Политический порядок в меняющихся обществах - Сэмюэл Хантингтон

В сообществах традиционного типа нет партий; модернизация требует возникновения партий, но это вызывает сопротивление. Этому есть три причины. Консерваторы сопротивляются, потому что видят в партиях, с полным на то основанием, вызов существующей социальной структуре. В отсутствие партий политическое лидерство связано с позицией в традиционной социальной и институционной иерархии. Партии представляют собой инновацию, внутреннее несовместимую с властвованием элиты, базирующейся на наследовании, социальном статусе или владении землей. Консервативное отношение к партиям хорошо выражено в предостережении, сделанном Вашингтоном в 1794 г., что «самовозникающие общества … постоянно порождают недоверие, зависть и, конечно, недовольство» в народе, и, если этого не остановить, они разрушают управление страной5.

Естественно, что правящий монарх склонен видеть в политических партиях силу, которая либо бросает вызов его власти, либо очень осложняет его усилия в направлении сплочения и модернизации страны. Попытки совместить монархическое правление с партийным почти всегда кончаются провалом. Приходится делать выбор между Болингброком и Бёрком; для индивида или группы, желающих совместить консервативную власть с модернизацией, первый вариант гораздо более привлекателен. Модернизирующий монарх обязательно видит себя «Королем-Патриотом», призванным «…не разводить партии, но править, как общий отец всего своего народа»6. Консервативные лидеры, не обладавшие монаршим саном — СаритТанарат, Айюб Хан, Франко, Ли Сын Ман, — разделяли общее отношение к партиям, хотя могли быть вынуждены идти в этом плане на компромисс. Проблема в том, что государство без партий лишено и институционального инструмента устойчивых изменений, и смягчения шока от этих изменений. Его способность к политической, экономической и социальной модернизации сильно ограничена. «Режим без партий — это неизбежно режим консервативный», — как сказал Дюверже7.

Консервативная оппозиция партиям в модернизирующемся обществе дополняется оппозицией административной. Чистый консерватизм равно отрицает аспект политической активности и аспект рационализации. Администратор, противящийся партиям, признает необходимость рационализовать социальные и экономические структуры. В то же время он против подразумеваемого модернизацией расширения участия народа в политике. Его идеал — бюрократия, цель — эффективность и избегание конфликта. Партии в его глазах лишь вносят иррациональные и своекорыстные мотивы, препятствующие эффективному преследованию целей, относительно ценности которых каждый должен быть согласен. Административный оппонент партий может носить самые разные одежды, но скорее это не гражданский костюм (mufti), а военная униформа.

Третий источник сопротивления партиям — те, кто допускает политическую активность, но не признает необходимость ее организовать. Это популисты в духе Руссо, приверженцы прямой демократии. Консерватор верит, что существующая социальная структура достаточна для того, чтобы обеспечить связь между народом и правительством. Администратор считает, что это обеспечивается бюрократией. Популист отрицает потребность в какой-либо структуре, связывающей население с политическими лидерами. Он проповедует «беспартийную демократию». Джайяпракаш Нарайян[63] — единомышленник Насера и Хайле Селассие в их отказе признать партии уместными для политики модернизации.

Консерватор видит в партиях вызов установленной иерархии; администратор — угрозу рациональному управлению; популист — препятствие выражению народной воли; но всех критиков объединяют некоторые общие темы. Наверное, самым эффектным и красноречивым образом их выразил Вашингтон, когда предостерегал против «подрывных влияний партийного духа» на американскую государственную систему. Партия, говорил он, «всегда отвлекает общественные советы и ослабляет администрацию. Она возбуждает зловредную зависть и ложные озабоченности, разжигает враждебность одних против других, иногда поднимает бунт и внутренние войны. Она открывает двери подрывным иностранным влияниям, которые, используя партийные страсти, добираются до самого правительства. Тем самым политика и воля страны оказываются подчинены политике и воле другой страны»8.

Эти замечания Вашингтона очень точно выражают четыре главных обвинения против партий, которые мы слышим сегодня. Партии способствуют разложению и административной неэффективности. Они разделяют общество, противопоставляя одни его части другим и провоцируя конфликт. Как сказал Айюб Хан, партии «разделяют людей и смущают их дух». Они способствуют нестабильности государства и его политической слабости. Они открывают его внешним влияниям и проникновению враждебных сил. Если предоставить свободу развитию партий, по крайней мере одна из них станет, как сказал лидер одной из модернизирующихся стран, инструментом ЦРУ.

В аргументах против партий отражаются обстоятельства их происхождения на ранних стадиях политической модернизации. Это аргументы не столько против партий, сколько против слабых партий. Коррупция, общественная раздробленность и нестабильность, подверженность внешним влияниям — все это характеризует слабые партийные системы, но не сильные. Это общие черты политических систем, которые лишены стабильных институтов социального контроля. Партии действительно могут способствовать общественному разложению, но со становлением сильной партии разрозненные частные интересы заменяются институциализованным общественным интересом. На ранней стадии своего развития партии выступают как продукт раскола общества и как инструмент усугубления конфликта, но, набирая силу, они начинают выполнять роль пряжки, что скрепляет разные социальные силы и создает основу лояльности и идентификации, выходящих за границы местных группировок. Кроме того, упорядочивая процедуры преемственности лидерства и включения в политическую жизнь новых групп, партии оказываются скорее основой стабильности и плавных изменений, чем источниками потрясений. И наконец, если слабые партии могут вправду оказаться инструментом внешних сил, сильные в большой степени выступают в качестве институционных механизмов, защищающих политическую систему от такой опасности. То зло, что приписывают партиям, — это в действительности атрибут неорганизованной и деструктивной политики клик и враждующих фракций, политики, характерной для ситуаций, где партии либо отсутствуют, либо слишком слабы. Лечение состоит в развитии политической организации, и в модернизирующемся обществе политическая организация есть система партий.

Тем не менее широкое распространение недоверия к партиям есть свидетельство политики подавления партийной активности во многих модернизирующихся обществах. В глубоко традиционной политической системе элиты обычно пытаются предотвратить возникновение партий. Как профсоюзные организации и крестьянские ассоциации, партии там нелегальны. Иногда в таких системах смягчение запретов позволяет каким-то формам политических объединений выходить на поверхность, но в большинстве случаев традиционный правитель и традиционная элита стараются ограничить политические группировки внутриэлитными фракциями и кликами, действующими внутри бюрократии или законодательного собрания, если таковое существует. Так, например, в 1960-х гг. не было еще партий в Эфиопии, Ливии, Саудовской Аравии, Иордании, Кувейте и еще в некоторых из сохранившихся монархий, по большей части микроскопических. В других традиционных системах, таких, как Таиланд и Иран, партии в какой-то момент существовали, хотя и в очень слабой форме, но обычно были либо нелегальными (Таиланд), либо свирепо подавлялись (Иран). Во всех этих системах с развитием модернизации росла необходимость в организации политической активности. В ряде случаев эти системы проявляют все знаки современной стабильности, но те усилия, что прилагаются там для предотвращения развития политических партий, делают их априорно нестабильными. Чем дольше длится организационный вакуум, тем более взрывоопасным он становится.

В большинстве модернизирующихся обществ правительства время от времени проводят политику подавления партий. Иногда им позволяют формироваться либо в рамках традиционных парламентов, либо прямо в народе. Могут они возникать и в ходе борьбы с колониальным правлением. В дальнейшем могут прилагаться усилия для уменьшения их влияния и ограничения как политической активности населения, так и возможностей ее организации. В Марокко, например, монарх вновь утвердил свою власть после периода довольно интенсивного партийного развития. Чаще после того, как партии были ослаблены и раздроблены, власть захватывает военный диктатор и запрещает их, пытаясь править чисто административными средствами. В большинстве латиноамериканских стран в то или иное время партии были запрещены. То же самое и в Африке, и в Азии: в результате военных переворотов и свержения национальных лидеров, пришедших к власти с обретением страной независимости, партии запрещались. Обычно это сопровождается усилиями снизить уровень общественного сознания и активности. В Испании, например, Фаланга послужила ценным инструментом мобилизации и организации поддержки мятежников, как в ходе, так и непосредственно после гражданской войны. В дальнейшем, однако, франкистский режим предпочел политическую стабильность политической активности. В результате Фаланга утратила свое значение.