некуда.